Приключения Эмиля из Лённеберги. Художник Н. Кучеренко - Линдгрен Астрид - Страница 34
- Предыдущая
- 34/40
- Следующая
Когда Эмиль и Альфред в предрассветных сумерках шли домой, у них было столько раков, что они с трудом тащили мешок, но Эмиль шёл бодро – то он что-то насвистывал, то напевал.
«Вот папа-то удивится!» – думал он.
Эмилю очень хотелось выглядеть в глазах папы дельным и умелым, но это ему редко удавалось. Надо, решил он, чтобы папа увидел всё это огромное скопище раков сразу же, как только проснётся. Поэтому он вывалил раков в большой медный чан, в котором Эмиль и сестрёнка Ида мылись в субботу вечером, и поставил этот чан в спальне возле папиной кровати.
«Вот радость-то будет, когда он, только открыв глаза, сразу увидит всех моих раков», – подумал Эмиль, лёг в постель в распрекрасном настроении и тут же заснул.
В комнате стояла тишина, она прерывалась только похрапыванием папы Эмиля и тихим шуршанием раков, копошившихся в баке.
Папа Эмиля всегда вставал очень рано. Так же рано встал он и в то утро. Едва лишь стенные часы пробили пять ударов, он приподнялся и спустил ноги с кровати. В этой позе он посидел с минуту, чтобы окончательно проснуться. Он потянулся, зевнул, почесал затылок и пошевелил пальцами ног. Как-то раз, как ты знаешь, он угодил большим пальцем левой ноги в мышеловку, поставленную Эмилем, и с тех пор этот палец стал у него затекать – им надо было по утрам обязательно двигать. Так вот, значит, папа сидел на кровати и мирно шевелил пальцем. И вдруг он издал такой ужасающий крик, что мама Эмиля и сестрёнка Ида мигом проснулись. Они подумали, что папу кто-то хочет зарезать, не иначе. А завопил он, оказывается, просто оттого, что рак ущипнул его за тот самый больной палец, который угодил тогда в мышеловку. Если рак хватал тебя когда-нибудь за больной палец, то ты знаешь, что это немногим лучше, чем угодить пальцем в мышеловку. Как тут не закричать благим матом! Раки – большие хитрецы, хватка у них мёртвая, и добычу они сжимают своими клещами всё сильнее и сильнее, и нечего удивляться, что папа Эмиля завопил не своим голосом, когда ему в палец вцепился рак! А мама Эмиля и сестрёнка Ида тоже завопили, потому что, открыв глаза, они увидели раков, которые ползали по полу, – целое полчище раков! Уж тут было от чего потерять голову!
– Эмиль! – неестественно громко позвал папа Эмиля, набрав полные лёгкие воздуха. Впрочем, он позвал сына не только потому, что был очень зол, – ему нужны были клещи, чтобы отодрать рака.
Но Эмиль только что заснул, и разбудить его было нелегко. Папе Эмиля пришлось самому проскакать на одной ноге к ящику с инструментами, стоящему в кухонном шкафу, и достать оттуда клещи. Когда сестрёнка Ида увидела, как её папа прыгает на одной ноге, а на пальце другой у него висит рак, она засмеялась, решив, что это новая увлекательная игра. Она даже пожалела Эмиля – спит как сурок, когда так весело!
– Проснись, Эмиль! – закричала она. – Ну, давай проснись, ты только погляди, как смешно! Ой, как смешно!
Но она тут же умолкла, потому что папа бросил на неё мрачный взгляд, и она поняла, что ему всё это вовсе не кажется таким уж смешным.
А мама Эмиля тем временем ползала по полу и ловила раков. Только через два часа ей удалось наконец всех переловить. И когда Эмиль проснулся – это было уже перед самым обедом, – до него сразу донёсся из кухни божественный запах только что сваренных раков. Исполненный гордости, он тут же вскочил с постели. И долго не мог со сна понять, почему мама его потащила в сарай.
Да, время шло, а Эмиль, казалось, не менялся. Он по-прежнему почти каждый день сидел в сарае. По-прежнему не расставался со своими любимыми вещами. Вот, например, с ружариком. Фру Петрель хотела купить у Эмиля его деревянное ружьё, чтобы подарить одному знакомому мальчику, но из этого ничего не вышло. Хотя Эмиль и считал, что уже велик играть с ружьём, продать его он не захотел. Он повесил ружьё на стене в сарае и написал на нём красным карандашом: «Память об Альфреде». Альфред рассмеялся, когда это увидел, но всё же было видно, что он растроган.
С кепариком Эмиль тоже не расставался. Без него не выходил из дому. И в тот день, когда впервые пошёл в школу, он тоже нахлобучил свою кепочку. Да, настало время Эмилю стать школьником. Все в Лённеберге с интересом ждали этого дня.
– Он всю школу перевернёт вверх ногами и подожжёт учительницу, – говорила Лина.
Но мама Эмиля всякий раз строго смотрела на неё и заявляла:
– Эмиль прекрасный мальчик. Он, правда, пытался подпалить перо на шляпе пасторши, что было, то было, я не отрицаю, но за это он уже отсидел в сарае, и нечего тебе вечно язвить по этому поводу.
Из-за жены пастора Эмиль сидел в сарае 17 августа. В тот день она приехала на хутор, чтобы взять у мамы Эмиля узор для вышивания. Мама пригласила её выпить чашечку кофе в сиреневой беседке и там показала ей обещанный узор. Жена пастора была близорука и, чтобы получше разглядеть рисунок, вынула из сумочки лупу. Эмиль никогда ещё не видел лупы, и она его очень заинтересовала.
«Возьми, дружок, лупу, можешь с ней пока поиграть», – любезно предложила ему пасторша. Она то ли не знала, то ли забыла, с кем имеет дело.
Одним словом, дать Эмилю в руки лупу было чистым безумием. Он вскоре обнаружил, что с помощью лупы, если её держать так, чтобы в неё попадало солнце, можно зажечь огонь.
Сделав это открытие, Эмиль окинул взглядом местность, чтобы найти легко воспламеняющийся предмет и подпалить его. Пасторша пила кофе и болтала без умолку с его мамой, но голова её в шляпе со страусовыми перьями была величественна и неподвижна. И тут Эмилю пришло на ум, что перья эти, судя по их виду, должны легко воспламеняться. Эмиль решил немедленно проверить это предположение. Не то чтобы он был убеждён, что его опыт удастся и шляпа загорится, нет, но считал, что попробовать никогда не мешает. А как же иначе обретаются знания на этом свете?
Результаты его любознательности нашли своё отражение в синей тетради.
«Да, верно, перья на шляпе задымились и даже обуглились, но огонь так и не вспыхнул, чего не было, того не было, зачем зря говорить. А я-то надеялась, что Эмиль станет лучше после клятвы в обществе трезвости. Но нет! Нашему трезвеннику пришлось просидеть весь остаток дня в сарае!»
25 августа Эмиль пошёл в школу. Жители Лённеберги полагали, конечно, что Эмиль там опозорится, но они попали пальцем в небо. Учительница быстро сообразила, что на скамейке у окна сидит будущий председатель сельской управы, потому что – слушай и удивляйся! – Эмиль оказался первым в классе! Читать он уже умел да и писать немножко тоже, а считать научился всех быстрее. Конечно, не обошлось и без шалостей, но учительница на него не жаловалась. Был, правда, случай, когда он вдруг поцеловал её, об этом потом много болтали в Лённеберге.
Произошло это вот как. Эмиль стоял у доски и решал очень трудный пример. Когда он с ним успешно справился, учительница сказала:
– Молодец, Эмиль, можешь сесть на своё место!
Так он и сделал, но перед этим подошёл к учительнице, сидевшей за кафедрой, и поцеловал её. С ней никогда ещё ничего подобного в классе не случалось, она залилась краской и спросила, запинаясь:
– Почему… почему ты это сделал, Эмиль?
– Из любезности, – ответил Эмиль, и это стало с тех пор как бы поговоркой в Лённеберге.
«Из любезности, как сказал мальчишка с хутора Катхульт, целуя свою учительницу» – так говорили лённебержцы, и насколько мне известно, и сейчас ещё говорят.
Впрочем, из любезности Эмиль делал и многое другое. Во время большой перемены он ходил, например, в приют для престарелых и читал там вслух «Смоландскую газету» Стулле Йоке и другим старикам. Так что не думай, пожалуйста, что Эмиль не способен на хорошие поступки!
В приюте все ждали прихода Эмиля. Для Стулле Йоке, Йохана Этаре, Калле Спадера и для всех остальных стариков, уж не помню, как их там звали, это были лучшие минуты дня. Стулле Йоке, быть может, не так уж и много понимал из того, что Эмиль читал, но, когда он слышал, например, что в ближайший понедельник в городской гостинице в Ексо будет дан большой бал, старик многозначительно потирал руки и говорил: «Да, да, да, да, так оно и будет!»
- Предыдущая
- 34/40
- Следующая
