Будь моим гостем - Найт Дэймон - Страница 3
- Предыдущая
- 3/19
- Следующая
Внезапно Кип повернул голову.
– Что это?
– Где?
– Звук, как будто кто-то закрыл дверь… где-то внутри дома.
– Я слышала его. Но мне показалось, как будто хлопнули дверцей машины снаружи.
– Может быть, – произнес Кип с сомнением.
Он посмотрел на девушку, затем прошел по коридорчику в холл.
Дверь ванной была приоткрыта. Хотя раньше она была закрыта. Кип открыл ее полностью и вошел в ванную. В воздухе витал горячий пар и слабеющий запах лосьона для бритья. Крышка от туалетного сидения была прислонена к стенке с аптечкой среди беспорядочного нагромождения коробочек и тюбиков. Зубная щетка Кипа лежала на полу посредине комнаты, ее щетинки слиплись от красной грязи.
Он переступил через нее, глянул на мокрый круглый отпечаток в ванной и открыл дверь в спальню. Постель была измята. На подушке красовались два скомканных нейлоновых чулка, серое платье валялось на полу, закрывая кучу, которая, по-видимому, представляла собой пару туфель. Кип обошел эту кучу и направился в комнату в форме литеры L, дальний угол которой был срезан и образовывал кухоньку.
Дверь в гостиную была открыта. Кип вошел и услышал голос Нэнси Леберт, которая как раз в этот момент говорила:
– А почему вы не едете домой?
Она стояла возле стола, босая, сжимая в руке с запачканными красной краской костяшками черную сумку из искусственной кожи. Ее лопатки были похожи на ощипанные костлявые крылья. Ее комбинация была сморщена и косо висела на ней, одна бретелька бюстгальтера была прихвачена булавкой.
Она повернулась лицом к нему, ссутулившаяся и неуклюжая, уставившись на него большими зеленоватыми глазами, которые лихорадочно блестели.
– Привет, Кип, – обратилась она к нему, – не кажется ли тебе, что ей необходимо уехать домой?
У Нэнси были ярко-рыжие волосы: не цвета моркови, и не цвета хны, но того настоящего, темного, блестящего рыжего цвета, который можно увидеть только раз в жизни. У нее была бледная кожа, которая хорошо сочеталась с цветом волос, но еще больше ухудшала ее внешность. Ее тонкое лицо было покрыто пятнами и кучей прыщей. Оно выглядело как нечто, что необходимо было бы спрятать. Ее глаза как будто не принадлежали этому лицу. Они, казалось, не могли принадлежать ни одному лицу: они были чересчур огромными и чересчур блестящими, а белки имели желтоватый оттенок обесцвеченных зубов.
Кип обратился к ней.
– Нэнси, можно тебя попросить об одолжении?
– Она должна уехать домой. Это неправильно, что она находится здесь, Кип.
– Мы поговорим об этом позже, – ответил Кип, непроизвольно сжимая руки. – Сначала сделай мне одолжение.
– Хорошо, какое?
– Пойди и надень платье. Пожалуйста.
Она задумалась.
– Хорошо, – сказала она конфиденциальным тоном, – если она не хочет уйти, то нам остается сделать вид, что ее здесь нет.
Она промаршировала мимо Кипа в спальню. Через мгновение они услышали, как заскрипели пружины, когда она села на кровать.
– Что ты собираешься делать? – тихо спросила Анжелика.
Он сел возле нее, стараясь развеять неловкость.
– Отвезти ее домой.
– Кип, эту девушку необходимо поместить в психиатрическую лечебницу.
– Я знаю. Джордж хотел поместить ее под опеку еще несколько лет тому назад, но ее мать не соглашалась с этим. Она воспринимала это, как личное оскорбление. Я не могу ее поместить в больницу; это могут сделать только родственники.
– Вызови полицию. Пусть ее арестуют за умышленное нанесение вреда. Я понимаю, как это звучит, но это лучшее, что ты можешь для нее сделать.
Нэнси вышла из кухни, на ней было серое платье, но оно было не застегнуто, и один чулок. В одной руке она все еще держала черную сумку, в другой она сжимала бутылку сливового сока.
– Хотите сока? – спросила она весело.
– Нет, спасибо, – ответил Кип – Нэнси…
Она захихикала и вновь скрылась из поля зрения. Они услышали стук бутылок в холодильнике, а затем вновь установилась тишина, и был слышен только шум дождя.
Через несколько минут эта тишина их насторожила. Сначала Кип позвал Нэнси, а затем пошел посмотреть, что она делает. Окно в спальне было открыто, потоки дождя заливали кровать и пол. Нэнси в комнате не было.
Следующее утро было скверным. Будильник поднял Кипа с постели в шесть тридцать утра. Кип запел, принимая душ, хотя это не входило в его привычки, и только тут все вспомнил. Он завернулся в полотенце и побрел в гостиную, чтобы убедиться, что это был не сон. Но это была реальность: на стене над кушеткой остались дырки от гвоздей, повсюду остались мелкие следы красной краски, которые ничем не смыть, а возле двери было то самое место, где Анжелика сказала слова, которые будет трудно взять назад.
Кип предавался размышлениям о вчерашних событиях до тех пор, пока яйца не сковородке не стали жесткими, как подошва. После исчезновения Нэнси они долго обсуждали вопрос о том, что Кип должен вызвать полицию, причем вся логика была на стороне Анжелики, а Кип ничего не мог ей противопоставить, кроме того, что он знал, что будет чувствовать себя как палач на Голгофе, если он сделает это, не испробовав сначала какие-то другие пути.
От этой темы они перескочили, Кип даже не помнил, каким именно образом, к его работе. Кип не видел ничего плохого в том, что он занимается такой работой; после колледжа он перепробовал много всяких дел, и везде весело проводил время. Он был лесорубом, воспитателем в лагере для мальчиков, служителем зоопарка, моряком на торговом судне, – но ни одно из этих дел не приносило ему такого удовольствия, как его нынешняя работа, он был просто создан для нее. И он сказал это. И еще он подчеркнул, что если бы он выполнял какую-нибудь другую работу, то, возможно, никогда бы не встретил Анжелику. Без каких-либо видимых причин этот аргумент, казалось, привел ее в бешенство.
Она молчала достаточно долго, чтобы досчитать до десяти, затем ее глаза сузились.
– Кип, я как раз вспомнила кое-что, о чем ты мне сообщил за ленчем. Ты ведь изучал биохимию в колледже?
– Конечно. Калифорнийский университет, Лос-Анжелес. Джордж был одним из моих профессоров, разве я тебе не говорил об этом?
– Тогда, неужели я ошибаюсь, считая, что ты делал для профессора Леберта гораздо больше, чем просто мыл бутылки и пробирки? Ты, случайно, не был его лучшим учеником?
– Да. Он ставил мне высшую оценку.
– Хорошо, тогда почему…
– Подожди минутку. Его предмет я изучал просто в качестве хобби, он не был основным предметом моей специализации.
Она задумалась на минутку над словами Кипа.
– А что было основным предметом твоей специализации – физика?
– Физика. Ядерная.
Она задумалась вновь. Ее глаза стали большими и круглыми.
– Я думаю, что по этому предмету ты тоже получал наивысшие баллы. Можешь не отвечать. Я знаю, что получал. Кип, извини меня – это, конечно, не мое дело, но как ты, имея такие способности, мог променять это все на твой теперешний образ жизни?
Он искал слова, чтобы объяснить ей.
– Слушай, это все не так, как ты думаешь. Совсем иначе. Понимаешь, когда я был ребенком, я был помешан на науке: маленький тщедушный мальчишка с охапкой книг. Во время обучения в средней школе и колледже я продолжал думать, что это то, чем я хочу заниматься, но работа давалась мне все труднее и труднее. Когда я стал аспирантом, то выражаясь языком футболистов, получил удар ниже пояса. Я заболел. Я не окончил первый семестр.
Когда я набрался сил, я снова попробовал заниматься – мне предоставили отсрочку на лето. Но я снова заболел, заболел по-настоящему: анемия, гипертония, астма – чертовски неприятная штука! – а вершиной всего этого букета стал спинномозговой менингит, который поразил меня внезапно. Когда я выкарабкался, я сел и задумался. Все эти болячки были психосоматического плана, кроме менингита. И к этому времени энтузиазм мой поостыл. Я стал все больше задумываться, на самом ли деле я хочу провести остаток жизни, горбатясь и теряя зрение за лабораторным столом. Да я просто обманывал себя, убеждая, что хочу этого. Для чего? Чтобы изобрести еще большую бомбу, чем уже существующие?
- Предыдущая
- 3/19
- Следующая