Приключения Эмиля из Лённеберги. Художник Н. Кучеренко - Линдгрен Астрид - Страница 30

• Предыдущая
• 30/40
• Следующая

«Если у тебя есть голова на плечах и мешок сушёных вишен, то поросёнка можно научить чему угодно», – объяснял Эмиль Альфреду и Иде вечером в понедельник, когда он впервые продемонстрировал скрытые таланты своего воспитанника.

Все они сидели в беседке. Здесь-то Эмиль со Свинушком и пережили свой первый триумф. Альфред и сестрёнка Ида только глазами хлопали от удивления, глядя на то, что проделывал Свинушок. Он умел сидеть смирно, словно собака, когда Эмиль командовал: «Сидеть!» – и лежать неподвижно, когда Эмиль говорил: «Лежать!» – и подавать копытце, и кланяться, когда ему давали горсть сушёных вишен.

Сестрёнка Ида от восторга даже захлопала в ладоши.

– А что ещё он умеет? – спросила она.

Тогда Эмиль крикнул: «Галоп!» – и поросёнок тут же пустился скакать вокруг беседки, а потом Эмиль произнёс: «Гоп!» – и он подпрыгнул на месте. А потом снова пустился вприпрыжку, явно очень собой довольный.

– Ой, Свинушок, какая ты прелесть! – воскликнула сестрёнка Ида. И в самом деле, нельзя без смеха глядеть, как он подпрыгивает на бегу.

– Прямо чудеса какие-то! – восхищался Альфред.

Эмиль был горд и счастлив: второго такого поросёнка не сыщешь во всей Лённеберге и даже во всём Смоланде, это уж точно.

Вскоре Эмиль научил Свинушка прыгать через верёвочку. Ты когда-нибудь видел, чтобы поросёнок прыгал через верёвку? Наверняка нет, и папа Эмиля тоже не видел. Но вот он шёл как-то мимо хлева и увидел, что Эмиль и Ида крутят старую бычью вожжу, а через неё прыгает Свинушок так ловко, что только копытца мелькают.

– Он это очень любит! – заверила папу сестрёнка Ида. – Смотри, как ему весело!

Но папа почему-то вовсе не восхитился Свинушком.

– Поросёнку незачем веселиться, – заявил он. – Его дело – стать хорошим окороком к Рождеству. А если он будет вот так прыгать, то станет тощим, как гончая собака. Я этого не допущу.

У Эмиля сердце упало. Свинушок должен превратиться к Рождеству в окорок! О такой возможности он ещё ни разу не думал. Но теперь задумался… Боюсь, этот день был не из тех, когда Эмиль так уж горячо любил своего папу.

Итак, вторник, 10 августа, был не из тех дней, когда Эмиль так уж горячо любил своего папу. В это тёплое, солнечное утро Свинушок радостно прыгал за хлевом через верёвочку, а папа сказал, что он должен стать окороком к Рождеству. Но папа тут же ушёл, потому что в этот день в Катхульте жали, и папа работал в поле с утра до ночи.

– Ну вот что, Свинушок, – сказал Эмиль, как только его папа скрылся из виду, – ты будешь тощим, как гончая собака, не то ты погибнешь! Только это может тебя спасти…

С той минуты Эмиль утратил покой. Он слонялся всё утро, не в силах ни за что взяться, и так волновался за Свинушка, что у него пропала всякая охота проказничать. Ничего особенного он за эти дни не натворил, вот только посадил сестрёнку Иду в поилку для скота: Ида была кораблём, а поилка – морем. А потом он стал качать воду в эту поилку – получилось, что корабль попал в шторм, и Ида во всей одежде несколько раз окунулась с головой – ей это очень понравилось. Ещё Эмиль стрелял из рогатки в миску с ревеневым киселём, который мама поставила студить на окно кладовой. Он вовсе не собирался разбивать миску, а просто хотел проверить, попадёт ли в намеченную цель, но миска почему-то разлетелась вдребезги. И тут Эмиль не мог не порадоваться, что его папа на весь день ушёл в поле. Мама, правда, тоже послала его в сарай, но ненадолго. И не только потому, что жалела его, но и потому, что надо было отнести завтрак жнецам. Так было заведено во всей Лённеберге, да и во всём Смоланде, – во время уборки дети всегда приносили корзинки с едой и кофе прямо в поле.

Как вестники радости шагали смоландские мальчишки с корзинками по пастбищам и лугам, по узким тропинкам, которые, долго петляя, приводили в конце концов к жалкому лоскутку пахотной земли, да и то так заваленному валунами, что хоть плачь. Но смоландские мальчишки и девчонки, конечно, не плакали из-за валунов, а, наоборот, радовались, что их так много, потому что между камнями росла земляника, а землянику все они очень любили.

Так вот, Эмиля и сестрёнку Иду тоже послали с такой вот корзиной в поле, отнести еду папе и его помощникам. Они вовремя вышли из дому и бодрым шагом пустились в путь, чтобы поспеть к обеду. Но так уж был устроен Эмиль, что не умел он идти по дороге, обязательно сворачивал в сторону, если было на что поглядеть, а сестрёнка Ида не отставала от брата ни на шаг. Эмиль сделал небольшой крюк, чтобы зайти на болотце, где всегда было полным-полно лягушек. И он тут же поймал лягушку. Ему захотелось изучить её получше, и он решил, что лягушке полезно переменить обстановку, нечего ей весь день сидеть в болоте. Поэтому он сунул её в корзинку с едой и прикрыл крышкой, чтобы она не удрала.

– А больше мне некуда её девать, – объяснил Эмиль Иде, когда она выразила сомнение, можно ли сажать лягушку в корзинку с едой. – Ты же сама знаешь, карманы штанов у меня дырявые. Да что тут худого? Она посидит там немножко, а потом мы её отпустим, и она вернётся в своё родное болото.

Так решил Эмиль – ведь он был очень смышлёный мальчишка.

На поле папа Эмиля и Альфред жали пшеницу, а за ними следом шли Лина и Крёсе-Майя, сгребали в кучки колосья и вязали снопы. Так в старину убирали хлеб.

Когда наконец появились Эмиль и сестрёнка Ида, папа не только не приветствовал их, как приветствуют вестников радости, а, наоборот, тут же их выругал за то, что они пришли так поздно. А пришли они как раз в ту минуту, когда надо было завтракать.

– Как приятно будет выпить сейчас глоток горячего, – сказал Альфред, чтобы разрядить обстановку и настроить папу Эмиля на весёлый лад.

И в самом деле, если тебе довелось побывать в тёплый августовский день на полевых работах, ты можешь себе представить, как приятно отдохнуть часок посреди дня, посидеть всем вместе на пригорке, поболтать о том о сём, да ещё при этом пить кофе и есть хлеб с маслом. Но папа Эмиля уже и без того был не в духе, а когда он придвинул к себе корзинку и открыл крышку, то произошло нечто ужасное: лягушка выскочила из корзинки и прыгнула ему прямо на грудь – он так разгорячился во время работы, что расстегнул рубаху чуть ли не до пояса. А у лягушки лапки холодные, и это почему-то не понравилось папе Эмиля. От неожиданности и отвращения он взмахнул руками и… опрокинул кофейник. Правда, Эмиль его ловко подхватил, и вылился не весь кофе. А лягушка с перепугу забралась к папе в штаны. Как только он это почувствовал, он совсем озверел и стал размахивать руками и ногами, чтобы вытрясти её через штанину, но тут, как назло, кофейник снова оказался рядом. Он пнул его ногой и, конечно, опять опрокинул. И если бы Эмиль во второй раз не подхватил его так же ловко, как в первый, им пришлось бы жевать хлеб всухомятку, а это уж совсем грустно.

Лягушка вовсе не собиралась сидеть на одном месте. Она выбралась тем временем на волю через штанину, и Эмиль тут же её поймал. Но папа почему-то продолжал сердиться. Как всегда, он не понял Эмиля. Ведь Эмиль рассчитывал, что крышку с корзинки снимет Лина и придёт в восторг, увидев такую миленькую лягушечку. Я всё это так подробно рассказываю, чтобы ты знал, что Эмилю приходилось не так-то легко и часто его наказывали за проделки, которые, если разобраться, вовсе и не были проделками. Ну, скажи сам, куда было Эмилю девать эту лягушечку, если оба кармана его штанов дырявые? Просто странно, что его папа не желал об этом подумать.

Да, что бы он ни делал, ему всё равно всегда достаётся. Золотые слова. Это подтвердилось ещё в тот же день. Ему так досталось, что об этом и не расскажешь, и все в Лённеберге ещё долго вздыхали и жалели его. Всё получилось, может, просто оттого, что его мама была такой хорошей хозяйкой и что как раз в этот год в Катхульте было полным-полно вишни. Но, как бы то ни было, Эмилю и в самом деле досталось как следует.

• Предыдущая
• 30/40
• Следующая