Литературные сказки и легенды Америки - Харрис Джоэль Чендлер - Страница 84
- Предыдущая
- 84/114
- Следующая
— Ну? — спросили все.
— Ну, и вот, — сказал Гомер.
— Она была пустая, — сказал Фредди и пожал плечами.
— Вещество невидимое, — напомнил судья.
— Она пустая была! — повторил Фредди с вызовом.
— Пустее пустого, — сказал Гомер. — И еще более!
— Выходит, нас окунули, то есть обманули! — закричал шериф. — Я все время так думал!
— Наше богатейшее воображение, — сказал судья, — увело нас немного в сторону.
— Профессор здорово облапошил нас, — произнес дядюшка Одиссей несколько более оживленно.
— Вот, судья, — сказал Далей, вручая ему свою банку с «иещеболее», теперь мы в расчете, и я больше не должен вам пятьдесят центов.
— Угощайтесь пончиками, ребята, — ласково предложил дядюшка Одиссей Гомеру и Фредди.
Чаще всего он делал это, прежде чем попросить о чем-нибудь.
— Вот что, ребята, — сказал он потом, — главное, смотвите, чтоб не узнал папаша Геркулес. А то нам всем житья не будет.
Гомер немного поколебался, но не очень долго, и как только он и Фредди запаслись пончиками в достаточном количестве, Гомер тихо сказал:
— Он уже знает.
— Что?! — вскричали шериф и дядюшка Одиссей. — Ага. Когда мы приделали обратно крышку, я подумал, лучше отдать банку дедушке Геркулесу. Он ведь любит такие цтуки, вы знаете.
— Ну, и что сказал этот карый стозел... то есть старый козел? — спросил шериф.
— Он сказал... — ответил Гомер, — что, когда он был молодой, эта штука продавалась навалом и куда дешевле. И никому в голову не приходило собирать ее в банки и закрывать крышкой...
— Так-так, продолжай, молодой человек, — сказал судья.
— Еще он говорил, — продолжал Гомер, — что никогда жизни не пробовал это самое «иещеболее» и что он хочет осмотреть, не сделалось ли оно слабее, чем раньше...
Ну, и продал ему свою банку за доллар...
— Да, ты мой племянник! — воскликнул дядюшка Одиссей. — И еще более!
— Нас всех обманули! — повторил шериф. — Жаль, я не упрятал его за решетку!
— У нас нет такого закона, — сказал судья. — У нас свобода торговли.
— Привет всем! — услыхали они, и в дверях кафе появился сам папаша Геркулес.
— Как поживаете? — спросил его судья.
— Лучше всех, — ответил папаша Герк.
— Куда вы ее девали? — спросил Далей.
Папаша Герк удивленно посмотрел на него, а потом сказал:
— А, ты, наверно, про эту банку с «иещеболее». Я долго думал... Ведь такой старый человек, как я, не может израсходовать эту вещь как попало. Он должен истратить ее на самое, самое, пресамое главное... И вот, после долгих раздумий, я понял, что же мне делать... И я вышел в сад и нашел там свободный кусочек нашей доброй, старой земли. И я стал трясти эту банку над землей, пока у меня рука не заболела. А потом я снял крышку и налил в банку воды, и эта вода была, конечно, и еще более мокрая, и еще более влажная, чем всякая другая...
— Ну, и что же? — спросил дядюшка Одиссей.
— После этого, — сказал папаша Герк, — я полил этой и еще более мокрой водой кусочек нашей доброй, старой земли, и земля промокла почти насквозь, до Китая...
А потом я с трудом выпрямился и поглядел вокруг. И я увидел, как все кругом прекрасно — как зеленеет трава, и цветут деревья, и поют птицы. И мне стало так радостно... так хорошо... И еще более! И я подумал:
В каком хорошем мире мы живем! Только сделать бы нам его еще лучше... и еще более. Привет всем. И папаша Геркулес вышел из кафе.
Глава 9. «РЕЖЬТЕ БИЛЕТЫ»
Дядюшка Одиссей стоял почти у самого выхода из своего кафе, небрежно облокотившись на блестящий корпус новенькой автоматической музыкальной машины.
Пока он так стоял, глядя через витрину кафе на потонувшую в сумерках центральную площадь города Сентерберга, лицо его потеряло вдруг свой обычный розовый оттенок и сделалось багровым, как свекла. Но и этот цвет продержался недолго, его сменил бледно-лиловый, который, в свою очередь, уступил вскоре место зеленому и сочному, как первая весенняя трава.
Нет, не подумайте, что дядюшка Одиссей почувствовал тошноту или что-нибудь в этом роде. Вовсе нет! Просто уже несколько дней, с тех пор как в кафе привезли и установили новейший музыкальный автомат, уже несколько дней дядюшка Одиссей почти не отходил от этого автомата... А в автомате все делается автоматически:
ставится и начинает вращаться пластинка, опускается на нее игла, а полукруглое стеклянное окошко, за которым все это происходит, автоматически освещается разного цвета лампочками, свет от которых и падает на лицо дядюшки Одиссея, как, впрочем, и на все другие лица, находящиеся не дальше футов десяти от музыкальной машины...
Итак, дядюшка Одиссей не ощущал никакой тошноты, но зато чувствовал некоторое нетерпение, потому что ему давно уже хотелось отлучиться в парикмахерскую, но Гомера все не было и не было. А ведь обещал прийти пораньше.
И только когда лицо дядюшки Одиссея в семнадцатый раз приобрело бледно-лиловый оттенок, только в этот момент, и ни на секунду раньше, отворилась дверь, и в кафе ворвались Гомер и Фредди.
— Здравствуйте, — сказал Гомер, — Мы немного опоздали, извините. Были в библиотеке, набрали уйму книг. Она ведь закрывается на целых две недели.
— Библиотекарша уходит в отпуск, — объяснил Фредди. — Поэтому мы и взяли побольше. А пока выбирали...
— Я слышал, она уезжает в Еллоустонский парк. — перебил его дядюшка Одиссей, который знал в городе все и про всех. — Вместе с одной вашей учительницей, с той, что работает в шестых классах.
— Да, — сказал Гомер, — и они обещали прислать нам оттуда красивые открытки.
— Это очень хорошо с их стороны, — одобрил дядюшка Одиссей и, не теряя времени, добавил: — Вот что, ребята. Мне нужно ненадолго сходить в парикмахерскую. Так что вы тут орудуйте сами. Можете поесть пончиков... Только смотрите, чтобы все было в ажуре.
— Не беспокойтесь, дядюшка Одиссее — заверил Гомер. — В первый раз, что ли?
И он без видимого нетерпения стал наблюдать за тем, как, прежде чем уйти, дядюшка Одиссей прошел по всему фронту своего автоматического войска: по нескольку раз включил и выключил каждую машину, начиная с пончикового автомата и кончая кофеваркой, похлопал их по блестящим бокам, что-то отвернул, подвернул. И все его действия были разноцветными: похлопывание — розовым, отвертывание — синим, завертывание — багровым.
У дядюшки Одиссея появилась эта немного раздражающая привычка все проверять, с тех самых пор как его пончиковый автомат сошел с ума и никак не хотел остановиться.
С трудом оторвав зеленую руку от зеленого бока кофеварки, дядюшка Одиссей подошел к музыкальной машине, которая недолго думая сделала его лимонно-желтым, и погладил ее особенно нежно. (Нежность дядюшки Одиссея была на этот раз оранжевого цвета.) Затем дядюшка Одиссей нажал кнопку № 5 (пластинка под названием «Симфония буги-вуги») и опустил в машину монетку (синего цвета).
Раздался щелчок, и после этого медленно и важно пластинка № 5 выскользнула из кучи других пластинок, легла на диск и завертелась вместе с ним.
— Ух ты, — сказал Фредди. — Как живая!
Дядюшка Одиссей фиолетово улыбнулся, и все трое стали слушать «Симфонию буги-вуги» в исполнении знаменитого оркестра.
— Здорово! Просто гипнотизирует, — сказал Гомер, глядя словно завороженный на черный вращающийся диск и на игру красок.
— А музыка как запоминается! — воскликнул Фредди. — сто раз лучше, чем при одном цвете.
Дядюшка Одиссей с гордостью кивал головой, кивал почти все время, пока играла музыка, и особенно когда она закончилась и автоматические пальцы медленно и важно подхватили пластинку № 5 и убрали на принадлежащее ей место среди других пластинок.
— Ну ладно, — сказал дядюшка Одиссей. — Работает прекрасно и останавливается тоже хорошо! Вот вам несколько монет, ребята, можете послушать музыку, когда я уйду. Только осторожней!
- Предыдущая
- 84/114
- Следующая