1356 (ЛП) - Корнуэлл Бернард - Страница 28

• Предыдущая
• 28/81
• Следующая

Она бережно перелистнула страницы и подала книгу Томасу. Это был псалтырь. Такой же имелся у отца Томаса, не столь, впрочем, богато изукрашенный и без ярких, тронутых кое-где золотом, рисунков. Буквы в псалтыре графини были крупные, на странице помещалось всего два-три слова.

- Свекровь плохо видела, - пояснила старуха, - поэтому монахи-переписчики расстарались для неё.

Картинки изображали святых. Томас опознал Радегунду в короне на фоне строящейся церкви; святого Леодегара, которому выкалывал глаз злобный палач.

- Жутко, да? – спросила графиня, вытянув шею и рассматривая рисунки вместе с Томасом, - Они ему ещё и язык вырвали. Анри тоже всё грозился вырвать мой. А это Клементин.

- Он тоже мученик?

- А как же. Мучительная смерть – обязательное условие, без неё святым не стать.

На следующей иллюстрации Томас узрел святого Ремигия, крестящего голого человека в котле.

- Крестит Хлодвига, - подсказала старуха, - Первого французского короля.

Она перевернула лист. Святой Христофор нёс на плечах малолетнего Иисуса. На заднем плане избиватель младенцев со зверской физиономией стоял у груды детских трупиков.

- У Христофора такой растерянный вид, словно он вот-вот уронит маленького Христа. Наверно, Иисус его обписал. Мужчины всегда теряются, оставшись один на один с младенцем. Ох, бедняжка!

Восклицание относилось к святой Апполине. Её распиливали два солдата. Живот святой был разворочен, под ней натекла лужа крови, а из облаков на неё безмятежно взирали ангелы.

- Всегда удивлялась, почему ангелы не спустятся и не помогут ей? О, а этот меня раздражает.

Раздражал графиню святой Маврикий, на коленях молящийся среди перебитых воинов его легиона. Маврикий уговорил своих товарищей принять смерть, но не предавать мечу христианского города.

- Почему он не сражался? – кипятилась графиня, - У него было шесть тысяч солдат, а он вместо боя убедил их дать себя прикончить, как овец. Мне он всегда казался слишком глупым для святого.

Томас перевернул страницу с Маврикием и у него перехватило дыхание. Монах. В снегу. Тот самый.

Графиня хихикнула:

- Что, не понадобились учёные мужи? Оказалось, довольно одной старой перечницы?

Иллюстрация отличалась от авиньонского изображения. Монах с нимбом не стоял на коленях, а свернулся калачиком посреди окружённого снегом клочка травы. Глаза были закрыты. Он, видимо, спал. Святой Пётр отсутствовал, зато имелся в наличии и домик, и второй монах в окне. Над избушкой и спящим раскинулось звёздное ночное небо, с которого смотрел вниз одинокий ангел.

- Святой Жюньен. – прочёл вслух Томас имя угодника, вплетённое в затейливую вязь рамки, - Никогда о нём не слышал.

- О нём мало кто слышал.

- Жюньен. – задумчиво повторил лучник.

- Он был сыном благородных родителей. – просветила его графиня, - Очень благочестивым. Надумав напроситься в ученики к святому Аманду, он проделал долгий путь и постучал в дверь будущего наставника поздно ночью. Святой Аманд, тот ещё пентюх, побоявшись, что к нему нагрянули разбойники, не открыл. Почему Жюньен не растолковал ему, кто таков, почему Аманд сам не рассмотрел гостя – тайна за семью печатями. Как бы то ни было, недотёпа Жюньен прилёг на травку и заснул. Ночью повалил снег, однако Господь в милости своей не дал будущему святому замёрзнуть и, когда наутро Аманд выглянул из окошка, он узрел чудо – снег лежал всюду, только не вокруг мирно спящего Жюньена. Волнующая история, да?

- Как малоизвестный святой попал в эту книгу наряду с чередой знаменитых мучеников?

- Вернись к первой странице.

На первом листе красовалась эмблема: вздыбленный красный лев в белом поле.

- Мне незнаком этот герб. – сказал Томас.

- Это герб Пуатье. Свекровь моя родилась и выросла там. Не знаю, как связаны с городом прочие святые из книги, но Жюньен точно имеет отношение к Пуатье.

- А святой Пётр?

- В Пуатье святой Пётр не бывал.

- Может, святой Жюньен с ним встречался?

- Юноша, я могу поверить в то, что на небесах святые регулярно встречаются, сплетничают, играют в кости и меряются ранами, но земную юдоль святой Пётр покинул задолго до рождения Жюньена.

- Может, и так. Только какая-то связь между ними быть должна.

- Мне она неизвестна.

- Но она может быть известна жителям Пуатье. Надо ехать туда. – рассудил Томас.

- Чтобы ехать в Пуатье, - ехидно заметила графиня, - надо для начала выбраться из Монпелье.

- Обратно в монастырь через забор. Делов-то.

- Ты уверен, что тебя там не караулят? Есть способ проще. Тебе же всё равно надо дожидаться темноты?

- Если я вас не стесню… - расшаркался Томас.

- Не стеснишь. Стемнеет, выберешься из моей кельи и прокрадёшься по коридору до крайней двери слева. Она ведёт в комнату для раздачи подаяний, там выход на улицу, он никогда не запирается. Только до темноты ещё насколько часов. – старуха пожевала губами, затем хитро взглянула на лучника, - Ты в шахматы играешь?

- Немного.

- Я когда-то играла хорошо, но с тех пор прошло много лет. Да и ум потерял остроту… - она вздохнула, с грустью глянув на кота, - Николя сейчас, наверно, умнее меня. Так что мы с тобой на равных. Сыграем?

- Если вам игра доставит удовольствие.

- Доставит. Только предлагаю играть на деньги. Небольшие, исключительно ради острых ощущений. Не против?

- Не против.

- Скажем, по леопарду за игру?

- По леопарду?! – глаза у Томаса полезли на лоб.

Леопард соответствовал пяти английским шиллингам, недельному заработку искусного ремесленника.

- Только ради острых ощущений. – повторила графиня, - Сам посуди, юноша: я старая, мозги и так плохо работают, да ещё настойка их затуманивает. Соглашайся, леопард-другой у меня найдётся выигрыш заплатить. Тебе – прибыток, мне – забава.

- Ладно, по леопарду, так по леопарду. – уступил Томас.

Морщинистое тёмное личико озарилось триумфальной улыбкой. Старушенция укзала Томасу на шахматный набор. Лучник поставил доску на тонконогий столик перед креслом графини.

- Твои фигуры серебряные. – она дождалась, пока Томас сделает первый ход и добавила хищно, - Будет больно. Очень больно.

6

Из обители святой Доркас Хуктон ускользнул на диво гладко. Никем не замеченный, он прокрался в каморку, где были свалены для раздачи бедным разнообразные обноски, и выбрался на улицу. Старая графиня, лицемерно сетуя на слабость ума, ободрала Томаса, как липку, облегчив на целых семь леопардов, но Томас по ним не горевал. Он узнал имя святого с авиньонской фрески. Теперь бы ещё из Монпелье улизнуть. Стены города высоки и хорошо охраняются, нечего и думать о том, чтобы спуститься с них. Следовательно, остаются городские ворота, но они откроются лишь на рассвете.

Томас плотнее закутался в плащ. Хоть дождь и прекратился, мокрая брусчатка блестела в свете фонарей, подвешенных у входов в дома. Надо найти местечко, где можно было бы дождаться утра, не опасаясь ищущих Томаса стражников.

- Солдат, сведущий в латыни. – насмешливо произнёс кто-то за спиной, - Чудо из чудес.

Томас обернулся. В живот ему были направлены вилы, которые держал студент-ирландец Кин.

- Ножик, наверно, с тобой. – прищурился школяр, - Тем не менее, мне кажется у тебя шансов получить вилы в брюхо больше, чем у меня твой ножик в горло.

- Я не хочу тебя убивать.

- Приятно слышать. Мне было бы досадно умереть до заутрени.

- Брось вилы.

- Они мне не мешают. – ухмыльнулся Кин, - Наоборот, являются подтверждением моей мудрости и прозорливости.

- С чего бы?

- Остальные весь день мотались, высунув языки, по городу, как потерявшие след гончие, а я предположил, что ты в обители святой Доркас и, как видишь, оказался прав. Разве я не умничка?

- Умничка. – согласился Хуктон, - Только зачем ты товарищей направил в сторону от обители святой Доркас, умничка?

• Предыдущая
• 28/81
• Следующая