Реквием - Оливер Лорен - Страница 14

• Предыдущая
• 14/66
• Следующая

— Нет, — Поспешно отвечаю я и натягиваю бейс­болку обратно. Мне больше нечего делать здесь.

— Я точно откуда-то знаю вас. — Продолжает жен­щина, пока я взбираюсь на велосипед. Я понимаю, что до нее в любую секунду может дойти: ба, да это же та самая девушка, которую выбрали в пару Фреду Харроуву?

— Нет, не знаете. — Заявляю я и припускаю прочь.

Я должна выбросить это из головы. Я знаю, что дурра. Но мне еще сильнее, чем прежде, хочется снова увидеть родственников Лины. Мне нужно знать, что произошло после ее побега.

Я не бывала в Диринг Хайлендс с прошлого лета, когда мы  Линой и Алексом собирались в доме номер тридцать семь по Брмэс-стрит, одном из многих здешних заброшенных домов.

В доме номер тридцать семь Лину с Алексом застукали регуляторы — из-за этого они и предприняли свой случившийся в последнюю дату, побег.

Диринг Хайлендс тоже в большем запустении. Этот район практически за­бросили много лег назад, а позже череда полицейских рейдов придала ему репутацию сомнительного. Когда я была маленькой дети постарше любили рассказывать истории о призраках неисцеленных,  которые умерли от амор делирии невроза и до сих вор бродят по улицам. Мы подначивали друг дружку - кто осмелиться сходить в Хайлендс и потрогать заброшенный дом? Надо было коснуться ладонью стены и продер­жать ее так полных десять секунд — как раз достаточ­ный срок, чтобы болезнь просочилась в тебя.

Однажды мы с Линой проделали это вместе. Она пошла на попятный через четыре секунды, а я продер­жалась все десять, медленно считая вслух, чтобы на­блюдавшие девчонки тоже это слышали. Целых две недели я была героиней нашего класса.

Прошлым летом случился налет на нелегальную вечеринку в Хайлендсе. Я была на ней. Я позволила Стивену Хилту прижиматься ко мне и шептать мне на ухо.

Одна из четырех нелегальных вечеринок, на кото­рых я присутствовала после выпускного. Я помню, в каком нервном возбуждении я крадучись пробира­лась по улицам во время комендантского часа, с серд­цем, бьющимся где-то в горле, и как мы с Анжеликой Мэрстон встретились на следующий день и посмея­лись над тем, как ловко мы провернули это дельце. Мы шепотом разговаривали про поцелуи и грозились сбе­жать в Дикие земли, словно маленькие девочки, болта­ющие про Страну чудес.

В том-то и суть. Все это было детской чушью. Од­ной большой игрой про то, во что мы якобы верим.

Этого не должно было произойти ни со мной, ни с Анджи, ни с кем-либо другим. И уж точно этого не должно было произойти с Линой.

После налета этот район снова официально припи­сали к Портленду и часть зданий снесли. Здесь пла­нировалось возвести новые низкодоходные дома для муниципальных работников, но строительство засто­порилось после террористических актов, и, пересекая Хайлендс, я вижу одни лишь развалины — ямы, рух­нувшие деревья с торчащими корнями, перебаламу­ченную грязь и ржавеющие металлические вывески, гласящие, что здесь полагается носить каску.

Так тихо, что даже шорох шин кажется оглуши­тельным. Внезапно ко мне приходит непрошеное вос­поминание: «Тихо среди могилок идешь или в могилке лежишь», — в детстве мы шептали это, когда проходи­ли через кладбище.

Кладбище. Именно на него похож сейчас Хай­лендс.

Я слезаю с велосипеда и прислоняю его к старому дорожному знаку, указывающему путь к Мэипл- авеню, еще одной улице с большими аккуратными ямами и выкорчеванными деревьями.

Я прохожу немного в сторону Мэйпл, чувствуя себя все более по-дурацки. Здесь никого нет. Это оче­видно. А Диринг Хайлендс — большой район, лаби­ринт маленьких улочек и тупиков. Даже если род­ственники Лины и поселились где-то тут, никто не гарантирует, что мне удастся их найти.

Но мои ноги продолжают упрямо делать шаг за ша­гом, словно их контролирует не мой мозг, а нечто иное. На открытых местах дует ветерок. Воняет гнилью. Я прохожу мимо старого фундамента, оказавшегося под открытым небом, и он напоминает мне рентгенов­ский снимок из тех, что показывал мой стоматолог, зубчатые сооружения, похожие на челюсть, распахну­тую и пришпиленную к земле.

Потом к прочим запахам примешивается запах дыма, слабый, но отчетливый.

Кто-то развел костер.

На следующем перекрестке я поворачиваю налево и иду по Вайнневуд-роадс. Это уже тот Хайлендс, ко­торый я помню по прошлому лету. Здешние дома ни­кто не сносил. Они все еще стоят, угрюмые и пустые, за полосами старых сосен.

У меня, то перехватывает дыхание, то попускает, то перехватывает, то попускает. Сейчас я недалеко от дома номер тридцать семь по Брукс-стрит. Внезапно мне становится страшно пройти мимо него.

Я принимаю решение: если я дохожу до Брукс- стрит, то считаю, что это знак, и поворачиваю обратно. Я вернусь домой. Я забуду про эту нелепую затею.

— Мама, мама, помоги домой вернуться...

При звуках песни я останавливаюсь. На мгновение я замираю, затаив дыхание, стараясь определить, от­куда доносится голос.

— Я в лесу, я заблудилась...

Слова старой колыбельной про чудовищ, которые, как поговаривали, обитают в Диких землях. Вампи­ров. Оборотней. Зараженных.

Только вот зараженные, как оказалось, вполне ре­альны.

Я схожу с дороги в траву и пробираюсь между де­ревьями, окаймляющими улицу. Я двигаюсь медлен­но, при каждом шаге ощупываю носком ноги место, куда собираюсь наступить, прежде чем перенести вес, — голос такой тихий, такой слабый.

Дорога сворачивает за угол, и я вижу девочку, си­дящую на корточках посреди улицы в большом сол­нечном пятне. Ее спутанные темные волосы скрывают лицо, словно занавес. Девочка жутко худая, кожа да кости, угловатые коленки.

В одной руке она держит грязную куклу, в другой — палку. Конец палки заострен. У куклы волосы из спутав­шихся желтых ниток и глаза из черных пуговиц — были когда-то, сейчас остался лишь один глаз. Рот — стежок из красных ниток, начавший распускаться.

— Я встретила вампира, старую развалину...

Я зажмуриваюсь, и в памяти всплывают остальные строки.

«Мама, мама, уложи меня поспать.

Мне дома не проснуться, я уже полумертва.

Я встретила заразного, меня он обманул,

Мне он улыбнулся и в сердце мне вошел».

Когда я снова открываю глаза, девочка на миг под­нимает голову и пронзает воздух своим самодельным колом, словно перед ней вправду вампир. Я на мгнове­ние застываю. Это Грейс, младшая кузина Лины. Лю­бимая кузина Лины.

Та самая Грейс, которая не сказала никому ни единого слова за все те шесть лет, что я наблюдала, как она растет.

— Мама, мама, уложи меня поспать...

Хотя в тени деревьев прохладно, в ложбинке меж­ду моими грудями начинает скапливаться пот. Я чув­ствую, как его капли ползут на живот.

— Я встретила заразного, меня он обманул...

Теперь Грейс принимается ковырять палкой в шее куклы, словно ставя шрам от процедуры.

— Безопасность, здоровье и счастье, - поет она.

Голос ее делается выше и становится воркующим.

— Тс-с. Будь хорошей девочкой. Это не больно, честное слово.

Я больше не могу на это смотреть. Грейс сжимает мягкую шею куклы, и куклина голова вздрагивает, словно игрушка согласно кивает в ответ. Я выхожу из под деревьев.

— Грейс! — окликаю я. И машинально вытягиваю руку вперед, словно пытаюсь подманить дикое животное.

Девочка застывает. Я делаю еще шаг в ее сторону. Грейс с такой силой сжимает свою палку в руке, что костяшки белеют.

— Грейс, — я откашливаюсь. - Это я, Хана. Я дружу – дружила – с твоей двоюродной сестрой, Линой.

Девочка внезапно вскакивает и бросается наутек, бросив куклу и палку. Я бездумно спешу следом.

— Подожди! — окликаю я. — Пожалуйста! Я не сде­лаю ничего плохого!

Грейс бегает быстро. Между нами уже добрых пятьдесят футов. Она сворачивает за угол, и, когда я добегаю до него, ее уже нигде не видать.

Я останавливаюсь. Сердце лихорадочно колотит­ся, а во рту стоит противный привкус. Я снимаю бейс­болку и вытираю пот со лба, чувствуя себя идиоткой.

• Предыдущая
• 14/66
• Следующая