Похищение в Тютюрлистане - Жукровский Войцех - Страница 19

• Предыдущая
• 19/36
• Следующая

— Хоть бы петух был здесь, — простонала лисица, заламывая в отчаянии лапы, — как же я покажусь на глаза людям?

— Говорят о петухе, а он лёгок на помине, — приветствовал друзей Пыпец, показавшись из-за деревьев. Вслед за ним появился бородач с пионовым носом; слетевшиеся бабочки кружились над ним белым роем.

— Это он, — закричала Хитраска и ринулась в сторону заросшей лопухами канавы.

— Стой, Хитраска, Хитруня, — кричал ей петух, размахивая рыжим мехом.

Королевна стояла, разинув рот. Никто не знал, как это произошло: что-то мелькнуло, и уже Хитраска сидела в своей косматой шкуре. А грозный охотник схватил лапку лисы и погрузил несколько раз в пушистые волны своей бороды, откуда слышалось громкое чмоканье.

— Целую ручки высокочтимой Хитраске и покорнейше прошу простить меня, — говорил он, вытирая со лба пот.

Меж тем из леса выехала карета, к крыше было привязано несколько чемоданов.

Лошадей под уздцы плешивый блондин, шея его была повязана дамским чулком, а у пояса висели два пистолета.

Дверцы открылись, и из кареты выскочил маленький человечек. Его усы, закинутые за плечи, гордо поднялись, они торчали влево и вправо на девять локтей, и он шевелил ими, как сверчок, который собирается затрещать.

— Это мои друзья: Юлий Пробка и Макарий Гуляйнога.

— Кто же вы, господа?

— Любезные пчеловоды!

— Значит, у вас есть мёд, — облизнулась королевна.

— И какой, — похлопал Пробка по набитому золотом кошельку. — Посмотрите, вот наша пасека и прилежные пчёлки, — ехидно засмеялся он, показывая на лежавшие в долине лачуги скупцов.

А дело было так…

Все трое жили раньше в Скупицах. Юлий Пробка был там учителем, но дети скупцов в школу не ходили; на такие глупость, как поэтика, никто не хотел тратить ни времени, ни денег. Нужно вам сказать, что Юлий Пробка напечатал даже несколько стихотворений в столичных газетах. Опубликовав, своё очередное творение, он выходил из деревни на перекрёсток и мечтал о лавровом венке.

Но, несмотря на временные успехи, Пробка постоянно голодал и был тощ, как щепка. Если бы не словари и не издание по королевскому указу труда графа Майонеза «Как я избежал ошибок Ганнибала в войне с Блаблацией», которыми поэт нагружал свои карманы, его легко мог бы унести слабый ветерок.

В Скупицах он сблизился с другим артистом, виртуозом бритьенных дел — парикмахером Франтишеком Хилым. Но поскольку в Скупицах никто не был столь расточителен, чтобы бриться и делать прическу, а излишек волос жители выдирали друг у друга в непрестанных спорах и драках, то и ему угрожала в скором времени голодная смерть.

Последний из друзей, Илларий Уголёк, жил точно так же, как и три поколения его предков, надеждой, что в Скупицах надумают что-нибудь построить. На этом последнем из Угольков и надежде и роду суждено было угаснуть.

Пробка, Уголёк и Хилый сошлись однажды вечером и решили, очистив сапоги от грязи, незамедлительно пойти по свету.

Так они и сделали.

После восьмидневных скитаний они встретили возвращающиеся из Тулебы фургоны бродячего театра. Хозяин труппы так любил ужасы, что посоветовал им — он утверждал, что этого требует справедливость — стать разбойниками (разумеется, после того, как они немного подкормятся и окрепнут) и насильственным образом присваивать себе принадлежащую им часть общественного дохода. Он подарил им множество реквизита из своего театра — шляпы, пистолеты, алебарды и верёвки.

Так был образован «Союз Любезных Пчеловодов». Франтишек Хилый принял имя сурового Гуляйноги. Уголёк отпустил огромные усы; навощённые, они торчали в стороны, точно две рапиры. Маленькие птички, думая, что это ветки, садились на усы атамана и нарушали грозное впечатление невинным щебетанием.

— В тот момент, когда я встретился с ними, они готовились к сбору мёда, — воскликнул петух.

— О, у нас традиция, мы делаем это два раза в год, — объяснил Пробка.

— И вам это удаётся?

— Всегда… Это делается так: сзади к карете мы привязываем дырявый мешок с медяками и едем галопом через Скупицы; следом за нами бегут скряги, ссорясь из-за каждого гроша. Так мчатся они за каретой день или два, а в это время мы опустошаем хаты и вытаскиваем из укрытий спрятанное золото.

— Но как же это можно?

— Во-первых, мы делаем это с воспитательной целью, чтобы излечить скряг от скверного порока — от скупости; во-вторых, половину добычи мы всегда отдаем беднякам, которым сами они и не подумают помочь. Впрочем, вы учёная лисица, — обратился он к Хитраске, — вы знаете, что в каждом королевстве найдутся среди финансистов такие чародеи, которые сумеют несколькими заклятиями заставить раскошелиться зажиточных граждан.

— Господа, уже второй час, нам пора в путь…

— А вот мы как раз бедные, — пролепетал Мышибрат.

— Я помогу вам; подождите, пока мы кончим собирать мёд, — вы получите свою долю. Или, может быть, вы спешите?

— Нет, нет, мы не хотим денег, дайте нам чего-нибудь перекусить, — кукурекнул петух, вытягивая клюв в сторону увесистого чемодана.

Юлий Пробка ловко вскочил на крышу кареты, расстегнул ремни, достал буханку хлеба, три локтя колбасы, полпирога с черносливом и оплетённую тростником бутыль, в которой весело булькало вино.

— Выпьем на дорогу, — воскликнул он, наполняя огромные кубки.

— А кому в путь… — вздохнул Гуляйнога.

— Тот должен чем-нибудь подкрепиться, — закончила Хитраска, ловко нарезая колбасу.

Все ели с аппетитом, выпили по нескольку кубков. Пустую бутыль Уголёк забросил в кусты.

Карета, громыхая, въехала в тёмный проулок между лачугами.

Звякали падающие медяки, багровые в лучах заходящего солнца. Два разбойника крались вдоль плетней, ожидая, когда деревня опустеет, и только слегка развеселённый вином Пробка, развалившись на козлах, щёлкал бичом и пел во горло:

Скупцы выбежали из хат.

По знаку старосты Грошика они сбились в кучу и схватили друг друга за руки.

— На этот раз вам не удастся! Мы помним, как вы нас обобрали! Мы не дураки, — кричали они издалека.

Карета удалялась, падающие медяки позвякивали тише. Вдруг какой-то юркий мальчишка выскользнул из-за кордона и начал собирать деньги в шапку; этого скупцы не перенесли.

Цепь сплетённых рук лопнула. Забыв о прошлых опустошениях, скряги бежали по дороге и, нагибаясь, вырывали друг у друга из-под носа сыпавшиеся гроши. Через минуту деревня опустела. Все жители мчались за удаляющейся каретой.

— Удалось, — шепнул Мышибрат, дивясь пчеловодам.

— Так и надо скрягам, — топнула ногой королевна.

Небо потемнело; несмотря на слабый ветерок, было душно.

— Ну, и нам пора в путь.

Стоя на коленях, Хитраска упаковывала запасы. Она томно подняла глаза, в которых отражались еще хлеб и колбасы, посмотрела на петуха и сказала:

— Что бы мы стали делать без тебя, капрал? Ты наш опекун, наш лучший товарищ…

— Ты избавил нас от голода, — мяукнул Мышибрат, нежно обнимая друга.

— Э, не преувеличивайте… — скромно потупившись, ответил капрал.

— Скажи, — как ты сумел отобрать у них мою шкуру?.

— Что касается меха, то он его отдал с охотой.

— С охотой?

— Понимаешь, — и тут петух почесал голову и спину, — ну, понимаешь — блохи!

— Что?

— Блохи защищали твой мех.

Зардевшаяся Хитраска прошептала: «Мои милые, мои верные блошки…»

Ей ответили радостные и признательные писки.

— А я утверждаю, что это не петух, а свинья, — крикнула королевна.

Смущённый петух осмотрел свой гребень и хвост и не заметил никакой перемены: он был тем же старым петухом-ветераном.

• Предыдущая
• 19/36
• Следующая