Выбери любимый жанр

Реквием - Оливер Лорен - Страница 29


Изменить размер шрифта:

29

Я перемещаюсь сквозь толпу, улыбаясь и поддер­живая вежливую беседу, когда требуется. За смехом и болтовней меня преследует шипение, имя, что со­провождает меня повсюду.

«Красивее, чем Касси...»

«Не такая стройная, как Касси...»

«Касси, Касси, Касси...»

По дороге домой Фред пребывает в прекрасном на­строении. Он ослабляет узел галстука и расстегивает воротник рубашки, закатывает рукава до локтя и от­крывает окна, так что ветер врывается в машину и сду­вает волосы ему на лицо.

Фред уже становится больше похож на отца. Лицо у него красное — в церкви было жарко, — и на секунду я невольно представляю, как оно все будет, когда мы поженимся, и как скоро он пожелает обзавестись деть­ми. Я закрываю глаза, и представляю себе залив, и по­зволяю его волнам рассеять картинку: Фред, лежащий поверх меня.

— Они это проглотили! — возбужденно произно­сит Фред. — Я бросил пару намеков, то тут, то там, на­счет Флинча и департамента энергии, и эта идея ув­лекла всех — уверяю тебя.

Внезапно я больше не могу держать этот вопрос в себе.

— Что случилось с Кассандрой?

Улыбка исчезает с лица Фреда.

— Ты меня вообще слушаешь?

— Слушаю. Они все проглотили. Увлеклись идеей. Но ты мне напомнил — я хотела спросить. Ты никогда не говорил, что с ней случилось.

Теперь от улыбки не осталось и следа. Фред отво­рачивается к окну. Послеполуденное солнце покрыва­ет его лицо постоянно изменяющимися узорами из тени и света.

— А с чего ты решила, что что-то случилось?

Я стараюсь говорить непринужденно:

— Ну просто... я хотела знать, почему вы развелись.

Фред быстро разворачивается ко мне, словно ожи­дая уловить отразившуюся у меня на лице ложь. Я со­храняю безучастное выражение. Фред немного рас­слабляется.

— Непримиримые противоречия. — Улыбка вновь возвращается на его губы. — Должно быть, во время ее экзамена допустили ошибку. Она совершенно мне не подходила.

Мы смотрим друг на друга, улыбаясь, как того тре­бует долг, и каждый скрывает свои тайны.

— Знаешь, что мне особенно нравится в тебе? — го­ворит Фред, взяв меня за руку.

— Что?

Внезапно Фред рывком притягивает меня к себе. От неожиданности я вскрикиваю. Фред щиплет меня за внутреннюю сторону руки, у локтя, и руку пронзает острая боль. Слезы наворачиваются на глаза, и я втягиваю воздух, пытаясь совладать с ними.

— Что ты не задаешь слишком много вопросов, говорит Фред и грубо отталкивает меня. — Касси задавала слишком много вопросов.

Потом он откидывается на спинку сиденья, и оста­ток пути мы молчим.

Вторая половина дня всегда была моим любимым временем — моим и Лины. А теперь?

Я не знаю. Мои чувства, мои прежние предпочте­ния — они где-то далеко. Они не изгладились полно­стью, как должны были, но, словно тени, постепенно истаивают, когда я пытаюсь сосредоточиться на них.

Я не задаю вопросов.

Я просто иду.

Дорога на велосипеде до Диринг Хайленд уже пе­реносится легче. К счастью, я ни на кого не натыкаюсь. Я складываю продукты и бензин в погреб, который мне показала Грейс.

Потом я отправляюсь на Пребл-стрит, где дядя Лины когда-то держал бакалейную лавку. Как я и по­дозревала, магазинчик на углу теперь не работает, окна закрыты ставнями, а поверх установлены металличе­ские решетки. За решетками видны граффити, не­брежно набросанные на окне, ныне нечитаемые, по­тускневшие от дождя и солнца. Навес насыщенного синего цвета разорван и наполовину разобран. Длин­ная тонкая металлическая трубка, часть крепления, смахивающая на суставчатую паучью лапу, вылезла из ткани и раскачивается на ветру, словно маятник. На одной из решеток прикреплен небольшой плакатик, гласящий «Женская и мужская парикмахерская! Ско­ро открытие!»

Город, несомненно, заставил его закрыть эти двери, или покупатели перестали приходить, боясь, как бы их не обвинили в соучастии. Мать Лины, Уильям, дядя Лины, и теперь вот сама Лина...

Слишком много дурной крови. Слишком много бо­лезни.

Неудивительно, что они спрятались в Диринг Хайлендс. Неудивительно, что Уиллоу тоже прячется там. Интересно, они это сделали по своей воле или их вы­нудили, запугали или даже подкупили, чтобы они по­кинули приличный район?

Не знаю, что заставило меня свернуть в узкий пе­реулок, к небольшой синей двери, ведущей в кладо­вую. Мы с Линой часто сидели в ней вместе, когда она после школы наводила порядок на полках.

Солнце светит на покатые крыши окружающих зданий, минуя переулок, и в нем сумрачно и прохлад­но. Вокруг мусорника с жужжанием вьются мухи. Я слезаю с велосипеда и прислоняю его к бежевой бе­тонной стене. Звуки улицы — голоса перекрикиваю­щихся людей, изредка доносящееся громыхание авто­буса — уже кажутся отдаленными.

Я подхожу к синей двери, испачканной голубиным пометом. На мгновение время заворачивается в коль­цо, и мне кажется, что сейчас Лина распахнет мне дверь, как она всегда это делала. Я усядусь на ящик с детской смесью или с консервированным зеленым горошком, и мы поделим на двоих пакетик чипсов и бутылку содовой, свистнутые с полок, и будем гово­рить о...

О чем?

О чем мы говорили тогда?

Наверное, про школу. Про остальных девчонок из нашего класса, про соревнования по легкой атлетике про концерты в парке, и про то, кто кого пригласил к себе на день рожденья, и про то, что мы хотели сде­лать вместе.

И никогда — о мальчиках. Лина этого не допустила бы. Она была чересчур осторожна для такого.

Пока однажды не перестала быть осторожной.

Тот день я помню отлично. Я все еще была в шоке от налета предыдущей ночью: кровь, насилие, крики. Тем утром меня стошнило после завтрака.

Я помню, какое было лицо у Лины, когда он посту­чал в дверь: глаза круглые, перепуганные, тело напряже­но, — и как Алекс смотрел на нее, когда она, наконец, впу­стила его в кладовку. Я точно помню, во что он был одет, помню, в каком беспорядке находились его волосы, пом­ню теннисные туфли с синеватыми шнурками. На пра­вой туфле шнурок развязался. Алекс этого не заметил.

Он не замечал ничего, кроме Лины.

Я помню, как меня пронзила зависть.

Я берусь за ручку двери, набираю побольше возду­ха и тяну. Конечно же, дверь заперта. Не знаю, чего я ждала и почему так разочарована. Ясно же, что дверь и должна была быть запертой. За дверью пыль оседает на полках.

Это прошлое: оно рассыпается и собирается. Если не будешь осторожен, оно похоронит тебя. Это половина причины для исцеления: исцеление делает про­шлое и всю его боль отдаленными, словно едва замет­ный след на искрящемся стекле.

Но исцеление на всех действует по-разному. И ни у кого оно не срабатывает безукоризненно.

Я решила помочь семье Лины. У них отняли и ма­газин, и квартиру, и отчасти я в этом виновата. Это я в первый раз подбила Лину пойти на нелегальную ве­черинку. Это я все время подстрекала ее, расспрашива­ла про Дикие земли, рассуждала о том, чтобы уйти из Портленда.

И это я помогла Лине бежать. Я передала Алексу записку о том, что ее поймали и что дата ее процедуры перенесена. Если бы не я, Лину исцелили бы. Она сей­час сидела бы на занятиях в Портлендском универси­тете или бродила по улочкам Старого порта со своей парой. «Зайди и сэкономь» до сих пор был бы открыт, а дом на Камберленд-стрит не лишился бы жильцов.

Но вина даже глубже этого. Это тоже пыль: она ле­жит слоями.

Потому что, если бы не я, Лину с Алексом вообще не поймали бы.

Это я донесла на них.

Я позавидовала.

«Господи, прости меня, ибо я согрешила».

Лина

Меня будит движение и шум. Джулиана рядом нет.

Солнце стоит высоко, на небе ни облачка, ясный день. Я сбрасываю одеяло и сажусь, моргая. Во рту у меня пересохло, как в пустыне.

Неподалеку стоит на коленях Рэйвен, по одной скармливает веточки костру. Она поднимает взгляд на меня.

— Добро пожаловать в мир живых. Как спалось?

— Который час? — спрашиваю я.

29
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Оливер Лорен - Реквием Реквием
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело