Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах - Синдаловский Наум Александрович - Страница 108

• Предыдущая
• 108/126
• Следующая

Впрочем, такие эпизоды были единичными. Во всяком случае, городской фольклор не отразил их массового характера. Наступило безвременье, глухое затишье, мертвый сезон в общественной жизни Ленинграда. Нет-нет, да и появлялись идиллические благостные легенды о продавце Дома книги, который в 60-годы позволял читать книжные новинки прямо у прилавка, о женщине, которая каждый год в Пасху выносила из дома пасхальную еду и раздавала ее прохожим, о некой старухе из подземного перехода на Невском проспекте, которая на собранную милостыню покупала пшено или хлеб и ежедневно скармливала их голубям в сквере перед Пушкинским театром; о первом космонавте Юрии Гагарине, который во время посещения Кронштадта задумчиво остановился у Кронштадтского футштока, откуда «ведется отсчет абсолютных высот и глубин по всей территории страны, в омывающих ее морях, в воздушном и космическом пространствах», и будто бы воскликнул: «Так вот он, пуп земли!»

Безвременье порождало определенный стиль поведения, а тот в свою очередь – соответствующие художественные образы. Согласно легенде, архитектор А. В. Жук, которому неожиданно достался выгодный и престижный заказ на строительство нового аэропорта «Пулково», собрал друзей и закатил грандиозную пьянку. Наутро, едва проснувшись, он увидел посреди комнаты перевернутый деревянный ящик из-под водки и на нем – стоящие в ряд пустые граненые стаканы. Этот образ так врезался в сознание архитектора, что он реализовал его в проекте здания нового аэровокзала, который вот уже около тридцати лет напоминает друзьям зодчего о празднике по случаю получения им правительственного заказа.

Сохранилось предание о двух памятниках, установленных в то время. Один из них мемориальный. Он поставлен в Павловске, на могиле директора Павловского дворца-музея и парка Анны Ивановны Зеленовой. Памятник в миниатюре повторяет известное парковое сооружение – колонну «Конец света». Согласно преданию, в последние годы жизни Анна Ивановна мечтала быть погребенной в холме у основания этой колонны. Партийные власти, ссылаясь на то, что парк не мемориальное кладбище, отказали ей в этом последнем желании. Друзья Анны Ивановны, памятуя о нем, заказали на ее могилу памятник, соответствующий ее прижизненной мечте.

Второе предание связано с одним из лучших образцов советской монументальной скульптуры в Ленинграде – памятником Пушкину. Он был установлен на площади Искусств в 1957 году. При его установке произошла якобы милая полуанекдотическая история, которую любил при всяком удобном случае повторять сам автор памятника Аникушин. Будто бы монтажники несколько раз пытались установить пьедестал на подготовленный фундамент, а его все заваливало на одну сторону. В конце концов усомнились в точности расчетов. Пригласили Михаила Константиновича Аникушина. Но и под его руководством пьедестал не желал принимать вертикальное положение. Еще раз проверили расчеты. Замерили высоты фундамента. Ничего не получалось. В отчаянье скульптор заглянул в узкий просвет между плоскостью фундамента и плоскостью нависшего над ним, удерживаемого мощными стальными тросами пьедестала. И замер от радостного изумления. Почти у самого края основания постамента он заметил невесть как прилипшую к камню двухкопеечную монетку. Аникушин облегченно вздохнул, отколупнул монетку, выпрямился и скомандовал: «Майна!» И пьедестал, ничуть не накренившись, занял свое расчетное положение. Как и положено. И никакого конфликта. Словно в детском телевизионном мультфильме.

Кстати, художественно безупречные, но идеологически выверенные мультфильмы, которыми в то время буквально засматривались как взрослые, так и дети, и должны были создавать для советских людей такую атмосферу бесконфликтности. В Колпино в результате массового жилищного строительства появился новый микрорайон, который жители прозвали Простоквашино. По рассказам старожилов, когда-то в этих местах, наряду с такими деревеньками, как Карасево и Огурцово, было и некое Простоквашино. Но в те времена историческая память не пользовалась особенной популярностью. И появилось новое объяснение названия жилого квартала. Практически все его жители переехали в Колпино из Ленинграда. В основном это были многодетные семьи и пенсионеры. Для них «столь далекий переезд на край земли был подобен путешествию в Простоквашино» из популярнейшего мультфильма.

На этом фоне полного, почти благостного благополучия в памяти все-таки всплывали давние театральные предания.

Актеры Большого драматического театра имени Горького (ныне имени Г. А. Товстоногова), направляясь на репетиции или спектакли, никогда не пересекали круглый сквер перед Чернышевым мостом, именуемый в народе «Ватрушкой», а старательно обходили его кругом. Иначе, в чем они были абсолютно уверены, их неминуемо ожидала неудача на сцене. Приметы и вправду не подводили. Например, как об этом рассказывали сами актеры Александринского (а затем Пушкинского) театра, не было ни одного представления грибоедовской комедии «Горе от ума», во время которого хотя бы один из актеров, хотя бы однажды, не перепутал текст. И это повторялось с удивительной регулярностью из спектакля в спектакль. «Вот уж горе, – говаривали артисты, и тут же задавали риторический вопрос: – Отчего бы это?»

Между тем появлялись едва заметные признаки социального поведения, выпадавшего из жестких схем проведения досуга обыкновенного советского человека. Появлялись неформальные объединения людей, которые, похоже, демонстративно выбирали для своих регулярных встреч наиболее людные и заметные общественные места. В первую очередь, это были доступные по ценам городские кафе, которым тут же присваивались неофициальные названия, как правило, метившие или горячие точки планеты того времени («Бейрут», «Сайгон», «Кабул»), или места наибольшего предпочтения («Вашингтон», «Рим»). Даже о происхождении такого, казалось бы, простого и понятного фольклорного образования, как «Климат» – выход из станции метро «Канал Грибоедова», есть своя легенда. На самом деле он так назван вовсе не потому, что там сравнительно тепло, есть крыша над головой и можно спокойно курить, часами ожидая подругу. Просто «Климат» – это искаженное название английского города Плимут. Большинство этих микротопонимов сохранились в арсенале петербургского городского фольклора. О некоторых остались легенды.

На углу Невского проспекта и улицы Рубинштейна почти сразу после войны открылось первое в Ленинграде современное кафе-автомат, которое, с одной стороны, ленинградцам полюбилось и они прозвали его за быстроту обслуживания «Американкой» или «Пулеметом», с другой стороны, качество пищи было настолько отвратительным, что название «Пулемет» сразу же приобрело второй смысл и трансформировалось в «Пуля в живот». Отсюда было недалеко и до второго названия: «Гастрит». Но есть и легенда, опровергающая эту народную этимологию и предлагающая свою версию происхождения этого имени. Согласно этой легенде, первыми кафе-автомат облюбовали для своих встреч демобилизованные офицеры, вернувшиеся из Германии. Между собой они называли кафе «Гаштетом» – от немецкого «ресторанчик». И только много позже, уже при новом поколении постоянных посетителей этого кафе, «Гаштет» превратился в «Гастрит».

Недалеко от «Гастрита», на углу Невского и Владимирского проспектов, в первых этажах ресторана «Москва» в свое время открылось безымянное кафе. Первоначально оно так в народе и называлось: «Подмосковье». Затем, если верить молодежному фольклору, белые кафельные стены кафе расписал огромными «пародийными петухами» художник Евгений Михнов, и кафе приобрело новое название: «Петушки». Его-то и облюбовала ленинградская неформальная молодежь для своих постоянных встреч. В общение они привнесли свои обычаи и традиции, свои непривычные правила поведения, собственный, раздражающий взрослых сленг. Атмосфера в кафе резко отличалась от обязательных комсомольско-молодежных рекомендаций по проведению культурного досуга и отдыха.

Вскоре у кафе появилось новое неформальное название. Вот как об этом повествует легенда. Правила поведения в кафе запрещали курение внутри помещения. Ребята выходили в тесный коридорчик, который сразу же наполнялся густыми облаками дыма, сквозь который не всегда можно было не только увидеть что-либо, но и услышать. Однажды к ним подошел милиционер. «Что вы тут курите. Безобразие, какой-то Сайгон устроили». В то время как раз шла война во Вьетнаме. Слово было найдено, а, как известно, «вначале было Слово…» Так в ленинградской топонимике появилось одно из самых знаменитых и популярных названий «Сайгон». Соответственно, постоянные посетители «Сайгона» стали «сайгонщиками». Среди них были известные в будущем диссиденты и политики, поэты и художники, актеры и общественные деятели – все те, кого в начале 1990-х годов окрестят, кто с ненавистью, а кто с благодарностью, шестидесятниками.

• Предыдущая
• 108/126
• Следующая