10 лет и 3/4 - Паронуцци Фред - Страница 2

• Предыдущая
• 2/19
• Следующая

Папа был в ту пору совсем мальчишкой, но запом­нил все: своего отца в окровавленном свитере, рыда­ющую над ним маму и сельского священника, отдаю­щего последние указания перед отправкой в мир иной.

Дедушка никогда не увлекался религией. Слабым движением руки он подозвал маленького сына и ве­лел поклясться, что здоровый бег, который однажды спас его от фашизма и мог бы еще не раз сослужить добрую службу, отныне и навеки будет в почете у нас в семье.

Это был незабываемый момент, и зареванный папа, шмыгая носом, взволнованно поклялся: сказал «да» бегу и «нет» фашизму. Дедушка услышал его слова и упокоился с миром.

И с тех пор у нас в семье Фалькоцци не жалуют воскресную мессу: вместо молитвы мы отправляемся на пробежку…

Дедушкин свитер, обработанный для лучшей сохранности «Персилом», и по сей день висит на стене в туалете между барометром в виде тру­бочиста и календарем «ПТТ» [6], чтобы мы с течением времени не забывали эту историю. Срок годности у семейной реликвии давно истек, вы не представляе­те, как ужасно выглядят остатки свитера, – будто плащ тореадора, пронзенный быком под возгласы «Оле!».

Свитер дедушки Бролино не зря зовется реликви­ей, совсем как пижама Иисуса Христа. Это наша се­мейная святыня. Папа вообще-то человек покладис­тый, но от воскресных пробежек отвертеться невоз­можно. Он дал слово, и вся семья теперь пыхтит, кро­ме мамочки, которая тем временем отправляется на велосипеде за своим журналом. Мама у нас блондин­ка, с голубыми глазами…

Нана, моя старшая сестра (вообще-то ее имя Фран­суаза, но нам больше нравится называть ее Нана), то­же иногда остается дома, по техническим причинам (у женщин раз в месяц бывает что-то вроде расстрой­ства желудка, только особого, женщинского), и встречает уставших атлетов воздушными пирожны­ми. Девушки – существа хрупкие.

А Жерар, мой старший братец, наш папа и я ежене­дельно носимся наперегонки по ближайшему лесу, временами встречая зайцев и белок, а иногда и вовсе косуль. Мы взбегаем по склонам и спускаемся в низи­ны. Лавируем среди лишайников, прыгаем через ручьи, обдавая друг друга брызгами, увязаем в грязи.

На финишной прямой я всегда вырываюсь вперед, от напряжения стиснув зубы, словно в олимпийской гонке. Проигравшие бегут снова, а победитель спо­койно бродит себе по лесу и собирает орехи, кашта­ны, землянику, ежевику, грибы, яблоки, вишню, ма­лину или совсем ничего, смотря по сезону.

А потом мы возвращаемся домой, и папа своим сильным и красивым голосом исполняет нам первый нумер итальянского хит-парада:

Это песенка Розины, молодой девушки, погибшей за свободу. Удивительно красивая песня…

Если на улице идет дождь, мы занимаемся армрестлингом, а Жерар отжимается с грузом на спине, что­бы стать мускулистым и соблазнительным, причем в роли груза обычно выступаю я.

Зимой мы катаемся с горки: стремительно несемся по склону, будто велосипедисты по ущелью Мадлен [7]. Папа смастерил специальные пятиместные санки, и надо видеть, как семейство Фалькоцци на полной ско­рости слетает с трамплина и все кричат одновремен­но, а шапки ближе к финишу уже несутся сами по се­бе – такого вы не увидите даже в цирке Барнума!

В школе некоторые завистники говорят, что у нас не все дома, но мне на них наплевать: у меня есть свои друзья.

Вот, например, Азиз Будуду. Он вообще-то верит в Бога по-своему, поэтому наши отношения с Христом его совершенно не волнуют. Азизу тоже нравится идея бегать назло фашизму, правда, ему приходится срезать утлы – мешает избыточная масса тела. Впро­чем, в финальной гонке я все равно выхожу победи­телем, даже несмотря на то, что теперь с нами бегает Ноэль.

Вас это удивит, но черные не всегда бегают быстрее всех…

Ноэль – это первый цветной человек, которого я увидел вживую. Я прекрасно помню, как это произошло. Он стоял у доски, рядом с учительницей, весь совершенно черный.

– Дети, – сказала нам мамзель Петаз, – хочу вам представить вашего нового товарища, который при­плыл из Африки… Как тебя зовут, дружок?

– Ноэль, – ответил мальчик.

И тут мне стало смешно, потому что еще даже Дня Всех Святых не было, так что парень явно идет с опе­режением [8], но вслух я решил не острить.

– Сейчас мы подвинем аквариум, и ты сядешь ря­дом с Фредериком, – сказала учительница. Поинте­ресоваться моим мнением она забыла.

Ууу… Предложение училки мне страшно не понра­вилось. С чего это она решила передвинуть аквари­ум? Мне не хотелось выглядеть грубияном, особенно в глазах иностранца из Африки, но разлучать меня с Идефиксом [9] и Джоли Джампер [10], красными рыбка­ми, которых я собственноручно кормил после уро­ков, это уже слишком. Ведь не случайно эти зверюш­ки светятся здоровьем, я же, черт возьми, заботился о них, и притом совершенно бескорыстно!

Возмутиться вслух я не решился, а учительница тем временем поставила аквариум возле книжного шкафа и придвинула к моей парте еще одну – для Ноэля. Мо­жете представить, какую гримасу я состроил в знак протеста против попрания моих гражданских свобод!

Потом мы повторяли таблицу умножения до семи, и оказалось, что мой новый сосед знает ее наизусть. Он сразу поднимал руку, чем несказанно меня бесил: всем было известно, что по математике я прочно за­крепил за собой второе место, после Азиза, и, если этот новенький окажется умнее меня, я стану треть­им – не слишком ли много страданий для одного дня?

Я волновался за Идефикса и Джоли Джампер, кото­рые, небось, подумали, что я умер, и от сознания по­тери горько рыдали в своем аквариуме, – сквозь тол­щу воды выражения их лиц не просматривались, но я очень живо себе это воображал. Я телепатировал, не жалея сил, глаз не сводил с аквариума и в результате получил нагоняй от мамзель Петаз, которая, оказыва­ется, уже две минуты и тридцать секунд спрашивала меня про семью восемь.

В тот день мне вообще не везло…

На перемене весь класс обступил Ноэля, чтобы уз­нать, откуда он приехал. А я назло им пошел играть в шары под каштанами. И всем было на меня наплевать.

Четыре дня я специально его не замечал, хотя жил он в нашем доме на первом этаже и мы каждое утро одной дорогой направлялись к знаниям, но по отдель­ности.

В пятницу вечером я пошел гулять с нашим Псом (мы его прямо так и зовем – Пес), который уже на лестнице испускал удушающие газы. Мне было пору­чено набрать мазута для печки, и, честно говоря, бы­ло страшно, потому что подвал у нас очень темный. Никогда не знаешь, что именно свалится тебе на голо­ву в этом сомнительном месте, ситуация грозит вый­ти из-под контроля, и вездесущие силы зла уже при­таились за дверью, готовые наподдать вам коленом в первичные половые признаки. Но делать было нече­го, настала моя очередь идти за мазутом…

Я повел Пса выгуливаться на фрагменты лужайки, обрамляющие бельевые веревки, – справлять нужду. Пес такой старый, что уже не помнит, чего именно ему хочется, и на всякий случай задирает лапку, а от­туда может и струйка потечь, и кое-что погуще. Иног­да он долго трудится, и что-то в нем гудит, булькает и никак не выходит. И, конечно, заигрывать с девушка­ми, которые проезжают мимо на велосипедах, в этой ситуации непросто. Ну что поделать, Пес не виноват, что вышел из строя.

• Предыдущая
• 2/19
• Следующая