Возвращение - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 39

— Что там?

— Собачья голова. Высушенная. Брать нужно за уши, вынимать мордой от себя.

— И что будет?

— Про василисков слышал?

— Шутишь, учитель? Я одного даже прикончить сумел.

— И я сумел, — вернулся за стол Ворон, открыл холодильник и выудил бутылку пива. — Ты ведь знаешь, чем они отличаются? От их взгляда все живые существа каменеют. Да и нежить многая гибнет, не выносит.

— Знаю, — кивнул ведун.

— После гибели взгляд этот, знамо, слабеет, однако действует.

— Это как?

— Ежели кто с глазами василиска взглядом встретится — враз окаменеет. Но не до смерти. Лучи Хорса, дарующего миру жизнь, такое существо назад оборачивают. Ну, то есть, прежним оно становится.

— Оживает? От солнечного света?

— Ну да, — махнул рукой Ворон. — Я про то и говорю.

— Здорово… А почему ты ее на разборки с бандитами не взял?

— Какой от нее днем-то смысл?

— А сейчас какой?

— Вот тут ты не прав… Ой, не прав… — Ворон притянул к себе толстый регистрационный журнал, смахнул с него невидимые соринки, открыл, перелистнул несколько страниц, нашел пальцем одно из имен, снял трубку телефона и набрал номер: — Добрый вечер. Не разбудил, Артемка? Знаю, что поздно приходишь, потому звякнуть и не побоялся. У меня к тебе просьба одна есть… Нет, с клубом все хорошо. Просто загвоздка случилась у моего давнишнего приятеля. В командировку он на два месяца уезжает, а у него в коммуналке всякое случиться может… Нет, никаких драгоценностей. Очень красивый манекен у него стоит — девушка в древнеуральском одеянии. За него и боится. Это ведь ваша тема? Можно как-то?.. А попозже? Нет, в девять не поздно. Хорошо, он приедет и позвонит. Спасибо, Артем. Да, пусть выздоравливает. Вот и хорошо, что помогло. Спокойной ночи. — Он повесил трубку и подмигнул Середину: — Вот все и устроилось, бродяга. А ты боялся.

— Что устроилось?

— Завтра в девять вечера подъезжаешь к служебным воротам Музея этнографии. Звонишь Артему. У тебя телефон-то сотовый еще не потерялся? Звонишь, сдаешь ему манекен в древнеуральском наряде. Все будет честь по чести. Ты получишь официальную расписку, она получит инвентарный номерок, вместе пристроите поглубже в запаснике.

— А где мне взять манекен?

— Олух ты, — ласково посетовал Ворон. — Дубина стоеросовая. После заката привозишь девочку к музею, выводишь из машины и показываешь голову василиска. Потом встречаешь Артема и вместе относите внутрь. Во что одеть, придумаешь?

— У меня кольчуга есть. Ритуальная.

— Вот и чудно. Можешь поверить, бродяга: запасники Музея этнографии — это самое что ни на есть последнее место, где могут искать девушку с разноцветными глазами. У тебя паспорт заграничный есть?

— Нет. Но я как-нибудь выкручусь. Морок на пограничника поставлю, взгляд отведу. Это ведь не битва, можно спокойно сосредоточиться, наговор сотворить.

— Чего я спрашиваю? У меня ведь таких паспортов все равно нет. Ты вот что… Ты поторопись.

— Я помню, два месяца.

— Нет, бродяга. Ты просто поторопись. Упаси создатель, кто-то захочет поставить твою девочку в экспозицию, в большой светлый зал с широкими окнами… — Ворон прижал край пробки к углу стола и с размаху прихлопнул сверху ладонью. — Может случиться конфуз.

Для полета в Цюрих «Аэрофлот» выделил старенький «Ту-154». Чисто убранный, надушенный, с накрахмаленными подголовниками на креслах и ковриками в проходах, этот самолет все равно оставался потертой, потрепанной, пережившей много весен машиной. Пожалуй, он был старше даже старенького серединского мотоцикла, а оный уже не раз в самый неподходящий момент выдавал капризы с карбюратором, зажиганием и тормозами. Что поделать — годы… Осознание всего этого отнюдь не улучшало настроение Олега, да вдобавок к тому еще и пассажиры оказались сплошь нерусские. То ли немецкие, то ли скандинавские туристы, напрочь не желающие понимать школьный английский язык. Утешало лишь то, что место ведуну досталось возле иллюминатора — и можно было не смотреть на тощую шестидесятилетнюю соседку с дряблыми морщинистыми щеками, свисающими наподобие бульдожьих. Видимо, дама решила на старости позаботиться о здоровье и похудела центнера на полтора — примерно с двухсот до пятидесяти килограммов.

Тихо рыча, самолет прокатился по бетонным дорожкам, повернул круто влево и замер. Бортпроводницы прошли по центральному ряду, что-то улыбчиво вещая на тарабарском наречии. Потом послышался натужный рев, за иллюминатором замелькали кустики и красные железные ящики, колеса часто-часто застучали, как у мчащегося по рельсам поезда, потом перестали. Еще несколько секунд, и нос авиалайнера задрался вверх. Все, через три с половиной часа он будет в Швейцарии.

«В мое бы время не меньше месяца пришлось скакать, — подумалось Середину. — И то, если налегке, торопясь и без приключений».

«Тушка» между тем лезла и лезла вверх. Ненадолго она погрузилась в плотный ватный туман, после чего выбралась под ослепительное солнце, выровнялась и заскользила над мохнатой облачной поверхностью. Красивейшее зрелище! Любоваться им можно бесконечно — хоть целых четверть часа.

Через полчаса Олег попытался подремать — но сон не шел. Взять себе что-нибудь почитать он не догадался, играть было не во что и не с кем. Никаких фильмов на борту почему-то не показывали, плеера тоже не имелось. Оставалось только внимать заунывному реву турбин, слушать непонятную болтовню на неведомых языках и смотреть в окно на ватные небеса.

Через час экипаж придумал для пассажиров хоть какое-то развлечение — девушки разнесли по местам скудный обед в пластиковых тарелочках. Картошка, щуплая куриная ножка с торчащей косточкой, салат без мяса и приторно-сладкий вишневый сок. По громкой связи время от времени что-то сообщали — разумеется, не по-русски. После обеда Середин решил пройтись к кормовым кабинкам, но все они оказались заняты.

— Вот, елки-палки, — привалился спиной к стенке Олег. — Сегодня решительно не мой день.

— Ой, парень, ты русский? — обрадовалась подошедшая следом курносая девица с короткими, странного серого цвета кудряшками. — Здорово! А то я среди всей этой неметчины уже через пять минут по родине затосковала.

Середин отвернулся, глядя на алюминиевый уголок в стыке стенки и потолка, однако девица не унималась:

— Ты один или с компанией? Может, я к вам пересяду? А то вокруг меня какие-то саксы собрались. Пьют шнапс, пахнут пивом и говорят только о селедке. Обрыдло уже в самом деле.

Олег вздохнул, раздумывая о том, что в его положении лучше: уйти на место или дождаться свободной кабинки и спрятаться в ней от скучающей землячки.

— Слушай, парень, ну, это хамство в конце концов! — возмутилась девушка. — К тебе ведь обращаются.

Середин опять промолчал, но неугомонная путешественница толкнула его в бок:

— Ты чего, глухой, что ли?

— Значит так, красавица, — не выдержал ведун. — Если ты пообщаешься со мной хотя бы полминуты, у тебя переменится цвет глаз, по ночам начнут мучить кошмары, а днем преследовать вурдалаки. Поэтому советую отойти и отвернуться.

Насчет кошмаров и вурдалаков он, разумеется, приврал. Одного первого пункта общительной пассажирке, на его взгляд, было бы маловато.

— Ой-ой, какие мы грозные, — сморщила носик незнакомка. — Как таможню прошли, так все сразу британцев из себя корчат. Иностранцы хреновы. Да как был ты совком, так и остался! Иди с курвами своими французскими разговаривай. Как языка-то своего не забыл? А еще русским, небось, себя в детстве называл!

— Тридцать секунд прошло, — констатировал ведун. — С чем тебя и поздравляю.

— Ты меня еще на счетчик поставь!

— Я ведь о тебе же беспокоился, дурочка.

— Сам ты кретин безмозглый!

— Все, молчу! — вскинул руки Середин. — Какая теперь разница?

— Нужен ты мне, нацик нерусский!

К счастью, в этот момент одна из дверок отворилась, и Олег смог спрятаться от разошедшейся землячки. Когда он вышел, ее в коридорчике уже не было. Ведун вернулся к своему ряду, протиснулся к окну — и услышал с кормы восторженный поросячий визг. Вскоре каблучки курносой девицы простучали по полу салона, и кудряшка перевалилась через соседку, едва не стукнувшись лбом о лоб молодого человека: