Гражданин Галактики (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 31

• Предыдущая
• 31/216
• Следующая

Теперь я, конечно, мог «разговаривать» и с Дядюшкой Альфом не хуже, чем с Конфеткой. Только я никогда не прибегал к этому, за исключением тех случаев, когда мы все трое собирались вместе; телепатия — это всегда вторжение в личную жизнь, если оно не вызвано необходимостью. Сам я никогда даже не вызывал Конфетку — исключением была пара опытных тестов, проводившихся доктором Деверо, которому загорелось узнать, могу ли я вызвать Конфетку без помощи Дядюшки. Для этого понадобились наркотики — Дядюшка мог проснуться, услышав, что кто-то работает на его «волне». В других случаях я Конфетку не тревожил. Просто не имел права лезть в мозг малышки, если она не была к этому готова и не хотела моей компании.

Все это случилось почти сразу же после того, как Пат женился.

В течение всего времени, пока мы наращивали скорость, то есть уже после того как доктор Деверо занялся мной, мои отношения с Патом непрерывно улучшались. Я выяснил, что, признавшись самому себе в том, что всю жизнь недолюбливал Пата и даже презирал его, я больше не чувствовал ни того ни другого. Я вылечил его от привычки вызывать меня в любое время, когда ему заблагорассудится, тем, что начал сам вызывать его по пустякам, когда захочу, а он, к своему удивлению, не смог выключать меня с той же легкостью, с какой выключал будильник. В результате мы выработали формулу «живи и давай жить другим» и с тех пор отлично сосуществовали. Вскоре я нашел, что с нетерпением жду времени, установленного для «свиданий», и понял, что люблю Пата, но не «опять», а «наконец-то», так как никогда раньше не испытывал к нему таких теплых чувств.

Но постепенно сближаясь с Патом эмоционально, мы одновременно расходились все дальше и дальше в другом — стало сказываться воздействие «пробуксовки». Как вы легко можете понять, анализируя формулы относительности, взаимосвязь их компонентов отнюдь не линейна — она может быть слабо выражена на начальных стадиях процесса, а затем нарастает черт знает с какой силой по направлению к другому концу шкалы.

Когда мы достигли трех четвертей скорости света, Пат стал жаловаться, что я приобрел дурную привычку растягивать слова, в то время как мне казалось, что он бормочет их с какой-то непонятной быстротой. При девяти же десятых скорости света различия в произношении составили уже один к двум, но мы поняли, где зарыта собака, и теперь я старался говорить как можно быстрее, а Пат умышленно растягивал слова.

При девяноста девяти сотых скорости света разница достигла уже отношения одного к семи, и нам с Патом оставалось только одно — постараться хоть как-то догадываться о смысле передачи. Однако в тот же день контакт между нами прервался окончательно.

Все остальные мыслечитчики переживали такие же трудности. Конечно, телепатическая связь мгновенна, во всяком случае, триллионы миль, лежавшие между нами, не создавали никакого лага, никакой задержки, типа той, которая возникает при телефонных разговорах Земли с Луной; да и сила сигнала ничуть не слабела с расстоянием. Однако мозг — это плоть и кровь, а сам процесс мышления требует какого-то времени, причем у каждого из нас скорость мышления своя, что и вызвало помехи. Я думал так медленно (с точки зрения Пата), что он никак не мог приноровиться, чтобы замедлить работу своего мозга и остаться на связи со мной. Что касается меня, то время от времени я чувствовал, как Пат пытается «докричаться» до меня, но ощущал это всего лишь как треск в телефонной трубке и уловить смысл шумов при всем старании не мог.

Даже Дасти Родсу и тому не удавалось. Его близнец не мог так долго концентрировать свое внимание на картине, ведь Дасти требовались многие часы, чтобы «увидеть» ее.

Все это было для нас, мягко говоря, очень грустно. Слышать голоса — хорошо, но не тогда, когда ты не понимаешь, что тебе говорят, и не можешь от них отключиться. Возможно, некоторые странные случаи, известные психиатрам, в конце концов вовсе не были сумасшествием. Может быть, несчастные психи просто настраивались не на ту длину волны, на которую надо.

Дядюшка Альф сначала переносил это тяжелее других, и мы с ним как-то просидели весь вечер, пытаясь наладить связь, объединив наши усилия. А потом он вдруг снова обрел свое всегдашнее спокойствие; Конфетка думала о нем, и он это знал; в таком случае в словах не было нужды.

Пру была единственной, кто радовался нарушению связи; наконец-то ей удалось выскользнуть из-под каблука своей сестрички. Наконец-то ее целовали по-настоящему, может быть, в первый раз за всю жизнь. Нет! Целовал ее не я; просто я как-то спустился вниз, чтобы попить из бачка с водой, но тут же быстро и тихо попятился назад, напрочь позабыв о жажде. Не стоит говорить о том, кто это был, поскольку личность не имеет значения; думаю, что Пру сейчас была в таком состоянии, что накинулась бы и на самого капитана, если б смогла его изловить и заставить стоять смирно. Бедная маленькая Пру!

Мы настроились на то, что придется ждать, пока наконец скорость полета не упадет настолько, что мы снова окажемся в нужной для переговоров фазе. С другими кораблями связь все еще поддерживалась, так как они наращивали скорость синхронно с нами; между нами непрерывно велись переговоры по сути вставшей перед нами дилеммы, существования которой раньше никто не мог и предположить. В некоторых отношениях она была не столь уж и важна, ибо сообщать на Землю нам было не о чем до тех пор, пока мы не начнем тормозить и не приступим к исследованию звездных систем, к которым направлялись. Однако в другом смысле важность происходящего была неоспорима: время, пока «Элси» шла на скорости света (минус величина не толще комариного усика), нам казалось очень коротким; зато для тех, кто остался на Земле, оно составит, по меньшей мере, десять «с хвостиком» полновесных гринвичских лет. Как мы потом узнали, доктора Деверо и его «двойников» на других кораблях и в самом ФППИ очень волновал вопрос о том, сколько телепар все еще будут функционировать (если таковые вообще останутся) по прошествии столь большого срока. И причины для такого беспокойства были. Исследования неопровержимо доказали, что однояйцевые близнецы никогда не образуют телепар, если их разлучают на несколько лет; отчасти, кстати, по этой причине нас старались брать в полет молодыми — взрослая жизнь часто разлучает близнецов.

До сих пор близнецы, участвующие в проекте «Lebensraum», не были по-настоящему разделены. Конечно, между нами лежали расстояния, которых даже вообразить было невозможно, но каждая пара ежедневно выходила на связь и постоянно практиковалась в общении — вахты были обязательны даже тогда, когда посылать было нечего, кроме сведений о мелких событиях нашей повседневной жизни.

Так вот — не нарушат ли гармонию между телепартнерами годы отсутствия контакта?

Меня этот вопрос не волновал; я-то ведь ничего не знал об этих дебатах. Однако несколько слов, сказанных мистером О’Тулом, заставили меня предположить, что через пару недель корабельного времени мы приблизимся к той фазе скорости, при которой снова сможем понимать друг друга.

А пока, что ж, пока не будем выходить на вахту, и то хлеб! Я отправился спать, стараясь не обращать внимания на повизгивания и шорохи внутри черепной коробки.

Разбудил меня Пат.

«Том… Отвечай, Том. Ты слышишь меня? Том… Отвечай же…»

«Эй, Пат, я тут!»

Сна как не бывало. Я уже не лежал, а стоял на полу и был так взволнован, что еле мог говорить.

«Том! О Том! Как я рад слышать тебя, дружище! Ведь прошло два года с тех пор, как мне удалось вызвать тебя в последний раз».

«Но…»

Я начал было спорить, а потом передумал. Это для меня прошло меньше недели, но мне следовало бы поглядеть на гринвичский календарь и свериться с вычислительным центром, чтобы иметь представление, как много времени прошло для Пата.

«Не мешай мне говорить, Том, я ведь долго работать не смогу. Я нахожусь в глубоком гипнозе и напичкан наркотиками уже целых шесть недель. Мне понадобились эти шесть недель, чтобы вступить с тобой в контакт. Держать меня дольше в таком состоянии они опасаются».

• Предыдущая
• 31/216
• Следующая