Во имя рейтинга - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/74
• Следующая

— Конечно, — сказал я.

Мур жил по принципу: «Нет Бога, кроме мистера Картрайта, и мистер Картрайт сам себе пророк». Его право. У каждого свои тараканы в голове.

— Больше ничего сверхъестественного не происходило?

— Нет. Правда, Калхант разразился серией предсказаний о том, кто переживет, а кто не переживет Троянскую войну, и даже пару раз угадал правильно, но это, скорее всего, обычный здравый смысл. Он записал в выжившие только тех, кто особо не лезет на рожон. Единственный любопытный факт — он оставил в живых Итальян… Энея, на что у него вроде бы нет никаких оснований. Мое мнение — он просто угадал.

— Продолжайте наблюдение.

— Я только и делаю, что наблюдаю, — сказал я. — Уже не помню, когда выбирался отсюда.

— Ваша работа будет достойно вознаграждена, — напророчил мистер Мур и оставил меня в покое.

Полковник Трэвис

И приплыл Ахилл, и была радость великая в стане ахейцев, и радовались воины, видя неуязвимого, аки малые дети…

Малые и неразумные. Они слишком неуверенны в себе. Им мало, что их семьдесят тысяч человек против неполных двадцати. Им в своем стане полубоги нужны. И благоприятствующие знамения. А то, не ровен час, троянцы возьмут и победят. Гомеру назло.

Слишком много условий для взятия одного города.

Троя не падет, если в рядах ахейцев не будет Ахилла.

Троя не падет, пока из нее не выкрадут священный палладий.

Троя не падет, если один из сыновей Приама, молодой Троил, доживет до двадцати лет.

Семьдесят тысяч суеверных людей.

На берегу яблоку некуда было упасть, но для надежды Ахайи изыскали свободное местечко, и вскоре шатры Ахилловой свиты красовались неподалеку от шатров братьев Атридов.

Близким соседством Агамемнон демонстрировал герою свое уважение.

Вечером того же дня ванакт ванактов назначил военный совет. Одиссей пообещал взять меня с собой.

До этого я поделился с сыном Лаэрта информацией о готовящемся к отплытию флоте Гектора. Одиссей поблагодарил меня, загадочно улыбаясь.

Ахейские вожди собрались на последний военный совет в шатре вождя вождей. Народу в него набилось довольно много, и я узнавал далеко не всех, ибо на экране дэновского компьютера вожди и герои выглядели не совсем так, как в жизни. Все равно что опознавать труп по фотографии, сделанной пару лет назад.

То ли подразумевая, что с моим даром я и так всех знаю в лицо, то ли не желая терять время, но Одиссей не стал меня никому представлять и ни с кем знакомить, и мы просто сели на отведенные нам места, обменявшись с соседями, а ими были Диомед и Мелкий Аякс, дежурными фразами приветствия.

Последним на собрание явился харизматический лидер, вождь вождей и отец народов, старший брат и любящий муж, камрад Агамемнон.

— Радуйтесь, богоравные, — сказал он, и гул в шатре сразу стих. — Я здесь собрал всех вас, чтоб обсудить нашу войну в последний раз перед отплытием. Такого соцветия героев я еще не видел в одном месте. Вас много здесь, все доблестны, могучи, но, может, кто-то с кем-то незнаком. Поэтому прошу: пред тем как слово молвить, назовитесь.

Меня, мягко говоря, сразу несколько удивила странная манера вождя вождей разговаривать. Он использовал и не нормальный человеческий язык, но и не язык, принятый среди поэтов того времени. Он не говорил и не слагал песнь о самом себе. Он вещал.

Немного поводив взглядом по шатру, я нашел причину красноречия вождя вождей. В дальнем углу шатра притаились несколько бродячих рапсодов, ловивших каждое слово оратора, очевидно, дабы сохранить его для потомков. Учитывая концентрацию героев в шатре, от «насекомых» тоже было не продохнуть.

Агамемнон чувствует себя главным стручком на этой грядке. Думает, что каждое его слово войдет в историю. А вот и войдет. Дэн и его парни все пишут. И рапсоды в углу стилосами скрипят.

— Я — Менелай, брат Агамемнона, царь Спарты.

Тот факт, что парень сначала назвался братом главной шишки, а уж во вторую очередь царем собственного города, прекрасно его характеризует. Как я уже говорил, бледная, жалкая копия старшего брата. Хитрость вместо ума, надменность вместо гордости, уверенности в себе явно не хватает. Еще и рогоносец.

— Под покровом ночи Парис украл мою жену, я обесчещен. Я должен отомстить. Мое копье сразит врага, что хлеб вкушал под моим кровом, а после мне так подло отплатил.

Ага, и этот предпочитает вещание обычному разговору. Что ж, похоже, стиль сегодняшней беседе уже задан. Теперь все попытаются соответствовать.

— К драке я готов. — Двухметровый гигант продемонстрировал свою готовность к драке уже тем, что даже на собрание притащил с собой огромный боевой молот, явно позаимствованный у викингов. Не помню я, чтобы греки дрались кувалдами. Хотя возможны любые исключения. — Забыл назваться. Я — Аякс, сын Теламона.

— Я — Идоменей, царь Крита.

Когда он пробирался на свое место, я обратил внимание на его грацию. Дикая кошка. Не идет — плывет над землей. Опасный противник. Хорошо, что не мой.

— Как станем мы делить добычу? Всем поровну иль соразмерно кораблям, что приведем под стены Трои?

Видать, много у него этих кораблей, боится, как бы не обделили. Что там насчет мнения русских о шкуре неубитого медведя?

— Всем поровну, — сказал Аякс.

Одиссей шепотом просветил меня, что кораблей у Теламонида немного.

— Соразмерно кораблям, — сказал Диомед, обладатель флота, который количеством судов уступал только микенскому.

— По жребию! — выкрикнул кто-то.

Интересные люди. Еще из Греции не уплыли, а уже добычу делят.

Свара начала разгораться. Как и следовало ожидать, обладатели большого количества кораблей настаивали на процентом соотношении, те же, у кого доблести было больше, чем солдат, хотели делить все поровну. Я уже подумал, что эта сцена затянется до конца совета, как слово взял старикан, сидящий напротив нас с Одиссеем.

— Я — Нестор, — сказал он.

И всё. Ни чей сын, ни чей царь. Зачем говорить, если это и так всем известно? Самый опытный из собравшихся здесь вождей.

Самое удивительное, что шум смолк, как будто у телевизора звук выключили. Старикан пользовался авторитетом.

— Сын Трои увел жену спартанца, — сказал Нестор. — Это подло. Но это спор мужчин, не государств. К чему война, за что прольются реки крови?

— Троянцы нам враги, — веско заявил покрасневший Агамемнон.

Было видно, что высказывание Нестора его задело. Даже не высказывание, а сам факт, что кто-то решился противоречить генеральной линии партии.

— Мне не враги, — возразил Нестор. — С Троей я торгую много лет, мы добрые друзья с Приамом, и Гектор часто у меня в гостях бывает.

— Троянцы тайно строят козни супротив Эллады, — сказал Менелай. — Не чтут богов, как должно.

— Про козни я не знаю. Насчет богов… Олимп пусть их осудит.

— Я чую речь предателя!

— Рога мешают тебе думать, Менелай!

А вот это жестко. И смело.

Если бы не почтенный возраст Нестора, владыка Пилоса мог бы схлопотать вызов на поединок от братца царя царей. Нестор понял, что немного переборщил, и сбавил обороты.

— Будь мудрым. Снаряди корабль, плыви под Трою и предложи Парису поединок. Убив его, жену себе вернешь по всем законам чести. И жизни тысяч воинов спасешь.

— Троянцы оскорбили всю Элладу! — заявил Менелай.

— Меня не оскорбили, — сказал Нестор.

Кто-то засмеялся в кулак. Менелаю кровь бросилась в лицо.

— Довольно, богоравные герои, — вмешался Агамемнон. — Хочу решить я этот спор навеки. Ответь мне на вопрос, мудрейший Нестор: ты присягал на верность Золотым Микенам?

— Да, присягал.

— И я, ванакт Микен, повелеваю. Мы идем на Трою!

Рядом со мной откашлялся Одиссей. Могу понять его состояние. Я примерно представлял, что он хочет сказать, но вот как ему это сделать, чтобы его правильно поняли? Единственного здравомыслящего человека, рискнувшего высказать свое мнение вслух, только что обозвали предателем. Как же назовут его?

• Предыдущая
• 20/74
• Следующая