Т. 08 Ракетный корабль «Галилей» - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 94

• Предыдущая
• 94/238
• Следующая

— Что? — спросил Мэтт.

Текс, тот просто пришел в восторг. Он смеялся так громко, что в конце концов задохнулся и принялся икать; пришлось лупить его по спине.

— Ой, мамочки, — наконец сумел проговорить он. По щекам его текли слезы. — Какая прелесть. До чего хочется посмотреть на Вонючкину морду. Ты ему еще не сказал?

— Нет.

— Чур я ему говорю первый.

— Я думаю, не стоит ему про это рассказывать, — возразил Оскар. — Зачем бить лежачего?

— Ах какие мы благородные! Ему будет совсем не вредно узнать свое новое социальное положение — морской свинки.

— Да, она его, должно быть, сильно возненавидела, — прокомментировал Мэтт.

— Собственно, а почему бы и нет? — сказал Текс. — Ее народ потерял с десяток, если не больше, своих — это что, по-твоему, шуточки?

— Вы оба ее не понимаете, — сказал Оскар. — Не собирается она его ненавидеть.

— А?

— Вот вы, к примеру, — вы стали бы ненавидеть собаку? Или кошку?

— Конечно, — ответил Текс. — Был у нас когда-то один старый кот, так я…

— Стихни, дай мне закончить. Я могу с тобой согласиться, но, извини, кота можно ненавидеть, только поместив его бессознательно на один уровень социальной лестницы, что и у тебя. А она не относится к Берку, как к… ну, как к человеку, потому, что он не придерживается обычаев. Вот мы — мы для нее люди, хоть мы и похожи на него. И это потому, что мы обычаев не нарушаем. А Берка она держит за опасное животное, вроде волка или акулы, которое надо либо посадить в клетку, либо уничтожить, а ненавидеть или наказывать бессмысленно!

— Как бы там ни было, — продолжал Оскар, — я сказал ей, что этот вариант невозможен, ему мешает некое эзотерическое, необъяснимое табу нашей религии. В общем, она больше не настаивала на своем предложении. Но я сказал еще, что мы хотели бы для перевозки лейтенанта взять корабль Берка. И она охотно нам его отдала. Завтра мы пойдем его осматривать.

— Господи, чего же ты сразу про это не сказал? Вешает, понимаете ли, всякую лапшу на уши!

Им пришлось вынести очередное подводное путешествие вроде того, какое они проделали, когда прибыли в подземный город. На этот раз сама «мать многих» отправилась с ними.

«Гэри» полностью соответствовал описанию, которое дал ему Берк. Это был действительно прекрасно оснащенный корабль с атомным двигателем. Но он был безнадежно разрушен.

Сам корпус сохранился полностью, если не считать наружного люка, который подвергся воздействию исключительно высокой температуры или какой-то невероятно едкой жидкости, а может, тому и другому сразу. Мэтт так и не смог понять, какова природа такого поразительно мощного воздействия на специальную сталь наружной обшивки, и еще раз напомнил себе, что венерианцы — совсем не какие-то там лягушки, или тюлени, или выдроподобные твари, как показалось ему сначала из-за земных предрассудков.

На первый взгляд и внутренние помещения корабля выглядели нормально, пока кадеты не увидели, что творится в рубке управления. Для амфибий даже простейший дверной засов являлся полнейшей загадкой, и поэтому, обыскивая корабль, они просто-напросто прожигали люки — включая люки, ведущие в отсеки гироскопов и автопилота. И в результате все проходившие там кабели — вся нервная система корабля — превратились в массу обожженного, расплавленного металлолома.

Но все равно они потратили еще три часа, чтобы окончательно убедиться, что для приведения корабля в работоспособное состояние нужна как минимум космоверфь. В конце концов они оставили все надежды и с тяжелым сердцем отправились назад. Оскар тут же предложил «матери» идею вытащить из болота утонувший джип. Раньше он об этом даже не заговаривал — вариант с «Гэри» казался ему замечательнее всего. Разговору со старой амфибией сильно мешали трудности с языком: в ее языке не было слова для понятия «средство передвижения», а для понятия «ракетный корабль» — тем более. Но положение облегчалось тем, что имелся «Гэри», на который можно было сослаться как на пример.

Поняв наконец, чего от нее хотят, мать города сразу же отдала нескольким «дочерям» приказ плыть к тому месту, где когда-то подобрали кадетов. По мусору, который там оставался, кадеты сначала убедились, что это то самое место и есть, а затем Оскар отвел амфибий туда, где погиб джип. Больше жестами, чем словами, он объяснил, что здесь произошло, показал на берегу следы хвостовой части джипа и отмерил шагами приблизительные размеры утонувшего судна.

Повелительница земноводных обсудила проблему со своими помощницами (кадеты, пока все это тянулось, ждали — их не исключали из беседы, их просто как бы не замечали) и тут же приказала всем возвращаться: приближалась ночь, и даже амфибии не решались оставаться в джунглях Венеры после наступления темноты.

В течение нескольких дней про спасение джипа даже и разговоров не было. Все попытки Оскара разузнать, что делается и делается ли что-нибудь вообще, с ходу отметались «матерью» — примерно так же взрослые пресекают порой докучливые расспросы надоедливого ребенка. Так что оставалось одно — ждать. И они ждали. Текс играл на губной гармошке, пока ему не сказали, что если он не заткнется, то его выкупают в бассейне, занимавшем всю середину комнаты. Оскар нянчился со своей сломанной рукой и предавался размышлениям. Не очень-то это были веселые размышления. Мэтт большую часть времени проводил возле Турлова и близко познакомился с санитарками, не оставлявшими лейтенанта ни на минуту. В особенности с одной из них, которую звали Т’винг, — маленькой, приветливой венерианкой с большими внимательными глазами.

Знакомство с Т’винг здорово изменило его точку зрения на венерианцев. Сначала он воспринимал ее по большей части как нечто вроде хорошей, верной и необыкновенно умной собаки, но постепенно Мэтт начал думать о ней как о друге, интересном собеседнике и… человеке. Мэтт пытался ей рассказать о себе, о своей расе, о мире, в котором он жил. Она слушала с большим интересом, не отводя ни на мгновение глаз от Турлова.

По необходимости пришлось рассказывать ей и про астрономию, но здесь возникали непреодолимые трудности. Для Т’винг мир состоял из воды, болот и редких клочков сухой почвы; сверху надо всем этим нависали бесконечные облака. Она знала Солнце — ее глаза, чувствительные к инфракрасному излучению, могли его различать, — но Солнце она воспринимала как светлый и теплый диск, а не как «звезду».

Что касается звезд, никто из ее соплеменников попросту никогда их не видел и не имел ни малейшего представления о том, что они существуют. Мысль о других планетах у них даже смеха не вызывала, она была просто им непонятна. Мэтт оставил свои попытки.

Он рассказал о своих трудностях Оскару.

— А чего, собственно, ты хотел? — спросил тот. — Все местные такие. Да, вежливости от них не отнимешь, но ты пойми — они же считают, что ты рассказываешь о догматах своей религии.

— Что, даже те, которые живут поблизости от колоний?

— Один черт.

— Но корабли-то наши они видели! Кто-то, во всяком случае, видел. Неужели они ни разу себя не спрашивали, откуда мы им на голову свалились? Раньше ведь нас здесь не было, это-то они должны знать прекрасно.

— Да знают они, конечно, знают, только те, которые живут около южного полюса, считают, что мы прилетели с северного, а жители северного уверены, что мы появились с южного, — и пытаться им что-нибудь втолковать бесполезно.

Но трудности при общении с венерианкой были не у одного только Мэтта. Т’винг раз за разом употребляла слова и образы, которые Мэтт не понимал абсолютно и которые даже с помощью Оскара никак не удавалось понять. Исподволь у него начало возникать ощущение, что это Т’винг — культурная, образованная личность, а он, Мэтт, неграмотный и неотесанный варвар.

— Иногда мне кажется — признался как-то Мэтт Оскару, — что Т’винг считает меня идиотом, который очень старается чему-нибудь научиться и достигнуть уровня кретина, но у которого это выходит довольно плохо.

• Предыдущая
• 94/238
• Следующая