Страна Изумрудного солнца - Орлов Антон - Страница 60
- Предыдущая
- 60/102
- Следующая
Тина смотрела на него в полной растерянности.
– Кхей-саро, требовать от несравненного Тлемлелха, чтобы он что-нибудь соображал, – это уже чересчур. – Лиргисо фамильярно обнял ее за талию. – Тем более после дозы куунайгро.
Тина оттолкнула его и, спохватившись, поскорее застегнула кобуру с бластером, а то с него станется выхватить оружие…
– Разве действие куунайгро не закончилось?
– Оно продлится до вечера. Грезы ушли, однако теперешнее состояние Тлемлелха тоже вызвано куунайгро. Потом он кое о чем пожалеет, но пока не способен проявлять осторожность.
– А вы оба не способны меня оценить! – массируя виски, огрызнулся Тлемлелх.
На пруд, в котором жил суллам, они наткнулись спустя полчаса. Зеркало воды за стеной тихо шелестящей голубоватой травы открылось внезапно. Берег был сырой, топкий. Собственно, никакого берега здесь и не было – трава росла на земле, потом в воде, потом исчезала. Тина промочила ботинки, и без того раскисшие. Вокруг вилась мошкара – человеческая кровь ее не привлекала, зато энбоно досталось. Лиргисо с кислой миной кутался в свой плащ из парашютной ткани, Тлемлелх брюзжал по поводу неподобающих для Живущего-в-Прохладе природных условий, адресуя претензии и своим спутникам, и окружающему пространству. Они пересекли тропку, протоптанную сулламом.
Когда водоем и кровососы остались позади, Тина сверилась с картой. Вот он, пруд. Отсюда относительно недалеко до Соосанла – судя по масштабу, еще три-четыре дня пути.
Все-таки эти влажные харлийские прерии были коварной территорией: кажется, что впереди нет ничего, кроме сплошной двухметровой травы, – и вдруг за ней открывается водоем, или плантация, или мощенная камнем дорога. А у обочины устроилась перекусить группа энбоно в скромных плащах: что же они должны подумать, если заросли вдруг раздвигаются и оттуда выходит известный всему Харлу мерзавец Лиргисо, приговоренный судом Клана Властвующей к смертной казни, да еще в сопровождении некоего кошмарного существа?
– Как мне не нравится харлийская деревенщина! – страдальчески протянул Тлемлелх, чуть не налетев на остановившуюся Тину. – Одним своим видом оскорбляет…
– Это он! – один из энбоно показал пальцем на Лиргисо.
– Я убью их, – быстро шепнул Лиргисо и схватился за лямку аварийного комплекта, собираясь сбросить его на землю.
Тина не знала, действительно он смог бы убить голыми руками трех энбоно и двух сидевших в сторонке негов, вооруженных длинными ножами, или просто потерял голову, – но вариант с убийством ни в чем не повинных прохожих ее не устраивал. Парализовать и оставить здесь – тоже плохой вариант: либо их сожрут сулламы, либо они спустя несколько часов благополучно очнутся, примчатся в ближайший поселок и сообщат, что видели Лиргисо. И отдавать им Лиргисо нельзя, слишком много важного он знает.
Тина сжала локоть Лиргисо, не позволяя ему избавиться от рюкзака, переключила переводчик на максимальную громкость и заговорила:
– Передайте Клану Властвующей: преступник и грешник Лиргисо за свои гнусные пороки угодил в преисподнюю. – Интересно, в здешней мифологии есть преисподняя или какой-нибудь ее аналог? – И будет он там отныне страдать и вечно пребывать, пока не раскается. – Не очень-то логично… но здесь нужна голая экспрессия, а не логика. – И пока не искупит свои грехи! Мы, демоны преисподней, призываем правителей Харла отменить великий траур! – Ее собственный голос звучал негромко и полностью тонул в оглушительном реве, который вырывался из динамика переводчика. – Радуйтесь, благонравные жители Харла, ибо ненавистный вам злодей Лиргисо получил по заслугам! Скажи, Лиргисо, ты раскаиваешься в содеянном? – Она слегка встряхнула его, одновременно убавив громкость.
– Ни в коем случае! – запротестовал Лиргисо. – Я еще вернусь из преисподней, и тогда в Клане Властвующей не останется ни одного иерарха, который посмеет утверждать, что не имел со мной более чем близких сношений! Я саму вашу Властвующую…
– Ему чуждо раскаяние! – снова увеличив громкость до предела, объявила Тина. – Он навеки останется в преисподней, в компании Злого Императора, в назидание всем благонравным энбоно! Ведите себя хорошо и не следуйте его примеру! Выполните мою волю, уважаемые энбоно, пусть мои слова дойдут до иерархов Клана Властвующей!
Участники пикника сидели неподвижно, свернув и плотно прижав слуховые отростки. Когда Тина договорила, они еще некоторое время глядели на нее в благоговейном оцепенении, а потом дружно повалились ниц, как во время своей ежедневной молитвы. Тина отступила в гущу травы, увлекая за собой и Лиргисо, и Тлемлелха, который опять начал что-то недовольно цедить. Теперь они двигались осторожней, опасаясь снова выскочить на какую-нибудь дорогу.
– Великолепная кхей-саро, вы без всяких преувеличений великолепны! – на ходу восхищался Лиргисо. – О, как бы я ценил вас, будь вы моим союзником… Впрочем, я и так вас ценю. Очаровательно, я и сам не придумал бы лучше! Значит, демоны уволокли меня в преисподнюю и теперь иерархи Клана могут не дрожать за свою скалоподобную нравственность? Как мне это понравилось!
– Твой проклятый человеческий прибор так орал, что у меня голова чуть не раскололась! – стенал Тлемлелх. – Тина, ты когда-нибудь пробовала принять куунайгро, а на следующий день послушать такой концерт? Ты попробуй, тогда тебе никакая преисподняя не понадобится…
Требовать, чтоб они заткнулись, бесполезно. Чтобы хоть как-то отвлечься, Тина время от времени поглядывала на болотно-зеленое лярнийское небо, на фоне которого тихо покачивались метелки гигантской травы. Небо было сияющим и безразличным.
Обозначение развалин нашлось только на одной из двух карт Западного Обонгда. Эйнгтуэфра, древний город, построенный задолго до эпохи правления Сефаргла.
Заросшая голубоватым яханом равнина начала холмиться, впереди вздымались неприступные возвышенности с отвесными стенами – их сплошь покрывал пестрый мох-стеноед и бледные крапчатые побеги мраморного вьюна. Тлемлелх не сразу понял, что это бывшие многоэтажные дома, какие сейчас редко где строят. Один раз пришлось обходить вырастающую прямо из земли сквозистую конструкцию из ржавого металла, снизу доверху оплетенную шелковистой паутиной облачных прядильщиков. Здешние дикие прядильщики не похожи на декоративных, каких разводят могндоэфрийские энбоно. С печалью глядя на этих серых и вертких некрасивых тварей, Тлемлелх подумал о том, что его безбедная, полная удовольствий жизнь в Могндоэфре уже успела стать навеки утраченным прошлым, а его будущее, каким бы оно ни оказалось, будет неправильным, украденным у судьбы – ведь он давно должен был уйти во Фласс, однако вместо этого продолжает жить.
Он не ушел во Фласс из-за Тины – непостижимейшего существа среди всех, кого он когда-либо встречал. Но ей-то что: она если не демон, то почти демон, а у них, как утверждает древняя мудрость, нет судьбы. Хотя, если Тлемлелх согласится на ее предложение и покинет Лярн (а он уже понял, что согласится, – просто потому, что у него нет сил противиться чему бы то ни было), разве это не шанс сбежать от аргхмо? Судьба-то останется на Лярне… Впрочем, что будет, то будет. Наверняка Тлемлелх знал только одно: сам он ничего не может изменить.
Солнце почти спряталось за травяной стеной, в просвете меж двух торчащих вдали руин – это было похоже на арку с обвалившимся перекрытием. На арку, уводящую к закату и смерти. Последние изумрудные лучи пронизывали заросли яхана, золотя голенастые ветвящиеся стебли. Тлемлелх подставил солнцу предплечье и тыльную сторону кисти. В топазах и аквамаринах вспыхнули теплые искры, он залюбовался своей рукой. Но тут же настроение упало: близятся сумерки.
Вчера, когда они прятались от ливня в той деревенской постройке (Тлемлелх не хотел оскорблять свои раздумья гнусным словечком «хлев»), ему удалось избегнуть ночной жути, приняв дозу куунайгро. Он знал, что потом разболится голова, но очень нуждался в передышке. Когда он, залпом выпив снадобье, начал проваливаться в распахнувшуюся сладкую бездну, последняя мысль была: пусть теперь Лиргисо попробует его разбудить! После куунайгро не просыпаются, его даже для наркоза используют, если в запасе нет ничего другого. Тлемлелх и нуждался в наркозе, только не для тела, а для души. Но сейчас, по мере того как болотно-зеленое небо меркло, усиливалась его тревога, приправленная страхом и тоской.
- Предыдущая
- 60/102
- Следующая
