Дверь в лето (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 47
- Предыдущая
- 47/98
- Следующая
С места поднялся доктор Пинеро.
— Ваша честь, можно мне сказать несколько слов?
— Что вы хотите сказать?
— Мне кажется, что я, предприняв краткий анализ, могу прояснить для вас ситуацию.
— Ваша честь, — вмешался Вимс. — Это противоречит процедуре.
— Терпение, мистер Вимс. Суд охраняет ваши интересы. Мне кажется, что чем больше света прольется на это дело, тем лучше будет для всех. Если доктор Пинеро будет краток, я разрешаю ему выступить. Начинайте, доктор Пинеро.
— Благодарю, ваша честь. Итак, отвечая на первый тезис мистера Вимса, я готов признать, что…
— Минутку, доктор. Вы хотите сами выступить в свою защиту? Сможете ли вы сами защищать свои интересы?
— Я попытаюсь, ваша честь. Мои друзья на скамье напротив могут подтвердить, что я гожусь для этого.
— Хорошо, можете продолжать.
— Итак, я признаю, что в результате моих действий многие расторгли договоры страхования жизни, но возражаю против утверждения, что мои действия приносят какой-либо вред. Правда, они подрывают престиж Объединенных Компаний страхования жизни, но это лишь естественное следствие моего открытия. Отныне их полисы устарели так же, как лук и стрелы. Если руководствоваться их логикой, то следовало бы запретить открытия Эдисона и производство электрических ламп, чтобы не наносить вреда производителям керосиновых. Я готов признать и то, что основным моим занятием является предсказание времени смерти, но отрицаю, что при этом используется магия: черная, белая или радужная. Если предсказания, совершаемые с помощью научных методов, противозаконны, то, в первую очередь, надо призвать к ответственности статистиков Объединенной Компании, которые рассчитывают ежегодный процент смертей в той или иной группе страхователей. Я предсказываю смерть в розницу, а Объединенная Компания — оптом. Если их действия законны, то почему противозаконны мои? Я допускаю, что трудно рассудить, прав я или нет, но при этом утверждаю, что все эти так называемые эксперты из Академии Наук заранее уверены в моей неправоте, хотя абсолютно ничего не знают о моем методе, и посему не могут вынести верное мнение о нем…
— Минутку, доктор. Правда ли, мистер Вимс, что ваши эксперты не знакомы с теорией и практикой доктора Пинеро?
Мистер Вимс забеспокоился, забарабанил пальцами по столу, потом спросил:
— Могу я просить высокий суд предоставить мне несколько минут?
— Конечно.
Мистер Вимс быстро, шепотом проконсультировался со своими присными и повернулся к судье:
— Мы хотим внести предложение, ваша честь. Пусть доктор Пинеро изложит свой метод, а потом эти выдающиеся ученые уведомят высокий суд, насколько он основателен.
Судья вопросительно глянул на Пинеро. Тот отпарировал:
— Я никогда на это не соглашусь. Основателен мой метод или нет, но отдавать это открытие в руки дураков и знахарей опасно, — он простер руку к первому ряду кресел, где сидели ученые, сделал паузу и язвительно улыбнулся, — как я уже говорил однажды этим господам. Кроме того, нет необходимости излагать мой метод, чтобы доказать его основательность. Разве обязательно знать биологию, чтобы видеть, как курица несет яйца? Разве обязательно разбирать мой аппарат для удовлетворения тщеславия этих господ, чтобы убедить их в его работоспособности? В науке существуют два пути — собственно научный и схоластический. Первый базируется на эксперименте, второй — на утверждениях авторитетов и слепом эпигонстве. Научный метод превыше всего на свете ставит экспериментальное доказательство, а теория для него — только объяснение экспериментальных данных. Академический подход напротив, абстрагируется от фактов, авторитеты для него — все. Его последователям подавай теорию, основанную на утверждениях этих авторитетов. Сторонники этого подхода, словно устрицы, цепляются за отжившие теории, они всегда препятствовали всему новому в науке. Я готов доказать мою правоту и, как Галилей в подобных обстоятельствах, утверждаю: “И все-таки она вертится!”
Однако я уже предлагал этим господам доказательства, но они их отвергли. Сейчас я повторяю свое предложение. Позвольте мне предсказать продолжительность жизни всех членов Академии Наук. Пусть они выберут комиссию для проверки моих предсказаний. Для каждого испытуемого мы заготовим два конверта. На одном я снаружи напишу имя испытуемого, а внутри — дату его смерти. На другом конверте я напишу то же самое, только наоборот: дату — снаружи, имя — внутри. Пусть комиссия положит эти конверты в банковский сейф. Когда мы берем такую большую группу людей, смерть, если верить статистикам Объединенной Компании, не заставит себя ждать дольше двух недель. Тогда комиссия соберется, вскроет соответствующие конверты и установит, лжец Пинеро или нет, — он умолк, выпятил грудь и глянул на вспотевших ученых. — Ну?
Судья поднял брови и повернулся к мистеру Вимсу.
— Вы согласны?
— Ваша честь, у нас есть лучшее предложение…
Судья прервал его.
— Если вы не согласитесь на этот эксперимент, я вам прикажу произвести его или, еще лучше, немедленно вынесу приговор в пользу доктора Пинеро.
Вимс стушевался и, глянув на своих ученых свидетелей, ответил:
— Мы согласны, ваша честь.
— Вот и отлично. Детали обсудите между собой, а пока у меня нет оснований запрещать доктору Пинеро заниматься его бизнесом. Окончательное решение дела откладывается до получения доказательств. В завершение я хочу дать совет мистеру Вимсу и клиенту, которого он представляет. Среди определенной части населения нашей страны бытует мнение, что если кто-то из чего-то извлекает выгоду в течение ряда лет, то и правительство, и суды должны заботиться о том, чтобы он мог заниматься этим и в будущем, даже если изменившиеся обстоятельства поставят его занятия в противоречие с общественными интересами. Эта странная доктрина не находит себе поддержки ни в законах, ни в обычаях. Никто, будь то человек или корпорация, не имеет права обращаться в суд с требованием остановить часы истории или заставить время идти вспять ради их личных интересов. У меня все.
Бидуэлл громко фыркнул.
— Если вы не придумаете ничего более путного, Вимс, Компании придется подыскать себе нового адвоката. Прошло десять недель с тех пор, как вы провалили дело, и все это время проклятый сукин сын гребет из-под нас денежки. Если так пойдет и дальше, все страховые компании разорятся. Хоскинс, сколько мы уже потеряли?
— Трудно сказать, мистер Бидуэлл, но с каждым днем теряем все больше. На этой неделе мы оплатили тринадцать больших полисов. Все они были выписаны после того, как Пинеро начал свой бизнес.
Один из присутствующих, худощавый коротышка, заметил:
— Мы даже не можем блокироваться с другими компаниями, пока у нас нет уверенности, что они не слышали о Пинеро. Мистер Бидуэлл, намерены вы ждать, пока ученые раздолбают его?
— Вы великий оптимист, Олдри, — фыркнул Бидуэлл. — Они его не раздолбают. Этот ублюдок не врет. Здесь идет борьба не на жизнь, а на смерть, и если мы будем ждать, то погибнем.
Он сунул сигару в пепельницу и с остервенением размял ее.
— Выметайтесь все отсюда. И вы тоже, Олдри. Я буду действовать сам. Другие компании пусть ждут, но Объединенные ждать не будут.
Вимс нервно облизнулся.
— Может быть, вам понадобится моя консультация, мистер Бидуэлл?
Бидуэлл рявкнул и все исчезли. Он подождал, пока закроется дверь, потом нажал на клавиш селектора.
— Пригласите его сюда.
Открылась другая дверь и на пороге появился элегантно одетый мужчина. Маленькие темные глазки обежали комнату, он вошел и направился к Бидуэллу. Ровным, ничего не выражающим голосом он поздоровался. Его лицо было неподвижно, только глаза бегали.
— Вы хотели говорить со мной?
— Да.
— Что вы предлагаете?
— Садитесь. Обсудим.
Пинеро встретил молодую пару на пороге кабинета.
— Входите, входите, дорогие мои. Садитесь. Чувствуйте себя как дома. Что вам угодно от Пинеро? Обычно, такие молодые люди не думают о смертном часе.
- Предыдущая
- 47/98
- Следующая