Мастер ветров и вод - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 53

• Предыдущая
• 53/54
• Следующая

Я танцую для того, чтобы встало солнце.

И оно поднялось, величавое и грозное, и весна накрыла землю цветным покрывалом. Я оглядела себя. Мой наряд уже был другим — он состоял из алых, жёлтых, синих и зелёных полос ткани, развевавшихся как языки пламени. Я снова кружилась вокруг костра и сама была костром, сжигающим тьму, небытие и даже самое смерть!

Снег давно растаял, влажная земля, такая нежная и беззащитная, высыхала с каждым мгновением. И вот первая трава и первые цветы явились на свет и тоже закружились со мной в вековечном танце жизни и смерти. Я уже не видела людей, танцующих вокруг, все превратились в размытые яркие пятна. Но я знала, что люди здесь: они пели, они кричали от восторга, они взывали ко мне: «Таоте! Таоте! »

И снова сменились мои одежды: теперь они были из нефритовых пластин, скреплённых меж собой золотой проволокой. Тяжелы и холодны были эти одежды, но я знала, что это ненадолго. Я остановила свой танец и воззвала:

— Души потерянные, заблудившиеся, умирать не умеющие и страшащиеся, грядите ко мне! Я проводник ваш к Жёлтым водам, к водам, где суждено вам возродиться вновь!

И они пришли — потерянные, забытые, заблудившиеся души. Их было много, но каждой душе я давала нефритовую пластинку со своего наряда. И душа, просветлившись, отправлялась на постоянное место жительства к Жёлтым истокам.

Последней душе я отдала последнюю пластину и осталась нагой. Нагота не смущала меня, я была сейчас все равно что птица или цветок — так легко и светло мне было. И я запела: ликующую, безумную песню жизни и любви, торжествующей даже среди мрака и смерти. Я победила вечную зиму. Я исполнила свой долг. Я — таоте, дух жизни и победы.

И едва я поняла это, как взлетела — прочь от деревни, от расцветающей земли. Я оказалась среди облаков, но не ласковых и нежных, а грубых, словно вырезанных из пенопласта. И небосвод здесь не небосвод, а — сатиновое полотно, выкрашенное синей гуашью. Я касаюсь небосвода, и чешуйки краски остаются на моих пальцах.

— Вот мы и встретились снова, — слышу я голос. Этот голос мне неприятен, я оборачиваюсь и вижу странное существо. Но оно знакомо мне, такого уродства не забыть. Раньше я не знала (нет, не помнила!), кто это, а теперь память вернулась ко мне.

— Лун, — говорю я, — что тебе нужно от меня?

— Того же, что и четыре тысячи лет назад, — скалится Лун. — Победы.

— Зачем тебе эта победа? — Я говорю холодно и надменно. Маска, которая у меня на лице, понуждает меня говорить так. — Разве нам нужно что-то делить, Лун, дух тёмных начал?

— Ты права, победа — это второстепенное. Мне нужно, чтобы перестала существовать ты, таоте. Четыре тысячи лет я вершил свои дела спокойно, зная, что ты затеряна в цепях перерождений и высшие духи не вернут тебя. Но вот четыре тысячи лет прошли, ты вернулась.

— Лун, не зарься на то, чего тебе не получить. Владей тьмой, я же буду владеть светом.

— Ты не владеешь светом, таоте!

— Хорошо. Пусть не светом. Пусть я владею переходом из тьмы в свет. Это тоже немало.

— Пусть вечный спор наш рассудит поединок, — высокопарно говорит Лун, дух злых начал, дух тьмы и забвения. — Сразись со мной, таоте.

— Снова?

— Снова.

— Хорошо.

— Но я хочу, чтобы перед началом нашей битвы ты знала: это я тогда стоял на шоссе.

— На каком шоссе?

— Быстро же ты забыла! На том шоссе, где молния взорвала машину с тобой и твоим кузеном. Это я послал молнию.

— Ты убил Го! — кричу я в отчаянии.

— Убил. Но тем самым сделал себе же хуже: твой кузен стал благим небожителем, а я-то надеялся, что он пополнит сонм бесприютных духов-скитальцев, не дающих покоя ни людям, ни мирам…

— Ты убил Го… Убил того, кто был мне дорог… Вот теперь защищайся!

И я бросаюсь с голыми руками на это шипасто-клыкастое чудовище. Маска на моем лице раскаляется, так что боль пронизывает меня. Но я сражаюсь, я наношу удары, я распластываю эту тварь по небосводу, так что с него сыплется чешуя.

И когда мне кажется, что я одерживаю верх над своим давним врагом, я вдруг понимаю…

Понимаю, что я не победила.

И никогда не смогу победить.

Потому что это мне не нужно. Потому что Лун — никакой мне не враг. Потому что не может быть врагов — у меня. У таоте, несущей спасение и милость.

— Ты опять поймал меня, Лун, — остановившись, говорю я. Ни ярости, ни гнева нет в моем сердце, оно высветлилось и стало как алмаз, на котором ничто не может оставить царапины. — Ты поймал меня, как четыре тысячи лет назад. Я вспомнила — мы сражались и тогда, но всякие битвы между нами бессмысленны. Я стала старше на много жизней. И теперь поняла: мы — два склона одной горы.

— Ты догадалась, — склоняет голову Лун. Потом он смотрит на меня, и в этом взгляде нет ярости, только усталость и бессилие. Может быть, он и сам не рад, что оказался на теневой стороне горы, тогда как я — на светлой.

И в сердце моем рождается жалость.

— Прости меня, Лун, — говорю я. — Прости, как и я прощаю тебя.

Что-то начинает происходить с небом и облаками, окружающими нас. Теперь это не мишурная декорация к очередной вселенской битве. Небо стало живым, оно дышит, оно ликует, оно меняется. Радуга простирается от бескрайности до бескрайности как символ милосердия. И по радуге, как по Великому шёлковому пути, к нам идут три старца — три звёздных божества.

Лун видит их и буквально начинает блекнуть и тускнеть. Его роскошные крылья скукоживаются, как осенний лист в пламени костра, глаза затягивает белесая плёнка, изо рта вырывается зловонный вздох.

— Только их здесь не хватало, — шепчет Лун.

— Оставь злословие, Лун, — предостерегающе говорю я. — Ты ведь знаешь, кто это.

Облака вспыхивают золотым сиянием, словно где-то совсем рядом восходит солнце. Но я знаю: это не солнце, это сияют три звёздных божества Фу, Лу и Сау, несущие милость в своих заплечных мешках.

Три божества останавливаются напротив нас. Я опускаюсь на колени и простираю к ним руки в ритуальном поклоне. В моих руках сама собой появляется свеча с маленьким, еле теплящимся огоньком.

— Простите меня, о боги, — говорю я. — Простите и благословите творить дела добра.

— Ты давно прощена, таоте, — говорит Сау. — Лун, непокорное дитя, доколе ты будешь склоняться к злодеяниям и нелепой воинственности?

— Простите, боги, — говорит Лун. Но даже я ощущаю, что говорит он это неискренне.

На лица старцев облачком набегает печаль.

— Ступай на свою сторону горы, Лун, — говорит Фу. — Ты прощён, но не благословлён.

Лун исчезает. И словно не было его никогда, даже в памяти стёрся след этого странного существа.

Тишина, великая, благостная тишина заполняет все вокруг.

— Что ж, таоте, — музыкой звучит в этой тишине голос звёздного божества, — осталось тебе выбрать свою дорогу.

— Это твоя награда за то, что ты была почтительна к заблудшим душам и привела их на тихие Жёлтые воды возрождения. Выбери свою дорогу, таоте!

Я увидела себя бессмертной. Я увидела себя исполненной всемогущего милосердия. Я была божеством грядущего — божеством-таоте, дарящим благодать не по заслугам, а просто так… Как это было возвышенно! Но как это было предсказуемо! Сегодня, завтра и вечно я помогу несчастным, утешу миллионы отчаявшихся, и ничего никогда не изменится. Постоянство — это радость, доступная только богам.

— Это путь, который предлагаю тебе я, — тихо сказал звёздный старец Сау.

Я увидела себя великой повелительницей стихий. Все энергии мира проходили через мои руки, а сердце моё было компасом, определяющим верное направление жизней тысяч и тысяч людей. За это мне — непревзойдённому мастеру фэн-шуй — поклонялись не меньше даже, чем богу. Мне были подвластны ветра и воды, судьбы и души, смысл вещей и явлений.

— Это путь, который предлагаю тебе я, — торжественно сказал звёздный старец Лу.

Я увидела себя разъярённой и счастливой, плачущей и смеющейся, нищей и владеющей бесценным сокровищем. Моё сердце билось горячо и сильно, в нем мешались любовь и ненависть, восхищение и презрение, нежность и злость. Я шла по краю всех противоречий как по лезвию бритвы. А на моих щеках горели не магические иероглифы — горели поцелуи человека, за которого я готова была отдать свою душу. Этот человек, вдохновлённый мной, писал картины, восхищающие, исцеляющие и пленяющие миллионы людей. Этот человек любил меня, и любовь руководила его кистью, любовь создавала его дивные полотна. И я любила его со всей страстью, со всем огнём, на который была способна… Но у меня не было ничего больше, кроме дара быть любимой…

• Предыдущая
• 53/54
• Следующая