Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка - Сапаров Александр Юрьевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/53
• Следующая

– Федор, ты запиши все, что староста рассказал, сколько у них там дворов, кто живет, детей сколько, сколько пашни на каждого, ну, ты сам лучше меня знаешь, что еще надо. А потом сравним, что в Поместном приказе о вотчине написано, чтобы в дураках не оказаться.

Федька согласно кивал, а потом сообщил:

– Сергий Аникитович, я тута все обсмотрел, все обсчитал, нам до мая хлеба хватит, мясного в леднике лежит немного, только если для вас, бурт репы еще заложен, яблок моченых пять бочек, рыжиков соленых пять ушатов.

Я прервал разговорившегося Федьку:

– Федор, мне это неинтересно, главное, ты мне сообщай, если все заканчиваться будет, чтобы мы впросак не попали. Книги веди, вот когда я войду в дела, тогда вместе сядем и книги проверим, и что по клетям лежит, тоже. Рухлядь перетрясите, чтобы потом голыми не ходить. Серебра мне Дмитрий Иванович щедрой рукой отсыпал, сам ведь видел, нам для начала хватит, а там с Божьей помощью все образуется.

Тут меня позвали к завтраку, и я с аппетитом уничтожил, все, что было поставлено на столе. После завтрака уточнил, где около нас ближайшая церковь, чтобы выстоять там обедню и поглядеть на местное духовенство.

В сопровождении челяди, соответственно одевшись, через час отправился в церковь. Мои люди быстро показали, где раньше стояли Щепотневы, и я уверенно ступил на это место, не обращая внимания на косые взгляды нескольких бояр, которые, похоже, уже считали это место своим. Отстояв службу, направился к попу на исповедь, сказал, что очень долго не имел возможности покаяться в грехах. Попу и самому не терпелось узнать о новом прихожанине как можно больше, и я поведал ему свою историю. Поп тщательно осмотрел крестик, который дал мне отец Павел, и сказал:

– Видно, ты, Сергий, истинно помог церкви, если таким крестиком тебя отец Павел одарил. Иди и старайся не грешить.

Вернувшись домой, я продиктовал Федору большой список покупок, которые необходимо было сделать, и тот исчез с моих глаз. Затем вызвал Антоху, которому поручил помогать женщинам, готовящим большую комнату на первом этаже под операционную.

В комнатке рядом со своей спальней решил сделать кабинет, и, позвав Матвея, долго объяснял, чего я хочу. Тот еще дольше чесал в затылке. Но потом сказал, что знает одного столяра с руками, растущими из правильного места, он его позовет, а боярин все растолкует сам.

И вот вокруг меня закипела работа, все были заняты, и только я уныло слонялся по дому и с тоской глядел на наступивший бардак. Но вернулся Матвей и привел тощего дедка с такой же тощей драной бородкой. Дедок с достоинством мне поклонился, а Матвей сказал:

– Вот, Сергий Аникитович, лучший мастер здесь у нас, руки золотые. А зовут его Васька Санник, сани он хорошие делает.

Когда я начал рисовать эскизы мебели, дед Васька стал хмурить брови, и из него градом посыпались вопросы: а это зачем, а это для чего, никто так не делает. Но затем он, как и все до него, начал чесать затылок и признал, что из этого может что-то получиться. Потребовал в задаток десять копеек и ушел готовить инструменты и материал, пообещав с завтрашнего дня приступить к работе. Мне надоело смотреть, как работают другие, и я отправился к себе, в будущий кабинет, разложил там свой небольшой запас инструментов, стал очищать их от ржавчины, появившейся за время путешествия, и с тоской вспоминать свой инструментарий пластического хирурга.

Инструментарий я очистил вовремя, потому что раздался стук в ворота, и когда их открыли, увидели дьякона – огромного мужика в рясе с таким же огромным флюсом.

Зайдя внутрь, он прогудел гулким басом:

– Благословен будь дом и все, в нем обитающие, – затем подошел ко мне и произнес: – Прости, боярин, что явился незваный, но не могу больше терпеть эту дикую боль. А ни один коновал за меня не берется, в прошлом годе один рискнул зуб драть, я единый раз его ударил легонько, так чуть не зашиб. Теперь они меня как увидят, все разбегаются, будто клопы. А сегодня отец Евлампий меня порадовал: иди, говорит, Гаврила, к молодому Щепотневу, знаю я, что может он зубье без боли драть, кинься ему в ноги, авось и поможет тебе.

Появившийся сзади Федька усиленно шептал мне в ухо:

– Забесплатно не делай, Сергий Аникитович, это такой скряга, за полушку удавится. Если ему бесплатно сделать, завтра здесь толпа таких будет.

Я, сказав Гавриле, чтобы тот присел в уголке, отошел с Федькой в сторонку.

– Федька, так сколько стоит зуб выдрать?

– Так, Сергий Аникитович, ежели, как дьякон сказал, без боли, так я даже и не знаю, этак можно и денег двадцать попросить.

– Ну ладно, для начала двадцать и попрошу, будет у него десять копеек?

– Будет, будет, он мужик рачительный, хозяйство имеет.

Я подошел к смирно сидевшему дьякону.

– Гаврила, за то, что первый раз здесь зуб удаляю, сделаю я тебе работу бесплатно, но вот дурман-водка, которую нюхать надо, дорого стоит. Так вот, чтобы меня в расходы не вводить, заплати ты мне десять копеек, деньги ключнику моему отдай, а сам посиди тут, пока я все приготовлю.

Мы с Антохой приготовили все для удаления зуба, и я посадил дьякона на стул, но на всякий случай позвал двух здоровых мужиков подежурить за дверями. Хотя при рауш-наркозе фаза возбуждения не очень проявляется, все равно на всякий случай надо было поберечься.

И правильно сделал. Потому что дьякон, нюхнув эфира, сначала слегка «поплыл». Потом попытался встать и разметал нас с Антохой, как котят. Но ворвавшиеся мужики быстро усадили его обратно. Антоха с фонарем под глазом продолжил давать наркоз, я отпустил мужиков и благополучно удалил больной зуб. Минут через десять Гаврила пришел в себя и с удивлением посмотрел на наливающийся синим цветом фингал у Антохи под глазом.

– Так, парень, это что же, я тебя саданул? Прости, Христа ради, я даже не помню, как это случилось. А зуб-то вы мне думаете драть? А то что-то меня покачивает от вашей водки.

– Так зуб-то вот он, держи.

Дьякон с удивлением посмотрел на свой навсегда потерянный зуб, и по его лицу расплывалась улыбка.

– Так это что, я десять копеек-то не зря отдал… Благодарствую, боярин, легкая у тебя рука.

Довольный дьякон ушел, не забыв положить две деньги в руку Антохи – за ущерб. Итак, моя медицинская практика в Москве началась.

Плохо было то, что эфира оставалось совсем немного, и хотя мы старались держать его в бутылях с притертыми пробками и заливали воском, он все-таки испарялся. Но я сейчас уже в подробностях отработал всю технологию производства и очистки эфира, и Антоха тоже мог механически провести все эти манипуляции, смысл которых он не особо-то понимал, но для него было ясно, что мы что-то делаем с обычным хлебным вином. После чего оно превращается в дурман-водку.

После ухода дьякона я пошел смотреть, на какой стадии находится строительство моей мастерской-лаборатории. Работа кипела, построить сарай трудностей не представляло. Вот печка с перегонным кубом – это было сложно, но Федька привез сегодня много чего для лаборатории и завтра снова собирался на торг, а печник должен был прибыть завтра, и мне предстояло объяснить ему все хитрости, которые я планировал.

Обед подали поздно, я привычно поел в печальном одиночестве. Прислуживали мне моя кормилица и Матвей. Фекла, пока я ел, все время вздыхала.

Когда спросил, что она так вздыхает, услышал следующее:

– Ох, Сергий Аникитович, ты такой был тихий отрок, все молился больше да книги святые читал. А сейчас не узнать, изменился совсем, цельный день шум и гам стоит. Теперича так каждый день будет?

– Да нет, Феклушка, вот наладим все, и станет потише, только болезные ко мне теперь ходить будут. Государь Иоанн Васильевич думает, на какую службу меня взять, а деньги-то сейчас нужны. С вотчины пока доходов нету, так что готовьтесь: начнут люди новые появляться, тихо, как раньше, не будет.

• Предыдущая
• 17/53
• Следующая