Три версты с гаком - Козлов Вильям Федорович - Страница 46
- Предыдущая
- 46/67
- Следующая
по-видимому, с другого водоема, прилетали небольшие озерные чайки. Сделав несколько ленивых кругов и не снижаясь, улетали.
Забрасывал блесну Мыльников не очень далеко. Был он в широченных синих галифе с красным кантом, в брезентовой на меху куртке и резиновых сапогах. Круглое щекастое лицо будто кирпичом натерли. Толстый нос лоснился.
— Сейчас будет удар, — после каждого броска приговаривал он и старательно крутил катушку.
Но удара не было. Блесна, посверкивая в воде, возвращалась к лодке, поднималась в воздух и, немного подрожав на конце удилища, снова со свистом улетала прочь.
— Мда-а, — вздохнул Артем, растирая кисть.
— Что вы сказали? — спросил Мыльников.
— Возможно, здесь щук вообще нет.
— Посмотрите, какие берега. — Сказал Мыльников. — Щука ходит...
— Берега ничего...
Мыльников положил в лодку спиннинг и полез в карман куртки. Достал газетный сверток, развернул и протянул поджаренные пирожки.
— Угощайтесь, жена испекла.
С пирожками расправились в два счета. Мыльников разгладил на колене промасленную газету и ткнул пальцем в карикатуру.
— Узнаете?
На карикатуре был изображен собственной персоной Алексей Иванович. Он гордо сидел за рулем грузовика, который мчался по дороге, вымощенной самой разнообразной продукцией спиртзавода «Красный май». И короткая подпись: «Три версты с гаком. Ремонт дороги по-мыльниковски». А вверху пространная статья Носкова, посвященная этой злободневной теме.
— Ну что ж, — сказал Артем, — правильно вас продернули... С вашими-то возможностями да техникой эту дорогу можно за месяц заасфальтировать или уж, в крайнем случае, загрунтовать и засыпать щебенкой.
— Слышали такую песенку? — ухмыльнулся Алексей Иванович. — Мустафа дорогу строил, а Жиган по ней ходил... Пусть Осинский строит. У него тоже продукция бьющаяся...
— Во-во, Носков и пишет: вы ждете, когда Осинский построит, а он ждет, когда вы...
— Почему-то не его, а меня на весь район прославили. Как на ваш просвещенный взгляд, карикатурка-то ничего?
— Вполне приличная, — скромно заметил Артем.
— Интересно, чья это работа? — Алексей Иванович с интересом разглядывал рисунок. — Жена говорит, художник схватил самую суть: лунообразное лицо, нос картошкой, самоуверенный вид... Вроде бы у меня, кроме вас, и знакомых художников-то нет...
— Вон круги пошли... Никак щука ударила! — сказал Артем.
— Я ведь говорил, щук здесь тьма.
— Вашими молитвами... — улыбнулся Артем, подводя к лодке пустую блесну.
5
Яркий костер пылал на берегу Барсучьего озера. От торчащих из песчаного обрыва скрюченных корней протянулись длинные дрожащие тени. С осин слетали синеватые листья и опускались в воду. Их много плавало у самого берега. Солнце спряталось за бором, подсветив багрянцем редкие перистые облака. Снова прилетели три чайки и, сделав величавый круг над притихшим озером, исчезли за вершинами сосен.
Ни одной рыбки не поймали на Барсучьем озере. И вот вместо окуневой ухи варили кашу с мясом. Инициативу в этом деле сразу захватил Мыльников. Он сказал, что еще не встречал такого человека, который смог бы лучше его сварить уху или кашу из пшенки.
— Вы как любите: пересол или недосол? — спросил он.
— Золотую середину, — сказал Артем. Он примостился на тужурке и смотрел на костер. — По-моему, уже готова.
Мыльников попробовал дымящееся варево, покачал головой.
-— Еще минут пять покипит, — убежденно заметил он.
— Почему именно пять, а не три или не десять?
— Внутреннее чутье, — сказал Алексей Иванович. — На фронте, помню, был такой случай. Из землянки на КП я всегда ходил по узенькой тропке вдоль траншеи. Сами понимаете, каждый день артобстрел, бомбежки... И вот иду я на КП, подошел к тропинке, а пушки уже грохочут вовсю. И что-то подсказывает мне, чтобы не ходил этой дорогой. Со мной был начальник штаба. Мы в одной землянке жили. Я и говорю ему: пойдем ельником, это немного дальше, но за укрытием. А он засмеялся и пошел по тропинке. Я — ельником. И что вы думаете? Прямым попаданием! Хоронить было нечего... Вот что такое внутреннее чутье, молодой человек!
— А нынче что же? Ни одной рыбины! Выходит, подвело вас внутреннее чутье?
— Это пустяки... На рыбалке оказаться без рыбы — обычное дело.
— У меня вот нет внутреннего чутья, — сказал Артем. — И кашу могу пересолить, и пойти не той дорогой...
— Кому что дано, — заметил Мыльников, снимая котелок с огня.
Обидно, конечно, что глухое лесное озеро встретило их так неприветливо. Стоило в такую даль забираться, чтобы вместо ухи угощаться пшенной кашей. Костер совсем прогорел, и Артем подбросил сухих веток.
Темнота со всех сторон незаметно и бесшумно обступила палатку, костер. Неподалеку сухо треснула ветка, зашуршал папоротник, и снова стало тихо. Уж не барсук ли выбрался из норы на охоту? Недаром ведь назвали озеро Барсучьим?
Они закурили и, попыхивая папиросами, молча смотрели на огонь. Спать не хотелось. Артем вспомнил про транзистор и достал из вещмешка.
— Как же мы забыли про музыку? — сказал Мыльников. — Вся рыба была бы наша.
— Вы оптимист, — усмехнулся Артем.
— Здешние аллигаторы никогда музыки не слышали...
— Давайте послушаем последние известия, — сказал Артем.
Когда закончились последние известия, прогорел костер, Алексей Иванович начал было комментировать события, но тут совсем низко над костром кто-то пролетел, а немного погодя раздался громкий и пронзительный крик.
— Филин, — сказал Мыльников.
— Какой же это филин? — возразил Артем. — Летучая мышь.
—- Что вы! — усмехнулся Алексей Иванович. — Какая мышь? Филин!
Придвинув вплотную к угасающим углям голые ступни, Артем взглянул на него. Глаза Алексея Ивановича прикрыты короткими ресницами, толстые губы оттопырены, на переносице складка. Такого упрямца, пожалуй, никогда не переспоришь...
— А ведь это я карикатуру на вас нарисовал, — вдруг сказал Артем.
Мыльников приоткрыл один глаз, хмыкнул:
— Я знаю.
— И молчали?
— Ждал, когда вы сами скажете.
— Не подумайте, что я раскаиваюсь, — сказал Артем. — Дорогу вы обязаны построить. Ведь это вопиющее...
— А если не буду строить? — перебил Алексей Иванович.
— Тогда мы с Носковым напишем в «Известия» или в «Правду»...
— Значит, объявляете войну?
— Выходит, так.
— А если бы у вас не было машины, тогда как? Артем посмотрел ему в глаза:
— Неужели вы думаете, я хлопочу для себя?
— Нет, не думаю.
— Эти три версты с гаком — позор для всего поселка, — сказал Артем.— Мой дед воевал с вами... Я нашел в его бумагах три или четыре заявления в райисполком. И ответы на них.
— По-вашему, я упираюсь из упрямства? Вы не представляете себе, что такое привести в порядок дорогу. Знаете ли вы, сколько стоит один километр магистрального шоссе? Я не говорю, что наша дорога будет стоить столько же, но, уверяю вас, мне это мероприятие влетит еще в какую копеечку! Если бы еще на Осинского можно было положиться, но он из тех, которые наобещают с три короба, как до дела дойдет — в кусты. А денег мне никто на строительство дороги не даст. Не завода это дело. Придется изворачиваться своими силами... Что скажут ревизоры-контролеры? Они ведь за каждый рубль с меня спросят?
— Значит, никакой надежды?
Мыльников поковырял в костре обожженным суком, выхватил из пепла толстыми пальцами красный уголек и прикурил.
— К чему все это говорю? Чтобы вы не думали, что все так просто: тяп-ляп, и дорога готова. Мыльников, такой-разэтакий, из самодурства не хочет строить... Если бы Осинский не был трепачом, можно было бы рискнуть. Моя техника и люди, его — мост через Березайку, строительный материал, песок, щебенка... Кстати, все это под рукой. Но я знаю Осинского, он и пальцем не пошевелит для этой дороги.
— Следующая карикатура на Осинского, —• сказал Артем. — А ваш, Алексей Иванович, портрет я нарисую и вывешу в клубе. Осинский от зависти лопнет!
- Предыдущая
- 46/67
- Следующая