Литературные сказки и легенды Америки - Харрис Джоэль Чендлер - Страница 65
- Предыдущая
- 65/114
- Следующая
Гомер, и дядюшка Одиссей, и шериф, и шофер Чарлз, и даже сама богатая леди прямо с ног сбились, продавая все это. А очередь ничуть не убывала.
Когда почти все пончики были проданы и осталось всего каких-нибудь двести — триста штук, раздался вдруг страшный крик:
— У меня! Вот он!..
Это кричал мальчишка-негр по имени Руперт Блек. Он купил всего один пончик, и вот пожалуйста вам! В руках у Руперта сверкал бриллиантовый браслет!
Ну что ж, Руперт ушел домой со ста долларами, остальные жители Сентерберга — с раздутыми от пончиков карманами и животами; богатая леди уехала со своим шофером и драгоценным браслетом, а Гомер дождался матери и тети Агнессы и тоже стал собираться в путь.
Уже стоя у дверей, он услышал, как мистер Габби сказал:
— Удивительный случай! Сколько лет работаю в торговле, а такого еще не встречал!
— Да, да, конечно, — с подозрением озираясь, проговорила тетя Агнесса, а дядюшка Одиссей быстро-быстро забормотал:
— Понимаешь, колечки из теста падают одно за другим на противень с горячим маслом, потом подрумяниваются с одной стороны, переворачиваются на другую...
Понимаешь? И готовые пончики выскакивают из желоба и прямо в ящик. Как часы.
Тик-так, тик-так... Тик — пончик, так — еще один... Понимаешь? Один за другим, один за другим...
Глава 4. ВОЛШЕБНЫЙ КЛУБОК
Той же осенью, во второй половине дня, Гомер снова был у своего дядюшки Одиссея.
Насвистывая себе под нос, Гомер плавно двигался по тротуару перед входом в кафе и сгребал в кучу опавшие сухие листья. При этом он никак не мог решить, что ему попросить у дядюшки Одиссея за свою работу — несколько монеток на кино или несколько пончиков на ужин.
Уже довольно внушительная, но аккуратная куча листьев возвышалась на обочине тротуара, и Гомеру оставалось только взять спички и поджечь ее, когда из-за угла выскочила машина шерифа и остановилась возле Гомера.
— Здрасьте, шериф! — закричал Гомер. — У вас есть спички?
— Конечно, — сказал шериф, вылезая из машины. — Ух какую шикарную лучу кистьев ты собрал... то есть я хотел сказать — кучу листьев. Мне очень нравится, когда они горят, и запах такой приятный... Всегда напоминает что-то...
Он чиркнул спичкой о кожаное сиденье своего автомобиля, бросил ее на кучу, и листья сразу начали дымиться.
— Да, — сказал Гомер, тоже впадая в лирическое настроение. — А мне горящие листья напоминают про футбол. Наверно, оттого, что мы всегда их сжигаем на нашем футбольном поле.
— А мне про ярмарку, — сказал шериф. — Кстати, она открывается через полторы недели. Я собираюсь опять выставить цыплят. Помнишь, прошлой осенью они взяли приз, мои белые леггорны... Ну ладно, я тороплюсь!
Шериф стряхнул пепел с рукава своего выходного костюма и снова сел в машину. Но проехал он всего до конца квартала, там опять вылез, поправил галстук и твердыми шагами взошел по ступенькам дома, где жила мисс Тервиллигер.
Любой в Сентерберге скажет вам, что мисс Тервиллигер — одна из наиболее уважаемых и известных жительниц этого городка. Она дает уроки вязания на дому, и нет, пожалуй, ни одной женщины в Сентерберге, которая за последние годы не овладела бы этим полезным ремеслом по методу самой мисс Тервиллигер. Все в городе уже давно привыкли к тому, что по воскресеньям, в праздники, а также на разных собраниях и митингах мисс Тервиллигер бывала всегда в одном и том же сине-желто-малиновом платье, которое она сама связала много лет назад, когда еще впервые вывесила объявление об уроках вязания. И если мисс Тервиллигер в этом платье из-за каких-нибудь причин отсутствовала в эти дни, то все в городе чувствовали себя неуютно, словно им чего-то не хватало.
Вы можете, чего доброго, подумать, что такое старое платье было уже очень поношенным и выглядело немодным? У кого-нибудь другого возможно, только не у мисс Тервиллигер! Сразу после церкви или после собрания в Женском клубе она переодевалась в простое бумажное платье, а свое знаменитое вешала на плечики и в шкаф — до следующего торжественного случая. А что касается моды, то н здесь мисс Тервиллигер всегда была на высоте. Если носили короткие платья, она распускала добрый кусок, но пряжу, конечно, сохраняла. А когда, через год или два, вновь побеждали длинные — мисс Тервиллигер тут же надвязывала до нужной длины.
Из всего сказанного выше уже можно было прийти к заключению, что мисс Тервиллигер являлась женщиной незаурядной; но если добавить ко всему этому, что слава о ее жареных цыплятах шагнула далеко за пределы Сентерберга, то сделается ясным как день, что такого человека должны были не только уважать, но и обожать.
И больше всех к этому были причастны шериф и дядя Гомера, но не Одиссей, разумеется, а другой — по имени Телемах.
Насколько помнил Гомер, шериф наносил визит мисс Тервиллигер по средам, а дядюшка Телемах по воскресеньям, и каждый из них получал право отведать в этот день прославленного жареного цыпленка «по-тервиллигеровски».
Ни для кого в городе не было секретом, что оба они — и шериф, и дядюшка Телемах — мечтают жениться на мисс Тервиллигер. И оба ей нравились. Но выбора она до сих пор никак не могла сделать...
Гомер вспомнил, что сегодня среда и, значит, у него есть еще одно дело. Поэтому он принялся ворошить горящую кучу листьев, чтоб она горела побыстрей, и когда огонь наконец потух, Гомер собрал остатки золы и помчался потом к дому дядюшки Телемаха.
Дядюшка Телемах жил совсем один в маленьком доме у железной дороги. Мать Гомера любила часто повторять, что это стыд и срам, что дядя Телик должен влачить одинокое существование, в то время как он мог бы составить счастье для многих женщин, в том числе и для той, фамилия которой тоже начинается на «Т». А тетя Агнесса обычно отвечала:
— Так-то оно так, но я просто не представляю, как она будет мириться с некоторыми его привычками!
Под «некоторыми привычками» тетя Агнесса имела в виду любимое занятие дядюшки Телемаха, его хобби. А хобби это заключалось в том, что дядюшка Телемах уже многие годы собирал веревки. И насобирал их немалое количество. По средам, во второй половине дня, он посвящал свой досуг тому, что связывал все собранные за последнюю неделю веревки и затем накручивал их на свой клубок — огромный веревочный шар, который находился в гараже. И вот тут-то дядюшке Телемаху и нужна бывала помощь Гомера. Потому что последнее время у него все чаще стали приступы ревматизма. А веревочный клубок был уже таким огромным, что намотать на него новые экземпляры было делом совсем не простым: приходилось немало прыгать и нагибаться.
Дядюшка Телемах встретил племянника еще у дверей и сразу закричал:
— Здравствуй, дорогой! Сегодня у нас уйма работы.
— Что ж, хорошо, дядя Телик, — ответил Гомер. — Я вот тоже принес тебе немного веревок из дома.
И они отправились в гараж, и дядюшка Телемах, в который уже раз, с гордостью произнес:
— Ты видишь сейчас самый большой клубок веревок в мире! — И он добавил: — Еще полдюйма — и будет шесть футов в поперечнике.
— Не знаю, дядя Телик, — сказал Гомер. — Мне Фредди говорил... Он пришел из тюрьмы, помогал там шерифу накручивать его веревки. Ну и вот... Шериф сказал, что в его клубке тоже около шести футов.
— Ха! — ответил дядюшка Телемах. — У меня есть точные сведения, что шериф совсем не натягивает веревку, когда мотает на клубок. А я играю честно, моя веревка натянута, как струна. — И он похлопал свой шар по серому боку. — Если этот клубочек распустить, он получится вдвое длиннее, чем у твоего шерифа. Не веришь?
— Наверно, вы правы, — сказал Гомер.
И он сразу приступил к делу: начал накручивать веревки на клубок, а дядюшка Телемах перед этим связывал их двойными узлами.
— Натягивай, натягивай как следует, — говорил дядюшка Телемах. — Пусть никто не говорит, что мы жульничаем... Мы мотаем честно. Нам с тобой не к лицу эти шерифские штучки...
- Предыдущая
- 65/114
- Следующая
