Реквием - Оливер Лорен - Страница 39
- Предыдущая
- 39/66
- Следующая
Я надеялась, что она поймет намек и уйдет, но девушка просто кивает и остается стоять, безмолвно взирая на меня.
Я принимаюсь импровизировать, подыскивать предлог:
— Не могли бы вы оказать мне услугу? Раз уж я уже здесь, не могли бы вы сходить наверх и попытаться отыскать образцы цветов, которые мы давали миссис Харгроув на время? Флорист хочет получить их обратно. А миссис Харгроув говорила, что она оставит их для меня в спальне — возможно, на столе или еще где-нибудь.
— Образцы цветов?..
— Да, такая большая книжка, — поясняю я. А потом добавляю, поскольку девушка так и продолжает стоять: — Я подожду здесь, пока вы их найдете.
Наконец она оставляет меня одну. Я жду, чтобы она поднялась по лестнице, прежде чем отважиться вернуться в коридор.
Дверь в кабинет Фреда закрыта, но, на мое счастье, не заперта. Я проскальзываю внутрь и тихо закрываю дверь. Во рту у меня пересохло, а сердце готово выскочить из груди. Мне приходится напомнить себе, что я не сделала ничего плохого. Во всяком случае, пока что. Формально это и мой дом тоже — ну, или очень скоро им будет.
Я ощупываю стену в поисках выключателя. Это риск — свет будет виден в щель под дверью, — но, если я примусь шарить тут в темноте, переворачивая мебель, слуги прибегут сюда еще быстрее.
В комнате господствуют большой стол и кожаное кресло с прямой спинкой. Я узнаю один из призов, завоеванных Фредом в гольфе, и серебряное пресс-папье, стоящие на книжных полках — пустых, помимо этих двух предметов. В углу большой металлический канцелярский шкаф. Рядом с ним, на стене — большая картина, портрет мужчины, возможно, охотника, стоящего в окружении разнообразных звериных туш, и я поспешно отвожу взгляд.
Я направляюсь к канцелярскому шкафу — он тоже не заперт. Я продираюсь через множество финансовых документов — выписок из банковских счетов, налоговых вычетов, квитанций и расписок о взносе депозита — примерно за последние лет десять. В одном из ящиков информация о служащих, включая фотокопии удостоверений личности персонала. Девушку, впустившую меня, зовут Элеанор Леттери, и она моя ровесница.
А потом, в дальней части самого нижнего ящика я нахожу, что искала: неподписанный конверт, а в нем — свидетельства о рождении и о браке Касси. Никаких документов, удостоверяющих развод, нет - только сложенное вдвое письмо, напечатанное на плотной почтовой бумаге.
Я быстро просматриваю начало. «Данное письмо касается физического и психического состояния Кассандры Меланеи Харгроув, урожденной О'Доннел, вверенной моему попечению...»
Я слышу шаги, быстро движущиеся к кабинету. Я впихиваю папку на место, ногой задвигаю ящик и сую письмо в задний карман, благодаря бога, что я додумалась надеть джинсы. Я хватаю со стола ручку. Когда Элеанор распахивает дверь, я победно взмахиваю ручкой прежде, чем она успевает заговорить.
— Нашла! — радостно восклицаю я. — Представляете, я даже не додумалась прихватить с собой ручку! У меня сегодня не мозги, а каша.
Элеанор мне не верит. Я это вижу. Но она не может прямо обвинить меня.
— Там нет книги цветов, — медленно произносит она. — Никакой нет книги нигде, куда я могла заглянуть. Очень странно.
Струйка пота ползет между моими грудями. Я вижу, как Элеанор обшаривает кабинет взглядом, словно выискивая, не нарушен ли где порядок и все ли на своих местах.
— Думаю, сегодня мы все всё перепутали. Извините.
Мне приходится проталкиваться мимо Элеанор, отодвигать ее с дороги. Я чуть не забываю нацарапать записочку миссис Харгроув. «Вам на утверждение», — пишу я, хотя на самом деле меня мало волнует, что она думает. Пока я пишу, Элеанор стоит у меня над душой, словно подозревает, что я собираюсь что-то украсть.
Она опоздала.
Вся операция заняла каких-нибудь десять минут. Рик еще даже не выключил двигатель. Я ныряю в машину.
— Домой, — распоряжаюсь я. Пока Рик выводит машину с подъездной дорожки, я, кажется, замечаю Элеанор, смотрящую на меня из окна.
Безопаснее было бы подождать, пока я не окажусь дома, но я не могу удержаться и разворачиваю письмо. Я внимательнее присматриваюсь к шапке на фирменном бланке. «Шон Перлин, доктор медицины, руководитель отдела хирургии, Портлендские лаборатории».
Письмо короткое.
«Тому, кого это может касаться.
Данное письмо касается физического и психического состояния Кассандры Меланеи Харгроув, урожденной О'Доннел, вверенной моему попечению и наблюдению в течение девяти дней.
По моему мнению, как профессионала, миссис Харгроув страдает острыми галлюцинациями, спровоцированными сильной психической нестабильностью. У нее наблюдается фиксация на мифе про Синюю Бороду и связанный с ним страх преследования. Она глубоко невротизирована, и улучшение, на мой взгляд, маловероятно.
Ее состояние носит дегенеративный характер. Возможно, оно было спровоцировано определенным химическим дисбалансом, случившимся в результате процедуры, хотя сказать что-либо точно невозможно».
Я несколько раз перечитываю письмо. Значит я была права: с Касси действительно что-то было неладно. Она повредилась в рассудке. Возможно, из-за процедуры, как это случилось с Уиллоу Маркс. Странно, что никто этого не заметил до того, как она вышла замуж за Фреда, но, думаю, иногда такие вещи происходят постепенно.
Но мои завязанные узлом внутренности никак не желают развязываться. За отточенным слогом врача скрывается отдельное послание — послание страха.
Я вспоминаю историю Синей Бороды — историю мужчины, красивого принца, который держал одну из дверей своего прекрасного замка запертой. Он сказал своей молодой жене, что она может входить в любую комнату, кроме этой. Но однажды любопытство одолело ее, и она обнаружила, что в комнате висят тела мертвых женщин. Когда принц обнаружил, что жена нарушила его приказ, он добавил ее к этой ужасной, кровавой коллекции.
В детстве я боялась этой сказки: сваленные в кучу выпотрошенные тела, бледные руки, невидящие глаза...
Я аккуратно сворачиваю письмо и прячу обратно в задний карман. Я веду себя как дура. Касси была дефективной, как я и думала, и у Фреда имелись все основания развестись с ней. Из того, что она больше не числится в системе, вовсе не следует, что с ней произошло что-то ужасное. Возможно, это просто административная ошибка.
Но всю дорогу до дома я не могу выбросить из головы странную улыбку Фреда и то, как он произнес: «Касси задавала слишком много вопросов».
И меня одолевают непрошеные, нежеланные мысли. А что, если Касси вправду было чего бояться?
Лина
Первую половину дня мы не видим никаких признаков присутствия войск, и я начинаю задумываться — а вдруг Ла соврала? У меня зарождается надежда. Возможно, никакого нападения на лагерь не случится и с Пиппой все будет в порядке. Конечно, все равно останется проблема с треклятой речкой, но Пиппа придумает, как ее решить. Она как Рэйвен — рождена, чтобы выживать.
Но в середине дня мы слышим отдаленные выкрики. Тэк вскидывает палец и жестом призывает к молчанию. Мы застываем, а потом, по мановению руки Тэка, рассеиваемся по лесу. Джулиан хорошо освоился в Диких землях, в том числе обладает умением прятаться. Вот только что он стоял рядом со мной — а в следующую секунду он уже растворяется в небольшой купе деревьев. Остальные исчезают столь же быстро.
Я ныряю за старую бетонную стену, которую словно сбросили непонятно откуда. Интересно, от какой она постройки? Внезапно мне вспоминается история, которую рассказывал Джулиан, когда мы вместе сидели под замком, — про девочку Дороти, у которой домик унесло торнадо, и она приземлилась в волшебной стране.
Выкрики делаются громче. К ним добавляется звяканье оружия и ритмичный топот тяжелых ботинок. Я ловлю себя на том, что фантазирую: вот бы нас тоже унесло прочь — всех нас, всех зараженных, всех, вышвырнутых из нормального общества, — чтобы нас подхватило ветром, и мы очутились где-то в другом месте.
- Предыдущая
- 39/66
- Следующая