Реквием - Оливер Лорен - Страница 31
- Предыдущая
- 31/66
- Следующая
Подтекст вполне ясен: «Думай, что говоришь».
— Но нам придется уйти! — Тон Хантера на грани грубости. Мне хочется взять его руку и пожать. Хантер никогда не выходит из себя. — Что нам еще остается?
Саммер встречает его напор, не моргнув глазом.
— Мы можем сражаться тоже, — отвечает она. — Мы все ищем возможность собраться вместе, сделать что-то из этого бардака. — Она указывает на скопление укрытий, которые, поблескивая подобно громадной шрапнели, уходят к горизонту. — Именно из-за этого мы пришли в Дикие земли, не так ли? Ради всех нас. Мы устали от того, что нам указывали, что выбирать.
— Но как мы будем сражаться? — Я робею перед этой женщиной с ее мягким, мелодичным голосом и неистовыми глазами, как уже давно ни перед кем не робела. Но я не унимаюсь. — Мы слабы. Пиппа говорит — мы не организованы. Без воды...
— Я не предлагаю идти в рукопашную, — перебивает меня Саммер. — Мы даже не знаем, с чем имеем дело - ни сколько народу осталось в городе, ни собираются ли в Диких землях патрули. Я предлагаю вернуть реку обратно.
— Но если река перегорожена дамбой... И снова Саммер меня перебивает.
— Дамбу можно взорвать, — просто произносит она. Новая пауза. Рэйвен с Тэком переглядываются.
Мы ждем, что скажет кто-нибудь из них, большей частью по привычке.
— Каков же твой план? — интересуется Тэк, и я понимаю: это реально. Это происходит. Это произойдет.
Я закрываю глаза. Перед глазами проносятся картины: как мы с Джулианом выходим из фургона после нашего бегства из Нью-Йорка, как верим в ту минуту, что мы избежали самого худшего, что жизнь снова начнется для нас.
Вместо этого жизнь стала лишь труднее. Закончится ли это когда-нибудь? Я чувствую руку Джулиана у себя на плече: пожатие, поддержка. Я открываю глаза.
Пиппа, присев на корточки, рисует пальцем на земле подобие большой капли.
— Будем считать, что это Уотербери. Мы вот здесь, — она ставит крестик на юго-восточной стороне более крупной части капли. — Насколько нам известно, когда начались бои, исцеленные отступили в западную часть города. Я полагаю, река перегорожена где-то здесь. — Пиппа рисует крестик на восточной стороне в том месте, где капля начинает сужаться.
— Почему? — спрашивает Рэйвен. Ее лицо вновь энергично и полно жизни. Я гляжу на нее, и меня на мгновение пробирает озноб. Она живет ради этого - ради боя, ради битвы за выживание. Ей это действительно доставляет наслаждение.
Пиппа пожимает плечами:
— Я так предполагаю. Эта часть города все равно почти полностью занята парком — возможно, они просто затопили ее целиком, перенаправили поток воды. Конечно, им следовало укрепить здесь линию обороны, но если бы у них было достаточно огневой мощи, чтобы разбить нас, они бы уже напали. Речь идет о любых силах, которые они собрали за неделю- две.
Пиппа поднимает голову и смотрит на нас, чтобы убедиться, что мы улавливаем ее мысль. Потом она рисует вокруг основания капли изогнутую стрелку, указывающую вверх.
— Возможно, они ждут, что мы пойдем на север, туда, куда теперь течет река. Или они думают, что мы рассеемся. — Пиппа рисует черточки, расходящиеся в разные стороны от основания капли. Теперь капля напоминает чокнутую бородатую ухмыляющуюся рожицу. — Я думаю, нам следует не атаковать в лоб, а послать в город небольшой отряд и взорвать дамбу. — Она быстрым движением проводит черту, разделяющую каплю надвое.
— Я участвую, — говорит Рэйвен. Тэк фыркает. Ему можно и не говорить, что он тоже участвует.
Саммер скрещивает руки на груди и смотрит на начерченную Пиппой схему.
— Нам потребуются три отдельные группы, — говорит она медленно. — Две диверсионные, чтобы создать проблемы вот здесь и здесь, — она наклоняется и ставит крестики в двух удаленных друг от друга точках по периметру, — и одну поменьше, чтобы пройти туда, сделать свою работу и уйти.
— Я участвую! — неожиданно встревает Ла. — Если меня возьмут в главный отряд. Я не хочу возиться со всякой обходной фигней.
Это меня удивляет. В старом хоумстиде Ла никогда не выражала ни малейшего желания присоединиться к сопротивлению. Она даже не сделала себе фальшивую процедурную метку. Она просто хотела держаться как можно дальше от боя. Она предпочитала делать вид, будто противоположной стороны, стороны исцеленных, просто не существует. Что-то явно изменилось за те месяцы, что мы с ней не виделись.
— Ла может пойти с нами. — Рэйвен усмехается. — Она — просто-таки ходячий амулет удачи. Именно за это она и получила свое имя. Верно, Лаки?
Ла не отвечает.
— Я тоже хочу войти в главный отряд, — внезапно произносит Джулиан.
— Джулиан! — шепчу я. Он меня игнорирует.
— Я пойду туда, где буду нужен, — говорит Алекс. Джулиан бросает на него взгляд, и на секунду я ощущаю разделяющую их неприязнь, жесткую, резкую, сильную.
— И я тоже, — поддерживает его Корал.
— Посчитай и нас, — говорит Хантер за себя и Брэма.
— Я хочу поджечь спичку, — заявляет Дэни.
Остальные принимаются шуметь, вызываясь тоже исполнять разные задачи. Рэйвен смотрит на меня.
— А ты, Лина?
Я чувствую на себе взгляд Алекса. У меня пересохло во рту: солнце сегодня слепящее. Я перевожу взгляд на сотни и сотни людей, которых выгнали из дома и из жизни в это царство пыли и грязи только за то, что они хотели иметь возможность чувствовать, думать, самостоятельно делать выбор. Они даже не могли знать, что это ложь — что мы никогда его не делаем. Во всяком случае, полностью. Нас всегда подталкивают, вынуждают пойти той или другой дорогой. И внезапно мы оказываемся на пути, которого вовсе не выбирали.
Но, быть может, счастье не в выборе. Возможно, все это выдумки, притворство — что мы вправду намеревались прийти туда, где оказались.
Корал пододвигается и касается руки Алекса.
— Я с Джулианом, — произношу я, наконец. Ведь я именно это выбрала.
Хана
Прежде чем отправиться домой, я некоторое время кружу по улицам в окрестностях Старого порта, пытаясь выбросить из головы Лину и свою вину и позабыть слова Фреда: «Касси задавала слишком много вопросов».
Я загоняю велосипед на тротуар и изо всех сил кручу педали, как будто можно выгнать мысли через ноги. Через две краткие недели у меня не будет даже этой свободы. Я стану слишком известна, слишком на виду, слишком окружена людьми. По голове у меня текут ручейки пота. Какая-то старуха выходит из магазина, и я едва успеваю свернуть, спрыгнуть с бордюра и возвратиться обратно на дорогу, чтоб не задавить ее.
— Дура! — вопит она мне вслед.
— Извините, — кричу я через плечо, но слова уносит ветром.
Потом, невесть откуда, возникает рычащая собака, огромное размытое пятно черной шерсти прыгает на меня. Я резко дергаю руль вправо и теряю равновесие. Я падаю с велосипеда, больно ударяюсь локтем и скольжу несколько футов. Правый бок пронзает боль. Велосипед падает рядом со мной, бренча об бетон, кто-то кричит, а собака продолжает лаять. У меня нога застряла между спицами переднего колеса. Собака с пыхтением кружит вокруг меня.
— Эй, вы как? — Какой-то мужчина спешит ко мне через улицу. — Плохая собака! — восклицает он, с силой хлопая собаку по голове. Собака скулит и пятится.
Я сажусь и осторожно извлекаю ногу из велосипеда. Правая рука и голень в ссадинах, но, к счастью, я каким-то чудом ничего не сломала.
— Ничего, нормально.
Я осторожно поднимаюсь на ноги, медленно вращаю стопами и запястьями, проверяя, не заболит ли где. Нет, не болит.
— Вы бы смотрели, куда едете, — с раздражением говорит мужчина. — Вы так убиться могли.
И, свистнув собаке, он идет прочь. Собака трусит за ним следом, опустив голову.
Я поднимаю велосипед и завожу его на тротуар. Цепь соскочила, и одна сторона руля немного погнута, но в остальном вроде бы все в порядке. Я наклоняюсь, чтобы вернуть цепь на место, и замечаю, что стою прямо перед Центром организации, исследований и образования. Видимо, последний час я нарезала круги. В ЦОИО хранятся общественные архивы Портленда: документы самого центра, а в придачу к ним имена, даты рождения и адреса жителей Портленда, копии свидетельств о рождении и браке, медицинских и стоматологических карт, записи о правонарушениях и табели успеваемости наряду с результатами эвакуации и списками предполагаемых пар.
- Предыдущая
- 31/66
- Следующая