Происхождение партократии - Авторханов Абдурахман - Страница 78

Чтобы закончить с темой Брестского мира, важно ответить на следующие вопросы:

Существовала ли реальная опасность, что немцы дойдут в своей политической программе ведения войны до требования свержения большевистской власти, а в своей военно-захватнической программе до оккупации Центральной России?

Была ли правильной оценка Ленина состояния боеспособности немецкой армии, его вера в то, что она бесконечно может наступать («этот зверь прыгает сильно»)?

Теперь мы располагаем огромной исторической документацией, — немецкой, англосаксонской, французской, советской, — чтобы удовлетворительно ответить на эти вопросы. Скрытые факторы и тайные замыслы военно-политической стратегии, как и тайная война разведывательных центров участников первой мировой войны теперь в значительной мере уже раскрыты, изучены, доступны для анализа, сравнения, выводов (особенного внимания заслуживают здесь такие фундаментальные немецкие труды, как многотомная работа "Die Ursachen des deutschen Zusammenbruches im Jahre 1918", изданная после первой войны в Берлине, и "Ursachen und Folgen", изданная в Западном Берлине после второй мировой войны). Чтобы ответить на вышепоставленные вопросы, нет никакой необходимости предпринимать широкую историческую экскурсию в дебри той эпохи. Главный критерий всех критериев — время показало, что Ленин абсолютно ложно оценил материально-военные возможности Германии, переоценил ударную, наступательную силу ее армии, совершенно недооценил не только возможности организации новой (революционной) оборонительной войны со стороны России, но и сделал грубые просчеты в отношении неизбежности победы стран Антанты над Четверным союзом, особенно с тех пор, как Америка вступила в войну.

Между тем, сами руководители германской армии, не говоря уже о германском правительстве, уже в то время, когда Ленин вел переговоры о капитуляции, пришли к убеждению, что вести победоносную войну они не в состоянии. Изданы воспоминания графа Чернина, австро-венгерского представителя в Бресте, который писал, что если бы хватило сил, немцы вели бы не переговоры, а начали бы наступление на Петроград. Цитируя Чернина, Троцкий пишет: «10 февраля делегации Германии и Австро-Венгрии пришли к заключению: «состояние, предложенное Троцким должно быть принято»… Кюльман, по словам Чернина, с полной уверенностью говорил в Бресте о необходимости принять мир де факто. Один генерал Гофман выступил против этого» (Л. Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 114).

Такой авторитетный свидетель, как генерал Людендорф еще по свежим следам войны (его книга вышла в 1919 г.) писал, что в начале 1918 года задача германского командования сводилась лишь к тому, чтобы не дать большевикам организовать новый восточный фронт и поэтому нанести им короткий, сильный удар, но, добавляет он, «о широкой операции не могло быть и речи» (Erich Ludendorff, "Meine Kriegserinnerungen", Berlin, 1919, S. 447). Тот же Людендорф, оберквартирмейстер главной квартиры, глава крайне правой военной клики, пишет, что он был против уничтожения России, как государства. После последнего наступления 18 февраля Германия ставила только такие условия мира, которые «избегали всякого вмешательства во внутриполитическую и хозяйственную жизнь России и не навязывала ей ничего, что не было бы совместимо с честью независимого государства и что поработило бы его жителей… Поучительно сравнить мир, который тогда получила Россия, с тем миром, который она могла бы получить» (там же, стр. 450). Генерал делает два очень важных сообщения, почему большевики так спешили заключить с немцами мир. Во-первых, говорит он, там, куда наша армия приходила, «население чувствовало себя освобожденным от большевизма» (стр. 452), во-вторых, сперва большевики были не прочь, при упорствовании немцев, вместе со странами Антанты продолжать войну (это мы уже видели выше), но «как только советское правительство увидело, что Антанта хочет его свергнуть и поставить у руля другое правительство, от которого она ждет проявления больших усилий для ведения войны, то оно (советское правительство) отвернулось от Антанты и повернулось к Германии, чтобы укрепить власть внутри страны» (стр. 459).

Как уже указывалось, немцам как раз нужна была партия капитуляции на Восточном фронте, чтобы сосредоточить потом все свои главные силы на опасном Западном фронте. Сохранился чрезвычайно интересный документ германского министерства иностранных дел по вопросу о том, как Германия относилась к возможности образования в России другого, демократического правительства вместо большевистского. Это письмо заместителя государственного секретаря из Берлина 9 января 1918 года государственному секретарю Кюльману, который находился на переговорах с Троцким в Брест-Литовске. В письме сообщается, что к германскому послу в Стокгольме обратился социалист-революционер, который передал послу содержание письма лидера с.-р. Чернова. В этом письме представитель партии Чернова рисует массовый красный террор, при помощи которого большевики держатся у власти, но недалеко время, когда вся страна отвернется от Ленина и тогда спасение России — на путях Учредительного собрания. Партия Чернова предлагает немцам отказаться от своей ставки на вероломных большевиков и заключить честный и продолжительный мир с демократической Россией. Информируя обо всем этом, заместитель государственного секретаря заключает свое письмо: «Если ваше превосходительство одобрит, я намереваюсь сообщить ему (представителю партии социалистов-революционеров. — А. А.), что в данное время мы, к сожалению, не в состоянии связаться с другими русскими партиями, так как мы ангажированы для переговоров с большевиками. Пожалуйста, телеграфируйте вашу точку зрения». Кюльман ответил: «Я согласен» (Germany and the Revolution in Russia. 1915–1918. By Z. A. B. Zeman, p. 113–115). И это было в те дни, когда Троцкий, грубо прервав переговоры, крикнул: «Ни войны, ни мира!», «Да здравствует пролетарская революция в Германии!»

Общеизвестна немецкая националистическая легенда об «ударе в спину» ("Dolchstofilegende"), согласно которой немцы выигранную на поле битвы войну проиграли из-за революции в тылу. Когда национал-социалисты приходили ко власти, эта легенда сыграла роль великой взрывной силы для мобилизации ярости нации, которая беззаботными отцами Версаля из-за ошибок правителей была унижена, оскорблена и выключена из европейской семьи равноправных. Собственно, там, в Версале, и были посеяны зерна того ужасного урожая людских черепов (50 миллионов!), который человечество собрало в конце второй мировой войны. Ставка большевиков — и правых во главе с Лениным, и левых во главе с Бухариным — тоже била в ту же точку: выиграть войну, организовав революцию в Германии. Однако Ленин был нетерпелив и подвержен колебаниям. Он как бы не верил в собственную веру о неизбежности германской революции. Эта вера казалась иной раз настолько невероятной, что он был готов договориться с генералами кайзера на условиях в «сто раз хуже» (Ленину никто не задавал вопроса — что значит мир, который был бы в «сто раз хуже» Брестского мира?).

В то время, когда Ленин до невероятности преувеличивал общую мощь Германии и непобедимость ее армии, сами руководители германской армии считали, что они войну уже фактически проиграли. Мы уже цитировали свидетельство Людендорфа о вынужденной ограниченности масштаба операций немецкого восточного фронта, а также его свидетельство, что Германия и не ставила перед собою цели оккупировать этнографическую Россию, да она и не могла ее ставить из-за внутреннего катастрофического положения. Многочисленные исследования, монографии, книги написаны немецкими историками и публицистами на эту тему. Здесь сошлемся на самое последнее немецкое свидетельство — на мемуары предпоследнего рейхсканцлера Веймарской республики Брюнинга. Брюнинг вспоминает: когда он говорил генералу Шлейхеру, что в начале первой мировой войны построение боевого порядка (Aufmarsch) немецкой армии было чудесным, хотя война была проиграна из-за способа самого построения, — генерал Шлейхер сказал: «Я говорил еще 26 марта 1918 года, что наше дело давно уже потеряно» (Воспоминания Брюнинга, Der Spiegel, Mr. 45, 2.XI.1970, S. 196). Заметьте, что генерал так думал через три недели после капитуляции Ленина и выигрыша войны против России, в результате которого к немцам переходили так нужные им резервы стратегического сырья и снабжения (хлеб, мясо, уголь, металл Украины), а их дивизии на Востоке освобождались для переброски на Западный фронт.