Дорога Короля - Гринберг Мартин - Страница 68

Его начинала всерьез беспокоить их деятельность. Последователи вайдесской веры на земле халогов — это значит…

Скэтваль проворчал невнятную угрозу и двинулся туда, где собрались молящиеся. Сейчас он покажет халогам, что значит предавать веру предков!

Квелдальф учтиво поклонился вождю.

— Да пошлет тебе мир и покой наш добрый бог Фаос, о Скэтваль Быстрый. Могу ли я надеяться, что и ты хочешь к нам присоединиться?

— Нет, — отрывисто ответил Скэтваль. — Присоединяться к вам я не желаю. Но хотел бы задать тебе парочку вопросов.

Квелдальф снова поклонился.

— Спрашивай, что хочешь. Как известно, знание — это дорога к вере.

— Знание — это путь в обход той ловушки, которую ты устроил для моего народа! — сердито возразил Скэтваль. — Предположим, некоторые из халогов действительно перейдут в твою веру, а потом все позабудут и не сумеют как следует исполнять ее обряды. И кто тогда будет решать, правы они или нет?

— Жрецов Фаоса с детства воспитывают должным образом, — сказал Квелдальф. — Разве может неофит сравниться в знаниях с жрецом?

Скэтваль только поморщился. Этот хитрый жрец-халог — нет, этот светловолосый вайдесс! — отнюдь не прояснил для него ситуацию, а лишь еще больше его запутал. Но вождь решил не обращать на это внимания и снова ринулся в наступление.

— Предположим, между синерубашечниками возникнут разногласия, как это нередко случается среди людей, ведь и жрецы Фаоса — тоже люди. Кто в таком случае сможет их рассудить?

— У нас есть прелаты, — осторожно заметил Квелдальф.

Скэтваль и раньше пытался выведать у него сведения об иерархах, но наедине, а не прилюдно.

— И что же будет с тем, кого прелаты сочтут неправым? — спросил вождь. — Ведь если он проявит неуступчивость, то наверняка станет изгоем, так?

— Еретиком. Так мы называем тех, кто предпочитает выдумывать свою собственную, лживую веру. — Квелдальф еще немного подумал и прибавил: — А изгоем он не станет. Он будет отлучен — так у нас говорят. Однако же за ним остается право обратиться к патриарху, самому святому из святых, к главе нашей веры.

— Ах, к патриарху! — воскликнул Скэтваль так, словно впервые в жизни услышал о существовании верховного прелата. — И где же он живет, этот князь благочестия?

— В Вайдессосе. Рядом с Высоким храмом, — отвечал Квелдальф.

— В Вайдессосе? Прямо в столице? Под ногтем большого пальца вашего автократора, значит? — Скэтваль усмехнулся, и улыбка его напоминала скорее хищный оскал рыси. — Значит, нам придется выслушивать суждения Ставракиоса, если мы осмелимся не согласиться с некоторыми из твоих суждений? Ты это хотел сказать?

Он не стал дожидаться ответа и, повернувшись к неофитам, больно стегнул их словами:

— Я полагал, что вы — свободные люди, а не рабы Вайдессоса, которыми стали, поверив в имперского бога! Учтите, если еще сами этого не поняли: ваш драгоценный Квелдальф играет здесь всего лишь роль клина, забиваемого Империей между нами.

— Нашей церковью правит патриарх, а не автократор, — упорствовал Квелдальф.

Вайдесские священники у него за спиной истово закивали.

Но Скэтваль даже внимания на них не обратил: без Квелдальфа они здесь никто. И, снова повернувшись к светлобородому жрецу, он рявкнул:

— А что, если твой драгоценный патриарх умрет?

— Тогда прелаты соберутся на конклав и выберут нового патриарха, — спокойно сказал Квелдальф.

Скэтваль почти восхищался тем, как искусно, почти не прибегая к лжи, этот жрец извратил истину, преследуя свои цели. И ведь многим халогам, даже вождям, он сумеет внушить то, что ему нужно! Но он, Скэтваль, никогда не доверял представителям Империи и теперь постарается узнать о ней как можно больше из уст этого бывшего халога.

— Клянусь истиной, которую ты приписываешь своему богу, Квелдальф! Но кто, в таком случае, называет те три имени, одно из которых прелаты произнесут как имя патриарха?

На какую-то долю секунды в голубых глазах Квелдальфа, таких же светлых, как и у самого Скэтваля, вспыхнула ненависть. Вспыхнула и тут же погасла, и глаза его вновь засияли ровным светом. Было также весьма заметно, что вайдесским жрецам очень хочется, чтобы Квелдальф солгал. Но тот, хотя и молчал довольно долго, прежде чем ответить, твердо и спокойно сказал:

— Этих троих назначает автократор.

— Ну вот, видите? — Скэтваль повернулся к неофитам, внимательно слушавшим весь этот спор. — Видите? Впрочем, можете верить в доброго бога Фаоса, если вам так нравится, а автократор станет указывать вам, что и как следует делать. У вайдессов, видно, не хватает сил, чтобы завоевать нас с помощью мечей, и они пытаются задушить халогов с помощью той паутины, которую плетет их бог. А точнее — их император. Ну а вы становитесь их помощниками!

Скэтваль рассчитывал, что, заставив Квелдальфа прилюдно признать императора, по сути дела, и главой церкви, тем самым уже отвратит своих людей от веры в вайдесского бога. И действительно, двое или трое халогов уже отошли в сторонку, недоуменно качая головой. Видимо, удивлялись, чего это они вдруг так поглупели, ведь халоги автократию Вайдессоса всегда воспринимали как нечто ужасное, как целый народ, живущий в оковах.

И все же большая часть людей осталась стоять на прежнем месте. Им явно хотелось послушать, что скажет Квелдальф, и хитрый жрец прекрасно это понял и постарался дать Скэтвалю должный отпор, смело заявив:

— Это не важно, откуда приходит к нам вера, друзья мои. Важно то, что истина всегда остается незыблемой. В моем убогом изложении вы узнали ту истину, что заключена в священном учении Фаоса, и приняли ее по собственной доброй воле. Я не стану говорить о том, как это будет важно для ваших душ в жизни иной, но отвернуться от принятой вами веры сейчас и лишь по настоянию вашего вождя — это, конечно же, проявление истинного раболепия, столь же отвратительное, как и его нелепое обвинение в том, что вы, став последователями доброго бога, каким-то образом предали свой народ и отныне служите Империи.

Скэтваль даже зубами скрипнул, увидев, что некоторые люди с серьезным видом кивают в знак согласия со словами жреца. И больше никто явно не собирался уходить с этого поля, где проклятый вайдесский миссионер устроил моленье своему богу. Квелдальф, впрочем, ничем не выдал того торжества, которое наверняка испытывал. Настоящий халог. Ведь любой вайдесс на его месте, конечно же, не удержался бы — и потерял бы уважение тех, чьи души только что сумел завоевать. А Квелдальф просто продолжил службу, словно ничего и не произошло, прекрасно понимая, что молчание и тихий жест убивают порой куда быстрее громких криков и звонких мечей.

Скэтваль, кипя от ярости, неторопливо двинулся прочь. Даже если б он сейчас поднатужился и попытался продолжить словесный поединок с Квелдальфом, это ничего бы ему не дало, а вот лицо свое он бы потерял. Сознавая собственное поражение, он вломился в лес, ничего не видя перед собой, и чуть не сбил с ног Гримке, сына Гранкеля.

— Что, тоже хочешь попытать счастья среди последователей Фаоса? — зарычал Скэтваль.

— Зачем? Можно ведь наблюдать за противником, вовсе не испытывая желания перейти на его сторону, — спокойно ответил Гримке.

— Ну что ж, ты по крайней мере понимаешь, что он — наш противник, и смертельно опасный противник! А эти сырные головы, что вокруг него собрались, этого даже замечать не желают! — Скэтваль злобно прищурился, снова глянув в сторону поля, где Квелдальф вместе с неофитами распевал очередной гимн доброму богу, переведенный им на язык халогов. — А тебе не кажется, что этот наглец и сам должен… кое-чего опасаться?

Гримке, сын Гранкеля, выразительно посмотрел на меч, которым был опоясан Скэтваль.

— Ну, это ты и сам мог бы обеспечить…

— Я и хотел его припугнуть, да не стал: побоялся смутить души тех, кто поверил в этого доброго бога. А вот если бы тебе удалось погубить южан — и в первую очередь Квелдальфа, их «заслонную лошадь», — с помощью колдовства, то все сразу поймут, что боги халогов сильнее, чем какой-то Фаос, о котором Квелдальф столько болтает.