Томка и рассвет мертвецов - Грачев Роман - Страница 27
- Предыдущая
- 27/40
- Следующая
– Ничего. Я спать.
– Все спать хотят.
– Так иди.
Ястреб ослабляет хватку. Он знает, что ни черта с этим чистоплюем не сделаешь. И как его угораздило попасть в одну команду с ним! Ей-богу, не будь он земляком, уложил бы сейчас лицом в кафель.
В умывалку входит очередной дух. Испуганный, затравленный, хоть и крепкий с виду. Когда-то на гражданке они все были борзыми, энергичными, смелыми, но здесь, в казарме, в первые месяцы службы похожи на турнепс. Сносят побои и унижения, потому что знают: пройдет полгода, они займут место своих мучителей и оттянутся по полной программе. Эту нехитрую истину в свое время Ястреб усвоил очень хорошо и теперь ни в чем себе не отказывал.
Круговорот воды в природе…
– Вызывали, товарищ младший сержант?
– Фамилия, боец!
– Куприн.
– Какая роскошная фамилия, Куприн, давно хотел тебе об этом сказать. Сюда ходи!
Ястреб снова наматывает полотенце на кулак.
Павел, не оборачиваясь, покидает умывальную комнату. Вслед ему летит глухой звук удара, всхлип и зычный голос младшего сержанта:
– Не слышу ответа, боец!
Павел бредет по казарме к своей кровати. В расположении тихо и темно. Дневальный на тумбочке в освещенном коридоре у входа что-то пишет в тетрадке. Дежурный по роте, сержант Бурчинский, он же Рыжий, тоже из их призыва, сидит на подоконнике, зевает. Павел сворачивает в свой ряд. Шагая по проходу, чувствует, как напрягаются молодые, лежащие под одеялами. Молятся, чтобы сегодня их миновала чаша сия.
Кровать Кузнечика расположена в самом конце, у окна, напротив кровати Павла. Сережа Кузнецов лежит с открытыми глазами. Смотрит на Пашу. Одеяло натянуто до подбородка. Ему страшно. Ему плохо. Ему хочется домой, к прежней жизни, в которой он, возможно, никогда не чувствовал себя комфортно (общество ломает белых ворон уже в начальной школе), но там его хотя бы не били в грудь кулаком, завернутым в вафельное полотенце.
Павел со вздохом отворачивается и ложится в кровать. Сна как не бывало, хотя день был долгим и тяжелым.
Ястреб больше не выпускал Кузнечика из цепких объятий. Он приметил его сразу, едва новобранцы после принятия присяги влились в дружный коллектив мотострелковой роты. Так Эдди Дюфрейн в «Побеге из Шоушенка» попал в поле зрения тюремных «сестер» и смог отбиться только ценой тяжелых увечий.
На утренних пробежках Кузнечик плелся самым последним, на подъем выползал медленнее остальных, портянки или носки не мог втиснуть в тесные берцы, постоянно натирал мозоли и норовил спрятаться в медсанчасти. Однажды уронил на землю снятый с предохранителя автомат. Словом, тормозил фантастически. Павел узнавал в нем себя – в начале службы тоже многое не давалось – но именно по этой причине у него не возникало желания глумиться над парнем.
Иначе вел себя Ястреб. Виталий Коршунов оказался злопамятным.
Вскоре после «крещения» в умывалке он вечером послал Кузнечика за булочками в чайную, но тот явился с пустыми руками, потому что буфетчица закрылась раньше времени и ушла домой. В тот вечер он его бить не стал, но когда ситуация повторилась и на следующий день, Ястреб отвел парнишку в сторону от курилки позади казармы и нанес несколько ударов открытой ладонью в лицо. Раз-два-три, не оставляя синяков, но очень сильно.
Вечерами по казарме Кузнечик ходил втянув голову в плечи. Ребята из его призыва ничем не могли помочь и, кажется, даже не изъявляли желания. Кузнечик выбивался и из их собственной среды. Он не был шустрым, покладистым, опаздывал в строй, не успевал доедать в столовой. От таких старались отстраняться даже земляки. Парень умудрился накосячить и в первый свой наряд по роте, в который заступил под командованием Ястреба. Намереваясь приступить к влажной уборке, Кузнечик запнулся о ведро с водой и залил пенным раствором всю «взлетную полосу» – длинный проход в расположении, предназначенный для построения личного состава. Обошлось без побоев, но той же ночью Сережка уснул в свою двухчасовую смену на тумбочке и пропустил появление в казарме дежурного по части майора Степанова. Майор тихо прошел по коридору, остановился напротив спящего бойца, сделав знак Ястребу помалкивать, и зычно заорал:
– Рота, тревога!!!!
Кузнечик вздрогнул и тут же с грохотом свалился на пол. Пристегнутый к ремню штык-нож больно ударил его в пах.
– Как лошадь дрыхнет, стоя!!! – ржал толстый майор. – Товарищ младший сержант, проведите воспитательную работу и доложите!
И Ястреб, разумеется, провел воспитательную беседу тут же, не отходя от кассы. Заменив Кузнечика на посту другим сонным дневальным, которого поднял с постели, он отвел парнишку в умывальную комнату и оттянулся от души. Бил в лицо, стараясь не оставлять синяков, в грудь, в пах, в живот… остановился лишь когда Кузнечик припал на одно колено и уронил на бледно-желтый пол несколько алых капель.
Да, в ту ночь Ястреб сдержался, но хищник, вкусивший кровь, уже не может остановиться. Поэтому случившееся в начале декабря было предопределено. Павел Рожков ожидал, что закончится чем-нибудь подобным, но вмешаться не мог… или не хотел, черт его знает. Он не чувствовал в себе достаточной воли, чтобы предотвратить неизбежное. Он попытался однажды вмешаться, когда Кузнечик отхватил очередную оплеуху за не вовремя принесенную сигарету. Они сидели тогда в беседке-курилке позади казармы, Ястреб пребывал в прекрасном расположении духа, поэтому решил немного развлечься – послал Сергея Кузнецова за куревом в соседнюю мотострелковую роту к своему приятелю. Приятель, разумеется, отправил парня обратно с просьбой «послать старика Коршунова в задницу». Таким образом, Кузнечик вернулся в курилку не только с пустыми руками, но и с приветом.
Ястреб лягнул его ногой в зад.
– Ну зачем? – вмешался Павел. – Это же подстава. Кеша ему ни хрена не даст, ты же знал.
– Ты у нас такой сердобольный? – осведомился Коршунов. – Метнись вместо него.
Павел побагровел.
– Не перебор?
– А почему нет?
Глаза Ястреба не смеялись. Кажется, именно в этот самый момент Павел понял, что ни наличие общей малой Родины, ни одинаковый срок службы и воинский статус не спасут его, если он снова попытается внести коррективы в педагогический метод младшего сержанта Коршунова.
Даже трезвый Ястреб представлял для духов немалую опасность, а пьяным он превращался в чудовище. Правда, выпивал редко. Так совпадало, что в те дни, когда дедам удавалось раздобыть в соседнем гражданском поселке самогон, в части дежурил матерый волк – заместитель командира по воспитательной работе подполковник Панарин. Это был зверь: он не спал всю ночь, шарахался по части, заглядывал в казармы и сверял число лежащих под одеялами бойцов со списком личного состава. В таких случаях Ястреб ставил на «палево» – дозор возле окон – молодых и тихонько посасывал горилку в каптерке, никому не мешая.
Но в тот вечер, в декабре, улыбнулась удача. Литровый жбан первача – и никакого шухера!
После отбоя молодые бойцы нырнули под одеяла и старались не отсвечивать. Кузнечику не повезло изначально, он заступил в наряд с двумя своими сослуживцами. Дежурным по роте назначили Стасика-Комарика, человека безобидного и бесхребетного.
К полуночи, когда Сережка Кузнецов встал на тумбочку, деды в комнате отдыха уже накачались по самое не балуйся. Павел выпил всего три рюмки и сидел в расположении на табуретке возле колонны, смотрел телевизор. Это была суббота, подъем утром ожидался на час позже. Со своего места Паша видел и Кузнечика на боевом посту, и дверь отдыхалки.
Ястреб выплыл в расположение в двенадцать-ноль-пять в майке и трусах. Вышел на середину коридора, остановился перед тумбочкой дневального и долго смотрел на молодого.
– Смирррнаааа, байец!!!!! – проорал Ястреб.
Кузнечик вытянулся как струнка. Но этого оказалось недостаточно.
– Я сказал, смиррррнааа!!!!!
Парнишка старался изо всех сил. Глаза хлопали без остановки, губы дрожали. Он пытался предугадать направление удара и судорожно елозил по телу руками, соответственно, и стойка «смирно» не удавалась.
- Предыдущая
- 27/40
- Следующая
