Армагеддон - Злотников Роман Валерьевич - Страница 53
- Предыдущая
- 53/75
- Следующая
— Руфочка, а ты не забыла мою рубашку, да нет, ту, желтую, которую мне привез Леви… ай, не говори так, она еще вполне ничего… это же русская рубашка. Ты не понимаешь, русские все делают лучше всех в мире, уж я-то знаю, я там родился.
Виктор фыркнул. Вот ведь заслуга! Дядю Иосифа увезли из России в возрасте четырех лет. Ну что он может помнить? Но он действительно родился в России. В его паспорте в качестве места рождения стоял город Курск, так что с точки зрения законов Российской империи он действительно возвращался на родину, и потому всем остальным, кто ехал вместе с ним, приходилось его терпеть.
Виктор закрыл журнал и бросил на пол. Делать было совершенно нечего. Ребята сейчас все в школе, только Израель, наверное, сидит у отца в офисе. Но с Изей они поругались. Тот обозвал Виктора отщепенцем, убегающим с Родины, когда ей так нужны молодые руки и умы. Правда, потом они вроде как помирились, но какая-то натянутость осталась. Смешно. Как будто Виктора кто-то спрашивал — ехать или не ехать Впрочем, даже если бы и спросили… он и сам не знал, чего ему больше хочется. С одной стороны, он родился в Хайфе и неплохо прожил здесь до пятнадцати лет. Здесь было все — друзья, Ракель… С другой, когда он смотрел на экран, где Леви позировал на меховой горе убитого белого медведя или отфыркиваясь выныривал из парящего гейзерового озерка, ему страшно хотелось попасть туда самому. К тому же, если он станет гражданином Империи, у него появится шанс попасть в Терранский университет…
— Руфочка, я забыл тебе напомнить, положи, пожалуйста, гармошку… ну да, которая осталась от дедушки Леви… не спорь, это русский национальный инструмент, так что когда ее увидит русский таможенник, он сразу поймет, что я возвращаюсь на Родину.
Этого Виктор выдержать уже не мог. Он вскочил с кровати, натянул легкую рубашку-сетку и выскочил из комнаты. Когда он спустился вниз, мать как раз запихивала в чемодан ветхую гармошку. Виктор насупился и попытался прошмыгнуть мимо. Но, как обычно, ему это не удалось. Мать на секунду оторвалась от своего занятия, окинула сына критическим взглядом, поджала губы, но сдержалась и сказала только:
— Виктор, посмотри, где там Рива. Пусть идет домой. И сам недолго. Нам пора ужинать и ложиться. Завтра рано вставать. Машина придет в полвосьмого.
Виктор кивнул и выбежал на улицу. Вот ведь родители — вроде ничего не делаю, иду себе мимо, а все равно спокойно пройти не дадут — обязательно надо что-нибудь сказать, чем-нибудь озадачить.
Риву он встретил где и ожидал — на набережной. И она, естественно, целовалась со своим парнем. Виктор сморщился. Тоже мне, трогательная сцена — Ромео и Джульетта. Прощай навеки! Да семья Игоря записалась в очередь на возвращение еще за два года до них. И хотя у Игоря не оказалось в живых никого из бывших граждан России, их очередь должна подойти через две недели. А вот у его Ракели срок подойдет, только через три года. Да и вообще, из его друзей в ближайшие полгода в Россию должны перебраться только двое — Семен и Беньямин. Беньямин говорит, что немного побаивается. У него бабушка по матери — из Литвы, так она им все уши прожужжала о том, как в России не любят евреев. Ну и что? Вон тетя Далия рассказывала, что, когда они сюда приехали (а ей, в отличие от дяди Иосифа, в момент эмиграции из России было уже двенадцать лет), им здесь некоторые тоже были не очень-то рады. Даже обзывали русскими. Хотя, конечно, не все. Ну и там, наверное, тоже не все такие, как рассказывает бабушка Беньямина. В конце концов туда уехало уже столько народу, и пока Виктор не слышал, чтобы кто-нибудь вернулся.
— Рива, тебя мать зовет.
Рива и Игорь вздрогнули и отшатнулись друг от друга. Сестра покраснела и сердито нахмурилась.
— Виктор, тебе сколько раз говорить — не подкрадывайся!
— А я и не подкрадывался, — ухмыльнулся Виктор, — просто вы были так заняты, что не заметили бы и верблюда.
Рива вспыхнула:
— Ах ты! Игорь, ну скажи ты ему…
Но тот лишь покачал головой:
— Ладно, пойдем, я тебя провожу.
Рива мгновенно оттаяла, но, уходя, все-таки не удержалась и крикнула Виктору:
— Ты давай недолго! Нам завтра рано вставать. Машина придет в полвосьмого.
Виктор досадливо сморщился. Ох уж эти женщины… Вот ведь правильно говорят: в чем разница между еврейской матерью и арабским террористом — с арабским террористом можно договориться. Вот и Рива тоже… будущая еврейская мать… или уже русская, черт его разберет — все так перепуталось. Виктор еще полминуты сердито посверлил взглядом спину сестры и задумался. Идти было совершенно некуда, но возвращаться к визгливым и самодовольным речам дяди Иосифа тоже не хотелось. Так что оставался один вариант — проведать Израеля.
Как он и ожидал, Израель торчал у отца в офисе. Когда Виктор просунул голову в дверь, дядя Беньямин, отец Израеля, что-то торопливо набирал на клавиатуре, одновременно говоря с кем-то по телефону, зажатому между плечом и щекой. Так что увидев просунувшуюся в дверь вихрастую голову Виктора, он, не отрываясь ни от одного из своих дел, просто указал глазами на дверь задней комнаты, где Израель обычно и коротал время за экраном.
Израель сидел в чате. Причем в каком-то русскоязычном. Наверное, болтал с Самуилом. Семья Самуила, еще одного парня из их компании, уехала в Империю еще два года назад. Тогда Израель, узнав о том, что родители Самуила подали прошение на эмиграцию в Империю, возмутился так, что даже объявил ему бойкот. А потом ничего — отошел. И сейчас частенько болтал с ним в чате. Впрочем, всем ребятам было ясно, откуда у Израеля ветер дует. Он был из семьи коренных собров. Его дед по отцу служил в элитных парашютных частях и одно время даже был депутатом кнессета. Причем больше всего он прославился тем, что внес проект закона о запрещении регистрации детей, чьи имена не соответствуют «еврейской культурной традиции». Тогда разразился целый скандал, поскольку, несмотря на столь расплывчатую формулировку, всем было ясно, что законопроект направлен в первую очередь против выходцев из России. Так как именно в их среде возникла и начала распространяться мода на русские имена. Хотя большинство родителей, дающих детям такие имена, родились уже здесь, в Израиле. Впрочем, большинство старалось неким образом сохранять паритет, называя одного ребенка русским именем, а второго еврейским, как, скажем, у них с Ривой. Хотя и не все. Например, у Игоря брата звали Виталием, а сестру Катей. Закон, естественно, не прошел, поскольку так или иначе задевал интересы трети населения страны. А на следующих выборах дед Израеля уже не попал в партийные списки.
— Привет, опять с Самуилом болтаешь?
Израель, который был так увлечен своим чатом, что даже не заметил, как вошел Виктор, вздрогнул и отодвинулся от компьютера.
— А, это ты? Я и не заметил, как ты вошел.
Оба замолчали, Виктор — несколько запоздало поняв, что не стоило вот так в лоб напоминать об истории с Самуилом, а Израель как раз из-за того, что ему — напомнили об истории, о которой он не очень-то любил вспоминать.
Спустя минуту Израель шумно выдохнул и нехотя сказал:
— Да нет, не с Самуилом. Я тут нашел еще один чат. Тут сидят в основном те, кто попал в Империю не из Израиля, а из других стран. Хотя наших тоже хватает.
Виктор, тоже справившийся со своим смущением, понимающе кивнул. Приехавшие в Империю из Израиля как-то очень быстро и непринужденно сбились в этакое плотное землячество, не закрытое, впрочем, совершенно от всех остальных, но все-таки несколько отделенное от жизни коренных русских. Это был свой особый мирок, где продолжали по-прежнему делать мацу, праздновать Песах и другие еврейские праздники, хотя большинство с не меньшим удовольствием принялось отмечать и майские, и ноябрьские и уж конечно Старый Новый год. И как-то так получалось, что стоило только где-то — в городе, на заводе, в институте, в чате, появиться кому-то из переселенцев, как вскоре там вдруг оказывалось множество его земляков. Почему так получалось, никто особо не задумывался, да и страдать по этому поводу никто сильно не страдал. Поскольку все окружающие от этого только выигрывали. Видимо, в крови этого легкого на подъем народа было что-то такое, что позволяло ему довольно споро вписываться в любые нравы, а работы в Империи хватало всем и возможностей для роста тоже. К тому же реализация провозглашенной Императором политики «Родины всех уехавших» довольно жестко отслеживалась и контролировалась и местными властями, и правоохранительными органами. Так что мужичок, рискнувший по пьяни обозвать кого-то из приехавших «сраным жидом», рисковал нарваться на большие неприятности, а несколько попыток создания полулегальных организаций русских (как, впрочем, татарских, башкирских, тувинских и иных прочих) националистических организаций были пресечены быстро и, как многим показалось, неадекватно жестоко.
- Предыдущая
- 53/75
- Следующая
