Псы Вавилона - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский - Страница 23

• Предыдущая
• 23/82
• Следующая

Найденное место действительно выглядело отлично: небольшой изумрудно-зеленый остров с широкой полосой песка на берегу. С одной стороны острова находилось основное русло реки, а с другой – узенькая протока шириной не более пяти шагов. Посреди острова рос тополь. Возле него на поляне путешественники и решили разбить лагерь.

– Красота! – восторженно произнес Джоник. По-русски он говорил чисто и правильно, но с заметным акцентом. – Ты пока отдохни, а я буду строить убежище.

Аня присела на поваленный ствол, а Джоник схватил топор и бросился через протоку.

– Ты бы разделся! – крикнула Аня вслед, но парень лишь махнул рукой. Наверное, стесняется. Тогда она решила подать пример, стянула сатиновые шаровары, скинула полосатую юнгштурмовку и, оставшись в трусиках и лифчике, легла на солнце загорать. Скоро вернулся Джоник. Он притащил несколько тонких, наспех обструганных жердей, связал их у одного края, а потом, поставив на землю, развел в стороны, и получилось нечто вроде каркаса.

– Помочь? – поинтересовалась Аня.

– Не нужно, я сам…

– А что ты мастеришь?

– Называется вигвам.

– Как это фиг вам? – изумилась девушка, не слыхавшая от Джоника бранных слов.

– Не фиг вам, а вигвам, – засмеялся Джоник. – Индейский дом. Вроде палатки. – Он ловко обернул каркас куском брезента, отогнув при этом один конец так, что получился вход. – Вот, готово.

– Молодец! – похвалила Аня. – Пойдем купаться.

Джоник разделся, и они разом бросились в речку. Вначале плескались на мелководье, а потом ложились на спину, брались за руки, и течение медленно несло их вперед. Накупавшись, молодые люди вернулись на берег, обсохли, перекусили и бок о бок улеглись на солнцепеке. Вокруг кипела жизнь: жужжали пчелы и мухи, порхали пестрые бабочки, неустанно гомонили птицы. Казалось, не существует ничего на свете, кроме этого райского уголка.

– Хорошо-то как! – воскликнула Аня. Она нежно провела пальцем между лопаток Джоника.

– Хорошо, – подтвердил он и тут же вскочил. Неуемная жажда деятельности обуревала этого человека.

– Ты куда?

– Рыбу ловить.

– Да полежи спокойно хоть минуту, успеешь еще… Ты лучше скажи, есть в Америке такие красивые места?

– Сколько угодно. Америка почти такая же большая, как и Россия. И в ней тоже есть все: и пустыни, и дремучие леса, и полярные льды. Хочешь увидеть Америку?

– Еще бы! Только это невозможно.

– Почему невозможно?

– Не выпускают за границу, ты же знаешь… Вот когда свершится мировая революция, тогда можно будет ездить куда угодно. А пока…

– Думаешь, мировая революция произойдет?

– В газетах так пишут… Я, конечно, точно не знаю… – Аня подняла пустую раковину-перловицу и стала задумчиво чертить ею. Джоник лежал рядом, но чувствовалось, он с трудом пребывает в состоянии покоя.

– Поцелуй меня, – неожиданно попросила Аня.

Джоник чмокнул ее в щеку.

– Не так. Нежнее…

К вечеру Джоник наловил мелкой рыбешки, и была сварена уха с пшеном, луком и лавровым листом. В варево попало десятка два комаров, но вкуса это не испортило.

После ужина оба разлеглись перед вигвамом возле догорающего костра и молча уставились в небеса. Заметно потемнело, откуда-то наползли низкие, хмурые тучи, поднялся ветерок и разогнал комаров.

Джоник достал из рюкзака пачку «Бокса», вытащил папиросу, примял мундштук.

– Дешевые гвоздики смолишь, – заметила Аня. – Или мало зарабатываешь?

– Привык. Ребята в бригаде только «Бокс» и курят. А зарабатываю я для жизни достаточно. Здесь и денег-то особых не нужно, потому что купить нечего. Бедная страна. Очень! Конечно, когда-нибудь все изменится, вот только когда?

– Если тут так плохо, зачем приехал?

– Я не говорю: плохо. Бедно. Это разные вещи. Здесь все имеют работу, а у нас безработица. Правда, наш безработный одет лучше, чем здешние начальники. Но не тряпки главное.

– А что?

– Уверенность в завтрашнем дне.

– Ты считаешь, у нас есть уверенность?

– Да, считаю. Вы живете на подъеме, а у нас спад. Я приехал сюда в тридцать втором. Ничего не было, только строительство да бараки. А теперь, смотри… – Джоник стал загибать пальцы: – Трамвай пустили – раз, звуковое кино – два. В городе три театра, два института…

– Продуктовые талоны отменили, – подсказала Аня.

– Да, карточки… Хлеб продается свободно. В магазинах появляются промышленные товары. Работает и продолжает строиться завод – живет и город… и страна. За пять лет построены четыре домны, десять мартеновских печей, прокат, коксохим… Это очень много. Завод дает треть металла страны. Конечно, это все политграмота, как выражается мой сосед Коля Попов, но успехи налицо. Жизнь изо дня в день меняется к лучшему.

– И ты решил остаться здесь навсегда? – осторожно спросила Аня.

– Не знаю… Наверное, нет. Мне очень нравится в СССР, но дом мой в Америке.

– Уедешь, значит?

– Наверное. – Джоник выбросил окурок в костер и сплюнул.

– Дай мне папиросу.

– Ты разве куришь?

– Попробовать хочу. Некоторые наши девочки курят. – Аня глубоко затянулась, закашлялась и отшвырнула папиросу. – Гадость какая!

– А у тебя какие планы на жизнь? – спросил Джоник.

– Кончу вуз. Пойду учительствовать. А там видно будет.

– А личная жизнь?

Аня неопределенно пожала плечами.

Джоник замолчал, потом вновь закурил и уставился на рдеющие угли. Внезапно резкий порыв ветра разбросал остатки костра в разные стороны. Новый порыв повалил на бок вигвам и вздыбил брезент. Сверкнула молния, ударил гром. Молодые люди вскочили. Джоник схватил полотнище, которое раздувалось как парус. Первые крупные капли упали с сумрачных небес. И тут же дождь полил стеной. Они бросились под тополь и укрылись брезентом. Молнии сверкали почти непрерывно. Аня прижалась к Джонику и лишь тихонько вскрикивала при каждом оглушительном раскате грома.

– Нельзя под деревом во время грозы, – неожиданно заявил Джоник. – Я когда маленький был, в скаутском лагере нас учили: молния может в дерево ударить.

– Перестань, и так жутко!

– А вот скажи, Аня, если бы я предложил тебе выйти за меня замуж, ты бы согласилась?

– Ничего себе, переход!

Джоник молчал, видимо, терпеливо ожидая ответа. Молчала и Аня, не зная, что отвечать.

– Я понимаю: нужно думать.

– Думать… Думай, не думай… – Аня потеснее прижалась к Джонику. – Вот ты говоришь: день ото дня становится лучше. Наверное… Но с тем, что есть уверенность в завтрашнем дне, я не согласна. Вот послушай. Мы жили в деревне. Хорошо жили, зажиточно. Три коровы, кони, сад большой. А дедушка наш – и того лучше. Хоромы каменные, мельница, кузня… Сам из крестьян, а газеты, журналы выписывал. Даже библиотека имелась, это в крестьянском доме. А потом пришли и все отобрали. И дом, и мельницу… А самого деда сослали неведомо куда. И нас бы сослали, не брось отец хозяйство. Мы уж и день, когда раскулачивать будут, знали. Зачем, почему? Ведь мы не враги советской власти. Отец в Красной Армии служил, воевал в Гражданскую. Ладно бы с одними нами так. За что?

Джоник молчал.

– Конечно, – продолжала Аня, – чего бы я увидела, не попади мы сюда. Ни о какой учебе в вузе и речи идти не могло. На всю бы жизнь осталась деревенской бабой. Но, с другой стороны, может, так-то оно и лучше. Не знаю… Лишь одно понятно: все это построено на слезах и горе. Вот у вас в Америке раскулачивают?

– У нас тоже не все хорошо, – отозвался Джоник. – Была депрессия. За долги банки отбирали у фермеров землю, хозяйства.

– Но ведь не ссылали же. У вас народ свободный, а у нас – рабы. Чуть кто выбился в люди – прижать его, сжить со свету…

– Все это так. Но без потрясений невозможно построить великое государство.

– Великие потрясения – это великие беды для народа, – сказала Аня и отодвинулась от Джоника. – Давай-ка лучше спать.

А дождь все шел и шел. Под тополем было относительно сухо. Они расстелили на земле одеяло. Легли, накрылись другим, а сверху еще и брезентом. И сразу стало тепло и уютно. Аня вновь прижалась к Джонику.

• Предыдущая
• 23/82
• Следующая