Гибельный голос сирены - Володарская Ольга Геннадьевна - Страница 9
- Предыдущая
- 9/13
- Следующая
– У меня с собой кофе и пончики, – сказал он, хлопнув по своей заплечной сумке. – Давайте перекусим?
– С удовольствием.
Они нашли свободную лавочку. Пьер достал из сумки термос и пакет с уже подостывшими, но все еще теплыми пончиками (он завернул их в фольгу). Разлив кофе по стаканчикам, протянул один Саше, второй поставил рядом с собой на лавку. В салфетку завернул пончик и подал его девушке.
– С утра напек, – сообщил он. – Специально для вас с легким фруктовым кремом, так что не думайте отказываться.
– Я и не собиралась, – улыбнулась она. – Вы как знали, что пончики – моя слабость. С детства их обожаю.
Конечно, он знал, вот и напек их. Прочел в одном интервью о кулинарных и прочих пристрастиях Сашеньки. Жаль, она редко давала интервью, и не обо всех ее «слабостях» ему стало известно. Например, какие мужчины ей нравятся? Об этом Александра Гейнц не распространялась.
– Вкуснятина, – выдохнула Саша, куснув пончик.
– Рад, что вам нравится.
– Мне все очень нравится. Не только пончики. Вы подарили мне чудесный день. Я давно вот так просто не гуляла. Спасибо вам, Пьер.
– Не за что, – смущенно проговорил он. – А хотите, в следующий выходной опять погуляем? Только у реки. У меня есть любимое место за городом. Я покажу его вам…
– Не знаю, смогу ли. Да и вам наверняка есть чем заняться в выходной. – Она сделала глоток кофе. Он был такой, какой она любила: с корицей и малым количеством сахара. – Вы женаты, Пьер?
– Нет.
– Почему?
– Я еще молод… для этого. Как-то не думал пока… – Не мог же он сказать, что на ней, согласись она, он готов жениться хоть завтра… хоть сегодня!
– А сколько вам?
– Двадцать девять, – ответил он. На тот момент ему было именно столько.
– Я думала, вы старше. Но и двадцать девять уже достаточно зрелый возраст…
– Наверное, но я же француз. У нас женятся позже, чем в России.
– Да и у нас сейчас не стремятся выскочить замуж и жениться в двадцать с небольшим, как наши папы, мамы.
– А вы? Во сколько хотели бы?
– Я уже, – улыбнулась она.
Пьер внутренне содрогнулся, услышав последнюю фразу. Да так сильно, будто в его теле вулкан проснулся и начал извергаться…
Сашенька замужем?!
– Вы?.. – У него язык не поворачивался произнести это слово.
– Замужем, да. Неофициально, правда. То есть без штампа. Но у нас была красивая свадьба. На берегу океана.
– Вы никогда не упоминали об этом в интервью…
– А вы читали мои интервью? Надо же. Я не раскрываю подробностей своей личной жизни. Не хочу пускать в нее никого постороннего. Пожалуй, вы первый из малознакомых мне людей, кому я рассказываю о своем браке. Не знаю почему, но я испытываю к вам большое доверие…
– И давно вы вместе?
– Два года.
– Странно, что журналисты до сих пор не пронюхали.
– Ничего странного. Мы живем отдельно. Не просто в разных квартирах, но в разных географических точках.
– Как так?
– Очень просто. Я в Москве, он на Тенерифе. Видимся несколько раз в году. В общей сложности проводим вместе месяца полтора-два. Хорошо, что есть скайп. Он выручает.
– Почему вы не воссоединитесь?
– Я не могу уехать туда насовсем.
– Из-за карьеры, понимаю. А он?
– А он ненавидит Москву. И не хочет тут жить.
– Даже с вами?
– Даже со мной, – грустно подтвердила Саша. – Он предлагал мне все бросить и переехать на Канары. Денег бы нам хватило, он хорошо зарабатывает. Но я не согласилась на это.
– Правильно. Ваша жизнь – тут.
– А его там. Я не готова все бросить и уехать. Он тоже. Почему он должен идти на уступки, а не я?
«Я бы ради тебя пошел, – ответил он ей мысленно. – Потому что люблю. И место, где есть ты, не будет мне ненавистно. Позови меня сейчас в Чанг какой-нибудь, я с тобой поеду. И стану жарить саранчу для аборигенов, но окажусь рядом с тобой и этим буду счастлив…»
– Еще раз, Пьер, спасибо за этот день, но мне пора, – сказала Саша, которая погрустнела после разговора о муже.
– Я провожу вас.
Они дошли до ее машины. Морель помог Саше забраться в салон. Помахал ей рукой, бодро улыбаясь. А когда авто исчезло из виду, поник и поплелся к своему джипу.
С того дня прошло больше пяти лет. И ничего не изменилось. Саша по-прежнему была замужем, а он не женат. Она любила своего мужа. А Пьер ее. Она ничего не хотела менять в их отношениях. Он желал поменять ВСЕ!
Пьер вернулся на кухню, но вскоре покинул ее. Проверив, все ли идет, как надо, он взял в кармане пиджака сигарету, зажигалку и вышел на улицу, чтобы покурить. В их заведении имелась комнатка для этого, но работники не пользовались ею. Дымили на заднем дворе ресторана.
Проживая в Лионе, Пьер не курил. Хотя французы заядлые курильщики. Но его не тянуло к сигаретам. Он пробовал, конечно, как и все в подростковом возрасте, но ему не понравилось. А в России как-то вдруг ощутил желание затянуться. Раз, другой, третий. Наполнить легкие дымом, а затем выпустить его кольцами и проследить, как они тают в воздухе. Откуда это взялось? Пьер не знал. Но пошел в ларек, купил пачку «Мальборо-лайт» и, присев на лавку, закурил. Сначала было не очень приятно. Дым не ласкал, как хотелось, а раздирал легкие. И вместе колец изо рта выпускались какие-то комки. Но Пьер за неделю пачку выкурил. Купил еще. Так и втянулся. Теперь ругал себя за тот свой бзик. Потому что бросить курить оказалось гораздо сложнее, чем начать.
Пьер сунул сигарету в рот, чиркнул зажигалкой и с наслаждением затянулся. Он терпел с обеда, дав себе зарок выкуривать не больше пяти сигарет за день.
– Извините… – услышал он за спиной и обернулся. – Вы не подскажете, как я могу найти Пьера Мореля?
– Зачем он вам?
– Нужен, – пожал плечами незнакомец. Это был брюнет ростом чуть выше среднего роста – сто семьдесят шесть – семьдесят восемь, не больше. Симпатичное лицо с крупным носом и большими, немного печальными глазами. Фигура худощава, но пропорциональна, на ней прекрасно сидят джинсы, футболка и кофта грубой вязки, застегивающаяся на крупные деревянные пуговицы. Одежда Пьеру понравилась, добротная, в европейском стиле, а брюнет не очень – показался ему подозрительным.
Пьер сделал еще две глубокие затяжки, затушил сигарету о борт мусорного бака и швырнул «бычок» внутрь. После этого развернулся, чтобы уйти, закрыв перед длинным носом брюнета дверь служебного входа.
– Я из полиции, – бросил тот, разгадав намерения Пьера. – Старший уполномоченный Левон Саркисян. – Брюнет сверкнул удостоверением. – Позовите, пожалуйста, господина Мореля сюда.
– Морель это я.
На лице полицейского отразилось удивление.
– Что, не похож на француза? – хмыкнул Пьер. Его постоянно принимали то за дагестанца, то за чеченца, хотя, на его взгляд, мужчины этих национальностей внешне были разными.
– Просто говорите гладко, почти без акцента.
– Вы тоже, хоть армянин.
– Я родился в Москве и вырос.
– Я не родился, не вырос, но я тут живу… И умру здесь. Россия – моя вторая родина.
– Очень рад тому, что моя родина стала вашей, но я хотел бы поговорить с вами о вещах менее приятных.
– Давайте. Останемся тут или пройдем в мой кабинет?
– Лучше тут. Если б я хотел поговорить с вами в ресторане, я с главного входа бы зашел.
– Почему, кстати, вы этого не сделали?
– Ради вашего же блага. Не хотел вас компрометировать… – И добавил со значением: – Раньше времени.
– Благодарю.
Пьер достал еще одну сигарету, сунул ее в рот. Спохватившись, предложил и полицейскому покурить. Но тот мотнул головой – отказался. Левон Саркисян уже не казался Пьеру подозрительным и все равно не нравился. А почему, он не мог понять. Объективных причин этому не было. Полицейский вел себя предельно корректно, лицо имел располагающее, выглядел достойно. Пьера раздражали неряшливо одетые, неухоженные люди. Среди российских мужчин таких было множество. В кругу полицейских в том числе. И не то чтоб им не хватало времени, чтобы себя в порядок привести, или денег – постричься, побриться, постирать, погладить одежду может и ограниченный в средствах человек. Просто многие до сих пор считают, что прекрасно выглядеть – женская прерогатива. А мужик хорош, даже если лохмат, небрит и немного пьян. Пивное пузо его тоже не уродует. И пахнуть он может потом, порохом и конем. Левон к этой мужской категории не относился. Аккуратен, подтянут, с иголочки одет, надушен «Армани». И все же Пьер предпочел бы иметь дело с типичным помятым, небритым, неопрятным «ментом», нежели с этим холеным полицаем.
- Предыдущая
- 9/13
- Следующая
