Армагеддон - Злотников Роман Валерьевич - Страница 58

• Предыдущая
• 58/75
• Следующая

— Эй, командир, тут какая-то фигня творится, погляди, может, я чего не так делаю?

Дэймонд повернулся к нему:

— А что случилось?

— Да индикатор заряда какую-то ерунду показывает.

— То есть?

— Ну что заряд у нас тысяча семьсот процентов.

— Сколько?

Механик-водитель дернул плечом:

— Вот и я говорю — фигня какая-то.

Неожиданно вмешался горный стрелок:

— Не, мужики, все нормально. У нас та же ерунда была. Ну, когда мы транспортеры расконсервировали. Это на НЗ аккумуляторы такие были заложены. У них заряд в семнадцать раз выше, чем у обычных. Просто откалибруйте индикатор по новой, и все…

Механик присвистнул:

— Ну дела-а-а, — и скрылся в люке…

К исходу недели полевая база начала пустеть. Первыми ее покинули горные стрелки, затем пошла пехота, а в воскресенье приказ на выдвижение пришел и им.

Когда они прибыли на станцию Акбулак, там их уже ждали платформы под погрузку. Пока механики загоняли машины на платформы, Дэймонд прошелся вдоль состава и спросил у высунувшегося из электровоза машиниста:

— Куда едем-то?

Тот пожал плечами:

— А кто его знает? Мое дело довезти вас до шестнадцатого магистрального, а уж куда вас дальше забросят…

Первый, Второй, Третий магистральный… и так далее и так далее — под этими названиями фигурировали перегрузочные узлы магнитодинамической хорды.

Погрузку завершили уже за полночь. Дэймонд только-только закончил проверять крепеж и уже собирался пойти в вагон спать, как вдруг его окликнул ротный:

— Эй, Урусов, ты ведь срочную служил «башнером»?

— Так точно.

Ротный кивнул:

— Вот и ладненько. Я у тебя «башнера» забираю. В третий экипаж…

Дэймонд замер, удивленно воззрившись на ротного. Конечно, в роте некомплект, конечно, современным танком при некоторой сноровке можно управлять и вдвоем и ротный разумно оставил по двое только там, где хотя бы один член экипажа был из постоянного состава, но у него-то экипаж из бывших срочников!

— … а тебе даю вот этого паренька. — Ротный махнул рукой и откуда-то из-за спины Дэймонда выдвинулся довольно щуплый молодой парнишка. — Нам подбросили пополнение из срочников, так что если чему недоучили — сам натаскаешь. У тебя квалификационные баллы — залюбуешься.

Когда ротный ушел, Дэймонд устало посмотрел на новичка:

— Как зовут-то?

— Виктор… Гершвиц.

Дэймонд уловил едва заметный акцент:

— Из Израиля давно?

Парень чуть замялся:

— Два года…

— Ну… добро пожаловать в экипаж…

На Шестнадцатый магистральный они прибыли через двое суток. В магнитодинамических поездах Дэймонд ездил не раз, что было очень удобно — до Питера из Москвы можно было добраться всего за два часа, а до Сочи — за четыре. Однако бывал он только в пассажирских вагонах, а вот в грузовой терминал попал впервые. Оказалось, что система погрузки отработана под стать скоростям. Если погрузку техники и имущества на обычные железнодорожные платформы полк завершил за два дня, то здесь перегрузка заняла всего полтора часа. Еще час карго-мастера проверяли крепеж (сорокапятитонный кусок железа, сорвавшийся с креплений на скорости за пять сотен километров в час, может натворить кучу дел), а затем литерный состав тронулся навстречу… войне?!

— … вы можете передвигаться самостоятельно?

Филипп выплыл из небытия и попытался сфокусировать взгляд на говорившем. С первого раза ничего не получилось. Более того, сознание снова начало уплывать куда-то в грохочущую и визжащую тьму.

— … столько наркотиков, что он умрет раньше, чем ты чихнешь…

Голос не сдавался. Он снова пробил тьму и начал настойчиво пульсировать в перепонках. Впрочем, в следующее мгновение до Филиппа дошло, что это уже другой голос.

— … терранец. Так что заткнись и волоки.

Это опять был первый голос, но ему тут же ответил второй:

— То-то и оно, пока его доволокешь…

В этот момент скачком включились другие органы чувств Филипп почувствовал, что лежит на чем-то жестком, потом, что это жесткое покачивается, затем тьма перед глазами окончательно распалась и приняла различные формы, отличающиеся друг от друга цветом, оттенками, степенью светоотражения и многим другим. Потом вернулись запахи…

— Минута сорок!

Это был уже третий голос. И все они по-прежнему были незнакомыми.

— Минута тридцать! Быстрее!

Филиппа затрясло сильнее. Похоже, те, кто его нес, перешли на бег. Но тут вернулась боль, и Филипп застонал.

— Ты смотри, очухался…

На этот раз второй голос прозвучал напряженно, и Филипп понял, что говоривший — один из тех, кто его нес.

— Сорок секунд!

Филиппа затрясло сильнее, но вместе с болью начали появляться и кое-какие воспоминания, и боль как-то сразу ушла на второй план…

Вик Вик ввалился в его номер мрачнее тучи. А когда Вик Вик был в хреновом настроении, это впечатляло. Причем если учесть, что росту в Вик Вике было едва ли метр шестьдесят пять, а вес не переваливал за полтинник, то нетрудно понять, что брал он не выставленными вперед пудовыми кулаками или грозно выпяченным квадратным подбородком. Да в этом и не было нужды. Глаза — вот в чем была вся соль. В коридорах МОК не было ни одного человека (включая всегда вежливого и политкорректного председателя графа Роана, блистательного спортивного медика и в прошлом неплохого гребца), кто мог без трепета взирать на Вик Вика в состоянии «мрачнее тучи». В этом состоянии Вик Вик был похож на… зарождающийся ураган… надвигавшуюся грозу… мгновение назад начавший зарождаться торнадо… И хотя на памяти Филиппа Вик Вик ни разу не разразился, так сказать, но легче от этого не становилось. И вот сейчас он ввалился к номер в Филиппу…

Вик Вик остановился посередине комнаты, несколько мгновений буравил мрачным взглядом телевизор, на котором Степан Мигура в очередной, наверное, уже тридцатый раз подряд заканчивал свой феерический бег, затем с грохотом придвинул к себе ногой тщедушное креслице из металлических трубочек и кожзаменителя (ну еще бы, найдете вы в таком оплоте политкорректности, как Нью-Йорк, обработанный кожный покров зверски убитых животных) и плюхнул в него свой тощий зад.

— Филипп, с этим надо что-то делать.

— С чем, Виктор Викторович?

Вик Вик боднул его своим фирменным «тучным» взглядом, мгновение смотрел куда-то в стену, а когда повернулся обратно, «молнии» больше не сверкали. Дело было в том, что Филипп был одним из немногих, на кого взгляд первого вице-президента МОК не действовал. Он это знал, а потому просто еще раз повторил:

— С этим надо что-то делать.

Филипп невозмутимо пожал плечами:

— Зачем?

— А то ты не понимаешь! — саркастически вскинулся Вик Вик. — Да нас же просто выкинут из олимпийского движения!

— За что?

— За обман.

— Какой обман? — удивился Филипп. Вик Вик вздохнул:

— А как еще они могут объяснить то, что творится? — Он кивнул на телеэкран, где Мигура вновь (в который уже раз за последние два часа) рвал грудью финишную ленточку, и насупился. — Сам знаешь, эта Олимпиада замысливалась американцами как торжество американского духа (ну еще бы, Олимпиада не просто в Америке — в самом Нью-Йорке!). Американцы должны были одержать не просто победу, а абсолютную победу, и вот…

— Спорт есть спорт.

Вик Вик взорвался:

— Какой спорт?!! Когда олимпийская сборная одной страны получает двести десять медалей, из них шестьдесят восемь золотых, это не имеет никакого отношения к спорту!

Филипп продолжал молча смотреть на экран, где кадр с рвущим ленточку Мигурой отъехал чуть дальше, а на переднем плане нарисовались Стеф Полански, самый крутой ведущий теленовостей всего западного побережья, и его очередной гость — холеный благообразный мужчина с седой бородкой. Полански представил его как профессора Джереми Макенроя, специалиста по спортивной медицине и ведущего эксперта по допингу Национальной ассоциации легкой атлетики США. Ну еще бы! Ведь всем давно было известно, что при честной игре американцы просто не могут проиграть. Что означало: если они проигрывают — значит игра нечестная.

• Предыдущая
• 58/75
• Следующая