Мисс Супердевчонка. Большая книга приключений для самых стильных (сборник) - Иванова Вера - Страница 19

• Предыдущая
• 19/81
• Следующая

Ага! Значит, Туча все-таки научилась некоторым правилам обращения с учениками. Что ж, тем хуже для них… То есть для нас.

Наученная горьким опытом, я решила целиком и полностью отдаться работе. Да и тема была интересной — прочитав «Горе от ума», я сразу поставила его на первое место в списке моих любимых произведений, так что можно было смело творить самой, ниоткуда не списывая. Оказалось вдруг, что это приятно: мысли, облеченные в слова, лились легко и свободно, я едва успевала записывать их, радуясь неожиданным сравнениям, метким метафорам, четким определениям. Это было почти так же прикольно, как писать в дневничке! Однако полностью расслабиться мне не удалось — члены моей «подопытной» бригады, вспомнив старый добрый способ общения в «домобильную» эпоху, закидали меня записками с требованием сообщить результаты теста. Пришлось, прикрываясь тетрадкой с сочинением, строчить ответы. Передавая записки обратно, я то и дело ловила на себе недовольные взгляды учительницы, и каждый раз душа уходила в пятки. Не хватало еще одного провала!

Но вот наконец записки разлетелись по классу, и я вернулась к сочинению. Однако с Чацким снова ничего не получилось — на этот раз по вине Смыша.

— Ну и что вам там цыганка нагадала? — вкрадчиво спросил он.

Я молчала, быстро строча в тетрадке — надо было немного проучить его. Но потом сдалась: мне и самой хотелось обсудить наш разговор с Клементиной, поэтому я описала все в деталях и передала Мише ее просьбу.

— Гадание по почерку — совсем не так глупо, как может показаться, — Смыш смущенно почесал бровь. — Странно, что я сам до этого не додумался… Надо будет обязательно проработать этот вариант.

— Ты тоже собираешься гадать?! — изумилась я.

— А почему бы и нет? — Смыш задорно улыбнулся и дернул меня за косичку. — Слушай, Сашуля, я тебе уже говорил, что ты совершенно неповторимая?

— Неповторимая — что? — не поняла я.

— Просто неповторимая! — хихикнул Смыш, утыкаясь в тетрадку.

А я сидела и переваривала услышанное. Он прикалывается или серьезно? И что это было — комплимент или издёвочка?

К сочинению я вернуться так и не успела — на меня снова лавиной посыпались записки, на этот раз с требованием пояснить результат и значение слов из теста. Пришлось опять нырнуть за тетрадку — но я утешала себя тем, что Чацкий никуда не денется и я успею дописать сочинение на втором уроке — после литературы шел русский. 

Моим надеждам сбыться было не суждено. Какой-то рок тяготел надо мной в тот день: последняя записка была перехвачена Тучей, которая, недолго думая, открыла журнал, и не успела я и слова сказать в свое оправдание, как рядом с моей фамилией появились две двойки.

— Одна — за поведение, вторая — за сочинение, — торжествовала Туча, радуясь расправе надо мной.

Я снова не смогла сдержать слезы. Как и на первом уроке, они смыли тушь и пудру, потекли на дневник, но мне уже было все равно — такого позора я не переживала ни разу в жизни. Опустив голову на тетрадку, я разразилась настоящими рыданиями — сказалось невероятное напряжение последних дней и бессонной ночи.

— Саш, да брось ты! Не плачь, оно того не стоит! — услышала я вдруг тихий голос Миши. А когда подняла заплаканные глаза, то увидела, что он стоит около парты, выпрямившись во весь свой небольшой рост, и кулаки его крепко сжаты.

— Это несправедливо! — выкрикнул мой храбрый защитник, гневно сверкая очками. — Вы не имеете права ставить двойку за поведение в журнал! И за сочинение не имеете права ставить! Вы его даже не прочитали еще!

— Эт-то что еще за адвокат выискался?! А, старый знакомый! Смыш без запятой! Что, тоже на двойку нарываешься?

— Во-первых, не «ты», а «вы», — отчеканил Смыш. — Во-вторых, не без запятой, а без мягкого знака! А в-третьих, вы можете поставить мне двойку только после проверки моих знаний!

— Да? А вот мы сейчас посмотрим, что я могу! — Синяя шариковая ручка зависла над журналом, ринулась вниз, и рядом с Мишиной фамилией приземлилась еще одна птица-двойка… — Ну что? Убедился?

Класс ахнул и замер. Случилось невероятное — Смыш, умница, отличник, ботаник — получил двойку! Наверное, первую в жизни, потому что для него это явно стало неожиданностью: руки его опустились, плечи поникли, и мне даже показалось, что в уголках его глаз блеснули слезы…

А потом произошло нечто еще более невероятное — с последней парты раздался голос Танюсика:

— Тогда уж и мне ставьте! Я тоже себя плохо вела. Весь урок цветочки на парте рисовала! Моя фамилия Тычинка. Это следующая за Смышем.

К ней присоединился и голос ее соседа:

— И Брыкалова не забудьте! Я вообще вместо сочинения в игры на мобильнике играл! Фамилия номер три!

А потом голоса слились в один хор:

— И я хочу двойку! И я!

Растерявшаяся Туча переводила взгляд с одного на другого, не зная, как ей поступить. Двойки всему классу — это уже не наказание, а настоящее ЧП! За это может крепко достаться и самому учителю…

— Так у вас круговая порука… Один за всех, все за одного! Ну, погодите, я вам покажу… Я знаю, откуда у этой смелости руки и ноги растут!

Она подошла ко мне и скомандовала:

— Алешина, Тычинка, возвращайтесь к работе! Брыкалов, Смыш, немедленно поменяйтесь местами! А то разбились на парочки, понимаешь, тут!

Что ж, надо отдать Туче должное — этот неожиданный приказ утихомирил начавшийся бунт, тем более что большинство народа и сами испугались своей смелости и были рады сдать назад. Все снова уткнулись в тетради и застрочили с удвоенной скоростью: солидарность солидарностью, но портить оценки перед грядущим родительским собранием не хотел никто.

А рядом со мной вместо Миши возник Сеня. Однако я не обратила внимания на рокировку, потому что наконец-то дорвалась до сочинения. Мною овладела хорошая злость: да что же это такое, в конце концов, в кои-то веки решила писать сама, так не дают! И пусть за Чацкого у меня уже стоит двойка, но я добью это сочинение, допишу из принципа, чего бы мне это ни стоило! Как бы предательски это ни звучало, я решила: даже лучше, что Миша отсел, — он-то закончил уже на первом уроке и своими отвлекающими вопросами все равно не дал бы мне сосредоточиться. А Брыкало вел себя тихо, только смешно сопел, заглядывая мне через плечо. Единственное, о чем он попросил, — это писать помедленнее и поразборчивее.

Оказалось, что я вовремя перешла в рабочий режим — едва я успела поставить последнюю точку, как в класс заглянула медсестра и перечислила тех, кто должен явиться в медкабинет на прививку от гриппа. Мы четверо были в списке, и урок для нас закончился, потому что медсестра не уходила до тех пор, пока мы не сдали тетради и не поплелись обреченно за ней. 

«Три двойки, записка родителям и укол в один день — это уж слишком!» — так думала я, шипя и зажимая огненную точку на плече. Наверное, это была какая-то особенно злая вакцина, потому что сегодня «комарик» укусил как огромный шмель, и я, в который раз за этот день, пыталась сдержать слезы.

— Ну что? Как там? — с беспокойством обступили меня друзья, едва я вышла из кабинета.

— Пытка, — бросила я в сердцах, не подумав о последствиях: Брыкало вдруг побледнел, пошатнулся, а потом начал потихоньку сползать по стенке.

— Теперь его никакими пинками в кабинет не загонишь, — пробормотал Смыш, вытирая пот со лба. — Да и меня тоже!

Ситуацию спасла Танюсик. Она вытащила из ранца «Ультрафиолет», побрызгала себе на руку и поднесла ее к носу Брыкалы. Тот шумно вдохнул, громко чихнул и открыл глаза.

— Какая гадость! — жалобно произнес он, и непонятно было, к чему это относится — к духам или прививке.

— Ой, ну до чего же мужской пол стал чувствительный! — фыркнула Танюсик, помогая Сене подняться. — Чуть что — в обморок. Нет уж, вы у меня не отвертитесь. Пойдете на прививку как миленькие!

• Предыдущая
• 19/81
• Следующая