Реквием - Оливер Лорен - Страница 27

• Предыдущая
• 27/66
• Следующая

Интересно, что же напугало Ла?

Как только мы добираемся до низа, запах стано­вится насыщенным, почти невыносимым: вонь тысяч немытых тел и нечищеных голодных ртов, моча, старые костры и табак. Джулиан кашляет и бормочет «О господи!» Я закрываю рот рукавом и пытаюсь дышать через него.

Окраины лагеря отмечены большими металличе­скими бочками и старыми, изъеденными ржавчиной мусорными баками. Люди толпятся вокруг костров, готовят еду или греют руки. Когда мы проходим мимо, они смотрят на нас с подозрением. Я мгновенно пони­маю, что нас тут не считают желанными гостями.

Даже Рэйвен чувствует себя неуверенно. Непонят­но, куда нам идти, с кем поговорить, существует ли в этом лагере хоть какое-то подобие организации. Ког­да солнце, в конце концов, скрывается за горизонтом, толпа превращается в скопище теней; освещенные лица в пляшущем свете выглядят гротескными, иска­женными. Укрытия возведены наспех из гофрирован­ной жести и металлического лома. Некоторые соору­дили подобия палаток из грязных простыней. Но есть и те, кто лежит, съежившись, на земле, и прижимается друг к дружке для тепла.

— Ну? — громко произносит Дэни. В ее голосе зву­чит вызов. — Что теперь?

Рэйвен собирается ответить, но внезапно в нее вре­зается чье-то тело и чуть не сбивает ее с ног. Тэк под­хватывает ее и рявкает:

— Эй!

Парень, влетевший в Рэйвен, — костлявый, с вы­ступающей челюстью бульдога — даже не глядит на нее. Он уже пробирается к грязной красной палатке, у которой собралась небольшая толпа. Какой-то мужчи­на — постарше, с голой грудью, но в длинном колышущимся пальто, стоит, сжав кулаки, с перекошенным от ярости лицом.

— Ты грязная свинья! - выплевывает он. — Я тебя убью, Бульдог!

— Ты что, чокнулся? — У Бульдога оказывается на удивление пронзительный голос. — Какого черта ты...

— Ты украл мои чертовы консервы! Признавайся! Ты украл мои консервы! — В уголках рта мужчины по­старше скапливается слюна. Глаза у него расширен­ные и безумные. Он поворачивается вокруг своей оси, взывая к толпе. Потом повышает голос: — У меня была полная банка тунца, неоткрытая. Лежала в моих ве­щах. Он украл ее!

— Да я к ней не прикасался! Ты вообще рехнул­ся! — Бульдог начинает разворачиваться. Мужчина в потрепанном пальто яростно взвывает. — Брехло!

Он прыгает. На мгновение кажется, будто он за­висает в воздухе, пальто развевается за его плечами, как огромные кожистые крылья летучей мыши. По­том он приземляется парню на спину, придавливая того к земле. Толпа тут же вскипает, разражаясь криками, подается вперед, подбадривая обоих. Па­рень изворачивается, оседлывает противника, при­нимается его молотить. Мужчина постарше сбрасы­вает его и впечатывает лицом в грязь. Парень кричит, но слова невозможно разобрать. Потом он берет верх и скидывает противника, так что тот улетает в бок металлической бочки. Мужчина кричит. Огонь в ней явно развели уже давно. Металл наверняка го­рячий.

Кто-то толкает меня сзади, и я чуть не падаю. Джулиан едва успевает подхватить меня под руку и удержать на месте. Толпа бурлит. Голоса и тела сливаются в единое целое — словно многорукое и многоголовое чудище возится в темной воде.

Это не свобода. Это не тот новый мир, который мы себе представляли. Этого не может быть. Это какой-то кошмар.

Я проталкиваюсь через толпу следом за Джулиа­ном — он так и не выпускает мою руку. Это похоже на движение против сильного течения, распадающегося на несколько потоков. Я боюсь, что мы потеряем сво­их, но потом я вижу Тэка, Рэйвен, Корал и Алекса: они стоят чуть в стороне и высматривают в толпе осталь­ных. Дэни, Брэм, Хантер и Ла пробиваются к нам.

Мы сбиваемся в кучку и ждем остальных. Я ищу в толпе Гордо, его длинную, по грудь, бороду — но все размазано и расплывчато, лица сливаются воедино и снова распадаются за клубами жирного дыма. Корал начинает кашлять.

Остальные не появляются. Через некоторое время приходится признать, что мы друг друга потеряли. Рэйвен не очень искренне говорит, что они, несомнен­но, нас отыщут. Нам нужно найти безопасное место для стоянки и кого-нибудь, кто согласился бы поде­литься с нами едой и питьем.

Мы расспрашиваем четырех человек, прежде чем находим того, кто нам помогает. Девочка — похоже, ей не больше двенадцати-тринадцати, а одежда у нее на­столько грязна, что вся сделалась однообразной, тусклоо-серой, — посылает нас поговорить с Пиппой и указывает в ту часть лагеря, что освещена поярче остальных. Когда мы отправляемся к указанному месту, я чув­ствую, что девочка глядит на нас. Я оборачиваюсь и смотрю на нее. Она накинула на голову одеяло, лицо смутно виднеется в тени, но глаза у нее огромные и си­яющие. Я думаю о Грейс и ощущаю укол боли.

Похоже, лагерь действительно разделен на не­большие участки, и на каждый притязает отдельный человек или группа людей. Пока добираемся до це­почки небольших костров, отмечающих границы вла­дений Пиппы, мы слышим шум десятков драк, вспы­хивающих из-за границ и межей, имущества и пожитков.

Внезапно Рэйвен вскрикивает:

— Твигги! — и мчится вперед.

Она влетает в объятия какой-то женщины — впер­вые вижу, чтобы Рэйвен добровольно обнялась с кем- то, кроме Тэка, — и, когда она отстраняются, обе при­нимаются говорить и смеяться одновременно.

— Тэк, — произносит Рэйвен, — ты помнишь Твиг­ги? Ты была с нами... что?.. уже три года назад?

— Четыре, — со смехом поправляет ее женщина.

Ей, пожалуй, лет тридцать, и прозвище у нее явно ироничное. Она сложена по-мужски: крепко сбитая, широкоплечая, с узкими бедрами. Волосы подстриже­ны очень коротко. И смех у нее тоже мужской, низкий и звучный. Она сразу же нравится мне.

— Знаешь, у меня тут другое имя, — сообщает жен­щина и подмигивает. — Здесь меня зовут Пиппой.

Участок земли, который Пиппа объявила своим, превосходит размерами и организованностью все виденное в лагере. Здесь есть настоящее укрытие. Пиппа построила — или присвоила — большую деревянную хижину с крышей и стенами с трех сторон. Внутри хижины имеется несколько грубо сколочен­ных скамей, полдюжины фонарей, работающих на батарейках, стопки одеял и два холодильника: один оранжевый, кухонный, другой маленький. Оба скре­плены цепью и заперты на висячий замок. Пиппа со­общает нам, что здесь хранятся продукты и медика­менты, которые ей удалось добыть. Плюс к этому она набрала в лагере несколько человек, которые по­стоянно поддерживают огонь, кипятят воду и оста­навливают прочих от поползновения что-либо украсть.

— Вы не поверите, какое говно я тут повидала, — рассказывает Пиппа. — На прошлой неделе одного типа убили из-за треклятой сигареты. — Она качает головой. — Неудивительно, что зомби не дают себе труда бомбить нас. Зачем? Зряшная трата  боеприпа­сов. Мы сами друг дружку поубиваем, если так будет продолжаться. — Пиппа жестом приглашает нас при­саживаться наземь. — А можем и побыть здесь какое-то время. Я получу кое-какие продукты. Их немного. Я жду новую доставку. Нам помогает сопротивление. Но что-то непременно стрясется.

— Патрули, — произносит Алекс. — Немного юж­нее этого места рыскали регуляторы. Мы напоролись на их группу.

Пиппу эта новость, похоже, не удивляет. Должно быть, ей уже известно, что в Дикие земли проникли враги.

— То-то вы так хреново выглядите... — мягко про­износит она. — Пошли. Кухня сейчас откроется. Выдо­хните немного.

Джулиан странно тих. Я чувствую, как напряжено его тело. Он оглядывается вокруг с таким видом, слов­но ждет, что кто-то выпрыгнет на него из теней. Те­перь, когда мы сидим по эту сторону костров, окру­женные теплом и светом, остальная часть лагеря кажется смутной, расплывчатой: какая-то корчащая­ся, взбаламученная тьма, переполненная животными звуками.

Мне остается лишь гадать, что Джулиан должен думать об этом месте — и о нас. Именно от такой кар­тины мира его всегда предостерегали: мир болезни есть мир хаоса и грязи, эгоизма и беспорядка.

Я злюсь на Джулиана, хоть это и несправедливо. Его присутствие, его тревога напоминают, насколько различаются наши народы, его и мой.

• Предыдущая
• 27/66
• Следующая