Властелин Времени - Одом Мэл - Страница 38
- Предыдущая
- 38/91
- Следующая
За эти недели Джаг успел увидеть, что Великий магистр делает записи и наброски у себя в дневнике. Сначала тот делал вид, что он всего лишь художник, но двеллера на эту уловку поймать не удалось — слишком уж однотипно выглядели значки на тех страницах, что не были заняты рисунками. Он чувствовал в них определенную последовательность, а их изящные формы словно бросали вызов его пытливому от природы уму.
Как-то во время привала Джаг по памяти нарисовал несколько таких значков на пятачке голой земли, не зная, что представляют собой буквы, но чувствуя, что имеют они чрезвычайную важность и смысл. Он пытался понять их, старался запомнить, предполагая, что если перенесет их из сознания в руку, то добьется большей ясности.
Увидев коряво начертанные на земле буквы, Великий магистр быстро затер их ногой, и на лице его отразился неподдельный страх. Джаг только тогда осознал, что имеет дело с чем-то настолько важным, чего он и понять-то не в силах.
— Никогда не делай этого там, где тебя могут увидеть, — хрипло прошептал Великий магистр.
Джаг почувствовал стыд. Он ведь был тогда совсем еще юным, хоть и провел годы в гоблинских шахтах. Упрек Великого магистра сильно его задел.
Увидев, какое воздействие произвели его слова, Великий магистр сменил гнев на милость. Через некоторое время он открыл Джагу правду и признался, что является библиотекарем первого уровня в Хранилище Всех Известных Знаний. За последующие несколько дней он научил Джага буквам языка, которым пользовалось большинство людей, общего языка, как он его называл, и объяснил, что до Переворота, осуществленного лордом Харрионом, в употреблении было много и других языков. На большей их части он умел разговаривать, а остальные — понимать.
Сначала Джаг испугался. Он знал, что от книг и письма лучше держаться подальше. Эти знания использовали только волшебники, искавшие способы повелевать могущественными силами, но даже они подвергались, если подобное обнаруживалось, преследованию гоблинов. Все двеллеры буквально с молоком матери впитали, что, если свяжешься с книгами или любой писаниной, ничего хорошего ждать не стоит. О большом здании, полном книг, на острове, скрытом от чужих глаз где-то посреди бурного моря, и подумать-то было страшно.
Несколько дней спустя, когда Джаг освоил алфавит, Великий магистр дал ему свой дневник и показал строчку письма. Он терпеливо ожидал, пока тот разбирал два слова в строчке, упомянув при этом, что никогда ему еще не приходилось учить взрослого двеллера, который бы так быстро все схватывал. По правде говоря, Великий магистр вообще никогда не учил взрослых двеллеров — в Рассветных Пустошах его сородичи учились читать еще в детстве.
Наконец, после изрядных мучений, юный двеллер прочел слова. «Дорогой Джаг», — произнес он вслух не очень уверенно.
— Верно, — отозвался Великий магистр. — Дорогой Джаг. Теперь, когда бы я ни писал тебе письмо, я всегда буду обращаться к тебе «Дорогой Джаг».
И с тех самых дней Великий магистр всегда начинал личные письма к нему словами «Дорогой Джаг».
Когда двеллер снова открыл глаза, было уже утро. Сквозь восточное окно комнату заливал бледно-розовый свет.
Тиар пекла на жаровне лепешки, и большую комнату наполнял сладкий запах теста. Нийя и Джессалин, весело смеясь, помогали ей готовить завтрак, выжимая колючехвостые сливы для утреннего сока. Краф уже тоже встал и тихо беседовал с Шарцем, а Кобнер стоял на страже у окна. Не хватало только Рейшо, но Джаг знал, что молодой матрос мог встать рано только ради того, чтобы подкрепиться, ну или если его ждали работа или какое-нибудь приключение.
Кутаясь от утреннего холодка в одеяло, которым укрывался ночью, Джаг доковылял до рабочего стола и достал из кармана куртки загадочный дневник Великого магистра. Двеллер понимал, что лучше бы ему подождать, пока он не проснется как следует, прежде чем браться за дело, но слишком уж он был взволнован.
Теперь, когда бы я ни писал тебе письмо, я всегда буду обращаться к тебе «Дорогой Джаг».
Открыв чернильницу, двеллер достал свежее перо. Он не задумывался над тем, что делает, повинуясь исключительно инстинкту — и воспоминаниям о долголетней дружбе с Великим магистром.
Дорогой Джаг.
Начать нужно было именно с этого.
— Подмастерье, — негромко окликнул его волшебник.
Только тут двеллер заметил, что в комнате воцарилась напряженная тишина. Он так надеялся, что оправдает ожидания своих друзей! И через несколько секунд, когда убедился, что нужные буквы находились на своих местах, сердце его радостно забилось.
Краф встал со своего места у огня и пересек комнату.
Хотя Джаг и не мог доверять волшебнику полностью, он не стал пытаться спрятать от него то, что делал. Записка была всего лишь ключом. Даже прочитав лишенные обыденного смысла фразы, волшебник не смог бы вникнуть в содержание написанного. Это Великий магистр оставил на его долю.
— Полагаешь, что разобрался с задачкой? — осведомился Краф.
— Кажется, да, — сказал двеллер. Он повернулся к эльфийке, которая глядела на него с веселым одобрением. — Ты была права, Джессалин.
— В самом деле? — Девушка вопросительно приподняла бровь.
— Да. Ключом к шифру оказался тот факт, что Великий магистр писал именно для меня. — Перо Джага все быстрее скользило по бумаге. — На первый взгляд фразы законченные, хоть и непонятные, но за ними прячется глубокий смысл.
— Так это ключ? — спросил Краф заинтересованно. Волшебники отличались любопытством, почти не уступавшим двеллерскому.
— Ключ, состоящий из частей послания. — Джаг написал слова «Дорогой Джаг» на чистом листке бумаги под фразой «Изгой с юга ходит жаром дока» .
— «Дорогой Джаг», — прочитал вслух Краф.
— Великий магистр всегда обращался так ко мне в личных письмах, — сказал двеллер. — По делам Библиотеки он обычно использовал звание — библиотекарь первого, второго или третьего уровня.
Быстрыми и аккуратными движениями пера Джаг вычеркнул все буквы загадочного послания, которые составляли обращение:
Из гой с ю г а хо д ит жаро м до ка .
Так ушли все буквы слов «Дорогой Джаг». Пока все было правильно, и это преисполнило его надеждой, но надежда эта быстро померкла.
У него остались буквы ИЗЮСАХОИТМАК. Двеллер уставился на них, но отыскать в них какой-либо смысл был не в состоянии. Его снова начало охватывать беспомощное раздражение. Он ведь до сих пор не знал точно, что должно было означать сообщение. Слово «мак» осталось, но не могло же оно на самом деле означать название цветка?
— Что-то не так? — поинтересовался волшебник.
Джаг вздохнул.
— Похоже, я застрял.
— Ерунда. Ты на верном пути, подмастерье, — заявил Краф. — Исключена уже почти половина букв.
Двеллер посмотрел еще раз на оставшиеся буквы и покачал головой.
— Все равно получается какая-то бессмыслица. — В голове у него гудело от неразрешимости стоявшей перед ним задачи. — Наверное, я не так хорошо соображаю, как считал Великий магистр.
— Нет! — Голос волшебника громыхнул на всю комнату.
Нийя подбежала к Джессалин и в страхе прижалась к ее бедру.
Джаг испуганно заглянул в суровые зеленые глаза Крафа. Вокруг навершия его посоха вились изумрудные искры. На мгновение двеллер был совершенно уверен, что через секунду шлепнется на пол перепончатыми лапами.
— Не смей высказывать неуважение к своему учителю, подмастерье! — грозно произнес Краф. — Даже в том, чтобы считать, что он тебя переоценил. Он скорее уж недооценил твои способности и твое видение.
— Но я не понимаю, — прошептал Джаг.
Он не собирался шептать, но от гнева волшебника в горле у него внезапно пересохло.
— Ты должен. — Краф, в свою очередь, заглянул ему в глаза. — Вик никогда бы не задал тебе эту задачу, если бы не был уверен, что ты с ней справишься. И в плен к Альдхрану Кемпусу он бы не позволил себе попасть. Самопожертвование двеллерам нелегко дается. Не для того они сотворены.
- Предыдущая
- 38/91
- Следующая
