Псы Вавилона - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский - Страница 22
- Предыдущая
- 22/82
- Следующая
– Сейчас убивают сплошь и рядом, – как о само собой разумеющемся сообщила она, – режут, стреляют… Солдатня и матросня совсем распоясались. Ты бы, Сашенька, не бегал, не суетился понапрасну. Мало ли, не ровен час… – Она не договорила, но мысль и так была понятна. Однако Саша не успокоился. Кто-то надоумил его обратиться в Петросовет. Там сочувственно выслушали сбивчивый Сашин рассказ и, узнав, что среди бандитов имелся человек, одетый в матросскую форму, призвали другого матроса – здоровенного детину с надписью на бескозырке «Цесаревичъ». Саша вздрогнул: в каждом моряке он видел убийцу родителей.
«Разберись, Латышев, с молодым человеком», – приказал человек средних лет в пенсне, внешне похожий на учителя словесности.
Хотя Саша и испытывал некоторое недоверие к матросу с «Цесаревича», он поведал тому свою историю. «Так, говоришь, среди них был «братишка»? А как выглядел? На ленточке название какого корабля?» Саша объяснил, что свидетелей нет. Только соседка, но она ничего толком не разглядела. «Обязательно найдем! – веско произнес Латышев. – А пока, парень, будешь состоять при мне. Ты, я вижу, грамотный, как раз то, что нужно».
И для Саши началось странное, невероятное время. Большевик Латышев целыми днями носился по Питеру, выполняя различные задания своей партии. Вначале Саша тяготился обществом Латышева. Большевиков он считал наймитами Германии и предателями России. Но постепенно происходящее захватило его. Юноша неоднократно бывал на заводах, в редакциях нелегальных большевистских газет. Вскоре он понял, идет подготовка к чему-то грандиозному. Убийцу родителей, конечно, не нашли. Да Саша и понимал: зацепок никаких. Однако он видел, как безжалостно расправляются со всякого рода подонками, и мысленно надеялся: среди них, возможно, и убийца родителей. Вместе с Латышевым он частенько бывал в Кронштадте, иногда оставался ночевать в матросских кубриках. Скоро пообтерся, потерял гимназический лоск, заговорил языком кочегаров и баталеров. Неожиданно для самого себя он стал своим для тех, кого вчера еще презирал и побаивался. Так продолжалось до конца октября семнадцатого года. Свершилась революция. Временное правительство пало, Керенский бежал, министров арестовали.
Власть в России перешла в руки большевиков. Тотчас в Петрограде образовалась Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. С первых дней Латышев был прикомандирован к ЧК, а вместе с собой прихватил и верного адъютанта Сашу, рекомендовав его как «вполне надежного мужика». По-настоящему грамотных людей в ЧК в тот момент было немного. И поэтому в молодых толковых ребятах вроде Саши испытывали острую нужду.
Долго, да и не к месту рассказывать о его дальнейшей судьбе. Ничем особым она не отличалась от сотен подобных судеб. Разделял ли он идеологию и методы большевиков? На первых порах они казались ему ужасными, но, как ни странно, тому, чтобы смириться, а впоследствии и оправдывать их, способствовало знание истории. Прямая параллель с Великой французской революцией доказывала: именно террор и нужно применять к тем, кто не принимает революцию или тем более борется с ней. Иначе она обречена на поражение.
Минула эпоха военного коммунизма, закончилась Гражданская война, нравы смягчались, и Саша стал задумываться: правильную ли жизненную дорогу избрал? В детстве всегда мечтал о стезе историка. И сейчас еще не поздно было сменить профессию, поступить в университет или в Институт красной профессуры. Однако что-то удерживало его. В чем интеллигентный юноша стеснялся признаваться даже самому себе. Этим «что-то» была власть над людьми. Власть, казалось бы, подконтрольная закону, но, по сути, неограниченная. С детства ему не хватало уверенности в себе. Теперь служба компенсировала этот комплекс сполна. В глазах почти каждого человека, вызванного или приведенного на допрос, читался страх. В лучшем случае растерянность. Единицы сохраняли спокойствие. Саша понимал, что в его руках безграничная власть над людьми. Ему самому не обязательно быть сильным или слабым, жестоким или добрым. Подобные нюансы являлись прерогативой руководства. Исполнитель отвечал только за то, что ему поручили в данный момент. Основной задачей было четкое выполнение приказов. Моральную ответственность несут другие – он всего лишь винтик. Однако Саша, а теперь уже Александр Кириллович, прекрасно осознавал: несмотря на кажущуюся незыблемость власти, внутри самой партии и структур, обеспечивающих ее функционирование, идет непрерывная борьба. Борьба за власть. Вчерашние кумиры предавались остракизму, всплывали совершенно новые личности, чьи заслуги при внимательном рассмотрении были весьма сомнительны. Борьба велась как на самом верху, так и у подножия властной вертикали. Вернее, торжествовал принцип, выраженный в поговорке: «Паны дерутся – у холопов чубы трещат». А посему, размышлял Шахов, нужно вести себя с чрезвычайной осторожностью, пытаясь заранее предугадать повороты монаршей воли.
В тот самый день, когда в дом к дяде Косте и Фужерову во время пирушки явился милиционер Хохлов, американец Джон Смит и его подружка Аня Авдеева решили отправиться на пикник. И хотя был первый день семидневки, то есть по-старому понедельник, оба были свободны. Джоник находился в трудовом отпуске, Аня досрочно сдала летнюю сессию в институте и тоже отдыхала.
Обычно по выходным жители Соцгорода отправлялись в небольшой лесок у подножия Горы – единственный в ближайших окрестностях клочок нетронутой природы. Здесь расстилались «скатерти-самобранки» с нехитрой снедью, извлекались бутылки с горячительными напитками, какие кто сумел достать, и под аккомпанемент гармоней, гитар и мандолин, а случалось, и балалаек народ от души веселился. Время от времени передовиков производства посылали в соседнюю Башкирию на красивейшее озеро, на берегу которого только что организовали пансионат, но для поездки туда нужна курсовка, а добираться самостоятельно было слишком далеко.
Джоник и Аня выбрали третье. На реке, левый берег которой занимал Соцгород, ниже по течению раскинулись весьма живописные места. Именно там и решили они провести пару деньков. У обоих имелись велосипеды: у Джоника новенький «Дукс», купленный в торгсине, а у Ани так называемый дамский: ужасающий монстр, собранный ее умельцем-отцом из нескольких древних велосипедов. Путешественники взяли запас продуктов, удочку для ловли рыбы, котелок, топор и прочие принадлежности, необходимые для продуктивного отдыха.
Вначале ехали через город. Дорога была ухабистой, пыльной и опасной, поскольку мимо, едва не задевая их, проносились грузовики. Скоро город остался позади, по тому же пыльному тракту они достигли места, где велось строительство второй плотины заводского пруда. Здесь путешественники спешились, передохнули, осмотрели стройку и двинулись дальше. Теперь дорога превратилась в узкую тропинку, петлявшую вместе с изгибами реки. Велосипеды то взлетали на пригорок, то скатывались в ложбину. Сначала это чрезвычайно веселило путешественников, Аня визжала, а Джоник громко ухал, но вскоре Аня не рассчитала скорости и упала. Джоник соскочил с велосипеда, подбежал к лежащей на земле спутнице. Лицо его выражало испуг. Особых повреждений, не считая оцарапанной руки, не имелось. Джоник, закатив глаза в притворном ужасе, подул на царапину… Аня видела: он хотел дотронуться губами до руки, но не решился.
Вообще говоря, деликатность американца несколько удивляла девушку. Они встречались почти полгода и только две недели назад впервые поцеловались. О более тесном общении и речи не велось. Ей это и нравилось, и одновременно огорчало. Обычные ребята, пусть даже и комсомольцы, распускали руки при первой же встрече. Вольности парней не всегда были неприятны, но Джоник вел себя совершенно иначе, и Аня объясняла подобное поведение издержками буржуазного воспитания. Она вряд ли стала бы протестовать, прояви Джоник настойчивость, и с любопытством ждала, как он поведет себя, когда они останутся наедине.
Велосипед подняли, и Джоник осмотрел его. Железный конь был сделан на совесть и в аварии не пострадал. Потом путешественники обозрели окрестности. Местность вокруг действительно отличалась живописностью. Неширокое русло реки петляло меж всхолмленной равнины. Берега заросли тальником. Кое-где высились громадные тополя, с которых облетал пух и, словно снежинки, кружился в воздухе. Джоник, оставив Аню одну, отправился выбирать место для стоянки. Вскоре он вернулся, подхватил велосипед и потащил его сквозь заросли кустарника, Аня последовала за ним.
- Предыдущая
- 22/82
- Следующая
