Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] - Нагорный Алексей Петрович - Страница 57
- Предыдущая
- 57/182
- Следующая
— Гады! — завопила Раиса, сверля Колю ненавидящим взглядом. — Прав он был, трижды прав!
Коля схватил Раису за руку, повел в комнату:
— Где Пантелеев? Покажи сама, суд это учтет…
Она посмотрела на него пустыми глазами, сказала внезапно осевшим голосом:
— Дурак ты, легавый, истинный дурак. Леню не знаешь… Да если бы он был здесь — у вас уже по три дырки было, понял?
«Права она, — с горечью подумал Коля. — Снова я напортачил, излишне погорячился…» И вслух спросил: — Кто из посторонних есть в квартире? Покажи сама, все равно найдем!
— Там… — Раиса мотнула головой в сторону гардероба. Милиционер рванул дверцу и отскочил:
— Выходи!
Зашевелилась одежда, из-под нее выбралась испуганная до смерти девчонка лет 18. Мутные глаза, преждевременно угасшее лицо. Она в ужасе смотрела на Колю, ярко накрашенные губы дрожали.
— Ты кто? — Коля сунул кольт за ремень.
— Муська, — сказала она и заплакала, размазывая слезы по лицу вместе с краской и губной помадой.
— Не реви! — прикрикнул Коля. — Где Пантелеев?
— Не… не знаю-ю… — еще сильнее заревела Муська. — Ничего я не знаю…
— Не знаешь, — повторил Коля и подошел к тумбочке. — А это кто? — он показал фотографию Пантелеева.
— Лё-е-ня… — выдавила Муська. — Не знаю я его фамилии, вон Рая знает.
Коля повернулся к Раисе:
— Советую говорить… дамочка.
— А ты мне не советуй, — медленно начала она, постепенно приближаясь к Коле и повышая голос, продолжала: — Ты кто такой, чтобы мне советы давать? Лягаш, падла, мусор, век свободы тебе не видать, чтоб у тебя рог на лбу вырос! — И, задыхаясь, закончила: — Не-на-ви-жууу!!!
— Уберите, — приказал Коля милиционеру.
…Приехали на Дворцовую. Раису и Муську отправили в ДПЗ — дом предварительного заключения, внутреннюю тюрьму УГРО. Коля доложил Бушмакину о результатах. Все молчали, только Колычев, обычно очень сдержанный, немногословный, изо всех сил ударил кулаком по столу и закричал:
— Безобразие! Черт знает что! Бездарный молодой человек! Оборвали две ниточки сразу! Сеню Милого вы шлепнули, как нелепый первогодок без опыта! Стрелять, оказывается, не научились? А Раиса! Это же непростительно! Зачем вы ей раскрылись? Из этой, пардон, бабы теперь слова не вытянешь, уж вы мне поверьте!
— Прав товарищ Колычев, — сдерживая раздражение, сказал Бушмакин.
— Так получилось, — буркнул Коля. Он мог бы объяснить, что ни в чем не виноват, что действительно так случилось — Сеня Милый узнал его, несмотря на маскарад, и хотел убить, и если бы он, Коля, не услышал щелчка предохранителя, — кто знает, может, уже час назад лежал бы он на мраморном столе в прозекторской. Коля усмехнулся и добавил: — Ну, виноват, накажите, если заслужил…
— Нет бы пойти за Сеней, — причитал Колычев, — нет бы установить, куда, к кому, зачем он шел? Так на тебе! Он, как пацан сопливый, стрельбу открыл! Нет, милый друг! Уходит эпоха стрельбы! Не за горами то время, когда всем нам мозг понадобится, мозг, а не пули!
— Коля, ты в самом деле не ребенок, — сказал Бушмакин. — Такие ошибки непростительны. Трое суток, извини, меньше не могу!
— Есть трое суток ареста! — щелкнул каблуками Коля и добавил: — Надеюсь, с исполнением обязанностей?
— С отбытием на курорте, — съязвил Бушмакин. — Ты будешь валяться на нарах, а другие исправят твою оплошность? Нет! Иди и работай.
Тренькнул телефон. Бушмакин снял трубку и несколько секунд слушал, все больше и больше мрачнея. Повесив трубку, сказал:
— Двух часов не прошло. А результат твоего легкомыслия налицо.
— Ограбление? — повернулся Колычев.
— Убит ювелир Аникеев. — Бушмакин швырнул трубку на рычаг. — Вынесено все, подчистую. — Бушмакин в упор посмотрел на Колю: — Ступай и подумай, как жить дальше, парень.
Коля спустился по лестнице, его обогнали Вася и Гриша. Вася крикнул:
— Ты с нами?
— Я домой, — ровным голосом сообщил Коля. — Сбылась мечта моей жены.
— Потом расскажешь, какая, — на ходу выкрикнул Гриша.
Когда Коля вышел из подъезда, от тротуара отъехал старенький «Пежо», и Вася помахал Коле рукой.
Коля хотел было выйти на Невский и сесть в трамвай, но раздумал и пошел пешком. Через несколько минут он миновал Театральный мост и вышел к Михайловскому замку. Листвы на деревьях еще не было, и сквозь коричневатую паутину тоненьких веток отчетливо проступал густой пурпур стен. Коля остановился и вдруг вспомнил рассказ Маши: император Павел любил какую-то женщину и приказал выкрасить стены своего нового замка в цвет ее любимых перчаток… Коля вздохнул и словно в первый раз увидел на другой стороне Марсова поля ритмично чередующиеся фасады казарм лейб-гвардии Павловского полка, стремительно уходящую к Неве Лебяжью канавку и шпиль Петропавловки над Невой… «А ведь все это очень красиво, — грустно подумал он. — И, наверное, есть люди, которые каждый день любуются этой красотой, а когда им говорят, что бандиты кого-то убили, — в ужасе вздрагивают и передергивают плечами. Несправедливо это: для одних мир прекрасен и наполнен добром, для других — жесток, опасен и совершенно беспросветен… Стоп! Коля улыбнулся и сказал вслух: — Черта лысого! Черта лысого любовались бы они своей архитектурой, если бы не мы! А почему, собственно, „они“? Зачем делить на „мы“ и „они“? Просто „мы“! Мы, народ, страна… Мы делаем одно общее дело. Мы боремся за него. Мы готовы отдать этому делу все, если надо, — и жизнь тоже. Это — главное.
Коля закрыл дверь комнаты, молча сел к столу. Маша поставила перед ним тарелку, положила ложку, вилку и нож.
— Иди, вымой руки.
— Я не буду есть. — Коля встал из-за стола.
— Что случилось? — спросила Маша тревожно.
— Обидно. — Коля стукнул кулаком по столу. — Понимаешь, только что я понял, зачем живу на свете. Смысл жизни понял, ясно тебе?
— В самом деле? — Маша попыталась говорить в своей обычной шутливо-насмешливой манере. — Ты, дорогой, догнал и перегнал Канта, Гегеля, Спинозу и даже Марка Аврелия. Они так и не выяснили, зачем живут. — Маша увидела страдающие Колины глаза и резко сменила тон. — Но… тогда почему ты огорчен? Радуйся!
- Предыдущая
- 57/182
- Следующая