Микенский цикл - Валентинов Андрей - Страница 24

Она улыбнулась:

– Я ничего не забыла, самозванец! Когда-нибудь я сделаю это, но ты не успеешь испугаться.

Она не шутила, но я не стал особо волноваться. Пока мы связаны. Случись что со мною – она умрет первой.

– Ладно, царевна, что нам делать со всем этим?

Дейотара ответила не сразу.

– Я бы не спешила, – заметила она наконец. – Если все это правда, и вокруг нас орудуют фанатики, то удар надо как следует подготовить. А если нет? Если нас обманывают?

– То есть? – не понял я. – Но ведь людей убивают!

– Велика важность! Людей всегда убивали, ванакт. Вопрос лишь – зачем? Может, они целят не в невинных путников, а куда-то еще. Я бы послала Прета в эти Выпасы.

– Почему его? – вновь удивился я. – Знаешь, я не могу верить Прету.

– А Мантосу ты веришь? – девушка скривилась. – Лавагет – слишком крупная фигура, его отъезд заметят. Прета знают лишь во дворце. И еще...

Она задумалась и начала неторопливо раскладывать алебастровые таблички с донесениями.

– Здесь, – царевна кивнула на одну из стопок, поменьше, – их убивали не спеша. Вырезали сердце, делали надрезы на груди. Похоже на какой-то обряд...

Странно было слышать такое из уст красивой девушки. Ее хладнокровие порой пугало. Я представил себе Дейотару с жертвенным ножом в руке и поежился.

– А здесь, – Дейотара показала на вторую, куда большую стопку, – убивали наспех, резали горло без всяких церемоний.

– Но алтари встречались везде, – возразил я, понимая куда она клонит. – Может, разный обряд? Или жрецы Старых в некоторых случаях спешили.

Дейотара пожала плечами. Я еще немного подождал, а затем осторожно пошел к дверям, не поворачиваясь к девушке затылком. Послышался смех.

– Не бойся, сегодня я не ударю тебя в спину!

– Спасибо, – усмехнулся я в ответ. – А завтра?

– Не знаю... Ванакт, у меня к тебе просьба.

– Да?

Такого еще не было – если, конечно, не считать нашей первой встречи. Но тогда девушка просила прикончить ее без мучений.

– Говори, сестренка! – я поудобнее уселся в кресло, с любопытством наблюдая на нею.

На этот раз она пропустила «сестренку» мимо ушей. Тонкие пальцы сплелись узлом, глаза блеснули.

– Ванакт, ты относишься ко мне, как к престарелому базилею, который славен мудростью и опытом. А я ведь женщина, а все женщины любопытны.

– Что ты имеешь в виду? – такого я тоже еще не слыхал. – Ты, сестренка, считаешь меня слепым? Знаешь, если бы мы встретились при других обстоятельствах...

– Представляю, – по ее лицу промелькнула презрительная усмешка. – Обнаженная девушка, а вокруг дюжина ублюдков. Когда наемники насилуют женщин, они, говорят, не снимают панцирей?

– Не снимают, – согласился я. – Панцирь не очень мешает. Желаешь попробовать?

– Скотина, – бросила она равнодушно. – Думаешь, я жажду соблазнить бродягу, которого впихнули на престол? Хотя, – на ее лице вновь появилась улыбка, весьма ядовитая, – если бы ты повалил меня прямо на пол, то стал больше похож на мужчину. Ты точно из свинопасов, самозванец. Тебе страшно подступиться к дочери ванакта. Для этого таким, как ты, требуется компания...

Представилось, как я зажимаю этой язве рот, как бросаю на ложе... Не этого ли она добивается?

– Поговорили, – проговорил я как можно спокойнее. – Так в чем твоя просьба, богоравная царевна? Я ее выполню, причем охотно.

– Мы уже полгода считаемся... родственниками. Это, конечно, мерзко, но, хотя ты дикарь и свинопас, ведешь ты себя неплохо. Знаешь, ванакт, я бы рискнула сказать, что начинаю тебя уважать...

– Спасибо, – я поклонился.

– Другой на твоем месте держал бы себя еще хуже. Будь я престарелым советником, то иного бы и не желала, но я женщина, а женщины, как тебе известно, любят чужие тайны... Кто ты, ванакт? Ты знаешь обо мне все, а я о тебе – почти ничего. Я не выдам твою тайну, тем более, – ее улыбка вновь стала ядовитой, – мне это невыгодно. Да никто и не станет слушать дочь Ифимедея.

– Ах вот оно что!..

Я немного растерялся. Вообще-то она права, то такие знания могут стоить дорого. Они могут стоить головы.

– Я уже рассказывал, – неуверенно начал я. – В детстве жил в Ахияве...

– Помню. Но ты сказал не все.

– Ну... – я быстро прикинул, что уже успел поведать. – Меня продали в рабство, когда мне исполнилось лет семь, не больше. Что было до этого – почти не помню. Я жил в маленькой деревне, наверное, такой же, как эти Козьи Выпасы. Недалеко было море, я пас коз... Родителей моих уже не было на свете, я жил в доме старика, которого называл «дедушкой»...

– Как твое имя? – внезапно спросила она. – Настоящее?

Я вздрогнул, но заставил себя успокоиться. Дейотара начала этот разговор неспроста...

– Меня звали Лико – Волчонок. У меня был скверный характер, и я лез драться даже с теми, кто намного старше. Позже, в Тире, эту привычку из меня выбивали, но так и не выбили...

– Лико – не имя, – нетерпеливо бросила девушка. – Как тебя звали?

Проще всего было сказать: «Не помню», но, видит Адад, лгать не хотелось. И я замолчал.

– От твоего ответа, ванакт, кое-что зависит, – тихо проговорила она. – Мне не все равно, солжешь ли ты...

И тут я почувствовал – Дейотара знает. В ее темных глазах светилось плохо скрытое торжество.

Знает!

– Меня зовут Клеотер, – с трудом выговорил я. – Клеотер, сын Лая. Мой отец был воином в Микасе...

– А мать – дочерью сельского базилея, – кивнула Дейотара. – Ты родился на месяц раньше, чем твой тезка, сын ванакта Главка.

Я не помнил времени моего рождения. Красивая девица, обещавшая при случае меня зарезать, сумела узнать и это.

– Не ожидал, богоравный Клеотер? – рассмеялась она. – Теперь я могу называть тебя этим именем. Оно, как ни странно, настоящее. Знаешь, выяснить это было не так трудно. Во дворце осталось немало старых слуг, и кое-кто вспомнил, что много лет назад в охране служил какой-то Лай. Кажется, он был комавентом[27]. В одном из походов этот Лай встретился с дочерью базилея, кажется, из-под Аргоса. А знаешь, что было дальше?

– Нет.

Наверное, мой голос прозвучал не так, как обычно, поскольку Дейотара на миг умолкла.

– Извини, Клеотер. Я забыла, что простолюдины тоже умеют чувствовать. Признаться, меня это до сих пор удивляет... Ладно, скажу лишь, что они все-таки поженились...

– Но ребенок был не от Лая, да? – я резко вскочил, с трудом удержавшись, чтобы не закричать. – Мне это говорили, когда я был еще совсем маленький! Все – соседи, их дети... Вначале я плакал, а затем стал драться...

– Я не стану с тобой драться, ванакт. Все-таки ты дикарь, хотя в твоих жилах, возможно, действительно есть наша кровь. Я не говорю о твоей матери, Клеотер, да будет к ней милостив Гадес. Но твой отец – Лай – был сыном Гипполоха, моего деда. Старик оставил немалое потомство. Не знаю, кто та, которую он осчастливил, но она наверняка не единственная. Поэтому ты и похож на его потомков...

Я осторожно присел, стараясь глядеть в сторону и чувствуя, что эта красивая девица внимательно наблюдает за мной. Несмотря ни на что, я был ей благодарен. Я похож на Главка, потому, что я – внук его отца, а не из-за того, о чем шептались соседи...

– Наверное, за тобой продолжали наблюдать и после того, как ты очутился за морем, а затем вызвали в Микены. Хотела бы я знать, кто это сделал?

Я-то знал. Старой карге Гирто вовсе не требовалось быть ясновидящей!

– Выходит, мы все-таки родственники? – не удержался я, ожидая, что этот вопрос не доставит ей удовольствия. Так и случилось.

– Не задавайся, сын Лая! Потомками Гипполоха можно заселить целый город, ты просто больше походишь на его сына, чем другие. Но теперь я знаю, кто похитил у моего отца престол, и кому предстоит отомстить!

– «Бог бьет грешника кровью его и безумием его,» – вновь вспомнились слова с сумерийской таблички. – Боги покарали Афикла безумием, а Ифимедея – кровью. Его убил грех его отца.