Три версты с гаком - Козлов Вильям Федорович - Страница 42

• Предыдущая
• 42/67
• Следующая

— Кто требует? — спросил плотник, заколачивая в свежеобструганную доску гвоздь.

— Председатель и... другие, — ответила Настенька.

— Небось к празднику фанерную звезду на клуб устанавливать заставят, — сказал Гаврилыч и положил молоток на пол.

— И вы тоже зайдите, — взглянула на Артема На­стенька. — Кирилл Евграфович просил.

Настенька спустилась по лестнице вниз, а Гаврилыч полез в карман за кисетом. Он никогда не спешил выпол­нять приказания. Закурив, почесал свой бугристый нос, наморщил лоб.

— Когда надоть чего-нибудь сделать, председатель сам приходит, — сказал Гаврилыч. — Тут что-то другое... Я думаю, шпрыц вставлять будут.

— Это что-то новенькое! — удивился Артем.

— Как дадут им за что-нибудь нахлобучку в районе, так завсегда мне шпрыц вставляют... И за то, что выпи­ваю, и не работаю нигде. Я б и рад в рай, да грехи не пу­скают... И потом моя работа тонкая, художественная, а им подавай план! А художественность начальство не интересует.

Гаврилыч докурил цигарку, тщательно притушил окурок и пошел к лестнице.

— Пойдем, Иваныч, послухаем, чего они там еще при­думали.

В кабинете председателя было накурено. Синий па­пиросный дым пластами поднимался к потолку. Курили мужчины. Женщин было две: Нина Романовна, кругло­лицая пожилая женщина с седыми волосами — секре­тарь поселкового, да еще кассир Настенька. Она пристро­илась на круглом фанерном стуле у самой двери. На­стенька исполняла обязанности и курьера. Носков кивнул Артему, на Гаврилыча же взглянул строго и осуждающе. Тот стащил с головы кепчонку и усмехнулся, оглядыва­ясь, где бы присесть. Но свободного места не было. И Гаврилыч притулился к стене, на которой был при­бит большой красочный плакат: «Берегитесь мух — они источник заразы!» Артем встал у двери. Настенька при­несла из другой комнаты один стул. Судя по всему, Гаврилычу стула не полагалось, раз ему будут «шпрыц вставлять».

— Вроде бы трезвый, — сказал один из присутству­ющих.

— Когда работаю — в рот не беру, — с достоинством заметил Гаврилыч.

— Это верно, — на всякий случай сказал Артем, но на его слова никто и внимания не обратил.

— Когда работает! — насмешливо сказал все тот же голос.

— Где же ты, Василь Гаврилыч, интересно, трудишь­ся? — спросила Нина Романовна. — На каком таком от­ветственном производстве?

— Уж тебе-то, Романовна, совестно так говорить... Из окна должно быть видно тебе мое производство... Глянь, какой домище отгрохал! Одно стекло наверху чего стоит.

— Это называется, Василь Гаврилыч, не производ­ство, а шабашка, — сказал Носков.

И тут сразу заговорили несколько человек. Гаврилыч завертел своей плешивой головой направо и налево, не зная, кого слушать. Носков постучал костяшками паль­цев по стеклу — он сидел за письменным столом — и по­просил говорить по одному. Депутаты поселкового Совета обвиняли Гаврилыча в систематическом пьянстве, в туне­ядстве, мол, не проходит месяца, чтобы он не побывал в милиции... Тут Гаврилыч не удержался и ввернул:

— В последний раз я там за бригадира был... Гараж построил... и всего за трое суток... Тьфу, то бишь, за три дня. Спросите у Юрки.

Молодой светловолосый лейтенант усмехнулся, но ни­чего не сказал.

Ругали Гаврилыча долго и истово, но нужно заметить, что никакой особенной злости в голосах выступавших не было. Ругали по привычке и произносили привычные фразы. И Гаврилыч не обижался, смирно стоял под пла­катом, на котором была изображена гигантская муха, и помалкивал. Услышав меткое крепкое словечко, он удов­летворенно кивал, выражая этим свое одобрение. Когда все выговорились, Кирилл Евграфович подвел итог:

— В общем, Василь Гаврилыч, получается, что ты есть чистой воды тунеядец, а в стране сейчас повсемест­но идет беспощадная борьба против этого нездорового явления, и мы никак пройти мимо вопиющего факта не можем.

— А что это за штука такая — тунеядец? — глядя на председателя голубыми невинными глазами, спросил Гаврилыч. — С чем ево кушают?

— Ты что, газеты не читаешь? — нахмурился Нос­ков. — Отсталый ты человек, ежели не в курсе событий, происходящих в нашей стране.

— Газеты-то я читаю и книжки тоже — спроси у биб­лиотекарши. Давно все книжки прочитал, а новых что-то нету... Уж сколько раз вам всем говорили, что нуж­но приобрести для библиотеки новые книжки, а вы, то­варищи депутаты, и в ус не дуете... Третьева дня взял одну книжку... Как же она называется? Вспомнил: «Жел­тый пес»! Так в середке нет половины листов. И глав­ное — выдраны на самом интересном месте...

— Мы сейчас не о библиотеке толкуем, — сказал Носков. — Твой вопрос решаем. Значит, ты не знаешь, что такое тунеядец? Я тебе объясню... Тунеядец — это подозрительная личность, которая не желает жить, как все люди, не уважает законов нашего государства, пьян­ствует и нигде не трудится...

— Это я-то не тружусь? — возмутился Гаврилыч. — Ты, Евграфыч, выдь на улицу, протри глаза, коли их застлало, да посчитай, сколько домов в поселке я сру­бил! — Он оглядел присутствующих. — Чего ж ты мол­чишь, Васильич? Кто тебе избу поставил в прошлом го­ду? А ты, Романовна, чево отвернулась? Не я ль тебе той осенью фасад подправил? Твой дом того и гляди но­ровил в грядки носом кувыркнуться... А с тобой, Кузьма Иваныч, рази мы по рукам не ударили, что как только кончу дом покойного Андрей Иваныча, так сразу за твою гнилую хоромину примусь?

Мужики отводили глаза, качали головами, дескать, все это так, но все одно, Василий Гаврилыч, ты тунея­дец. И тут инициативу взял в руки лейтенант ми­лиции.

— Плотник ты известный, тут никто с тобой спорить не будет. Домов твоих в поселке много, это тоже факт, но кто больше тебя бывал в вытрезвителе? Только я лич­но три раза отвозил тебя в Бологое.

— Будто не знаешь, зачем меня туда возишь...

— А ты думал, на курорт? — повысил голос Юра. — Будешь лежать на диванчике и разные книжки читать? Там разговор короткий: лопату, топор в руки — и вка­лывай за милую душу! Правильно, гараж ты построил, так и другие без дела там не сидят.

— Глядя на тебя, Василий Гаврилыч, и другие пьют, — ввернула Нина Романовна.

— Ему сходит с рук, значит, и другим тоже.

— Чего им на меня глядеть? — проворчал Гаври­лыч. — Я не икона.

— Я обслуживаю четыре поселка, — продолжал Юра. — Все люди работают: или в совхозе, или на про­изводстве, а ты ведь больше месяца-двух нигде не за­держиваешься. Гонят тебя в три шеи, потому как никому не нужны пьяницы и тунеядцы...

— Не говори лишнего-то, — сказал Гаврилыч. — Пьяница, ладно... но тунеядцем не обзывай, потому как это есть фальсификация фактов!

Гаврилыч с удовольствием в один прием выговорил трудное для него слово «фальсификация» и победно по­смотрел на всех.

— В общем, хватит нам с тобой нянчиться — нуж­но принимать самые строгие меры, — сказал мили­ционер.

— А как в других местах поступают с тунеядца­ми? — спросил бородатый мужик, который до сих пор молчал,

— Выселяют из больших городов в села, деревни и заставляют работать, — сказал Носков.

— А мы куда должны выселять? — взглянула на председателя Нина Романовна.

— Выселите меня в город, — ухмыльнулся Гаври­лыч. — В Москву аль в Ленинград. Можно еще в Ки­ев, там вроде теплее...

— Мы тебя определим на работу, — сказал Нос­ков. — С завтрашнего дня, товарищ Иванов, назначае­тесь ночным сторожем в железнодорожный магазин...

— Сельпо тоже в твоем ведении, — прибавил Юра. — А как ты будешь нести государственную службу — сле­дить я буду.

— Чего там сторожить-то? — забеспокоился Гаври­лыч. — В магазине хоть шаром покати — одни кильки в томате да треска в масле. И потом у нас жуликов-то не слыхать... А какая зарплата?

— Шестьдесят пять рублей, — сказал Носков. — Только получать будешь не ты, а твоя жена... Садись на мое место и пиши расписку по всей форме, что доверя­ешь получать зарплату своей дорогой супружнице.

— Не доверяю... — заартачился было Гаврилыч, но Юра встал и, взяв его под локоток, подвел к столу. Под диктовку Нины Романовны расстроенный Гаврилыч не­хотя нацарапал доверенность и обвел всех грустным взглядом.

• Предыдущая
• 42/67
• Следующая