Поединок. Выпуск 10 - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 46

• Предыдущая
• 46/103
• Следующая

Надписав адрес и заклеив конверт, Лада передала его медицинской сестре и попросила опустить в почтовый ящик…

До палаты Игнатия Федотовича Потапова проводил главврач больницы, знавший городского прокурора лично. По длинному белому коридору ходили люди в серых застиранных халатах. Потапов подумал, до чего же эти больничные халаты имеют удручающе унылый цвет. И ему самому стало уныло. Он почувствовал, как неритмично постукивает его сердце, как неохотно с короткой тупой болью сгибается правая коленка. Лицо его посерело, стало слабым и жалостливым.

За широким окном, усеянным продолговатыми каплями дождя, вспучивалось тучами небо. Тучи были черно-пегими, длинными, надвигались одна на другую с тяжелым пугающим упрямством.

Потапов остановился и вздохнул тяжко.

— Сюда, Игнатий Федотович, — подсказал главврач, открывая дверь в палату.

Судя по количеству коек, палата предназначалась для трех человек, но сейчас Лада находилась в ней одна. Лежала на койке возле окна, задернутого белой накрахмаленной занавеской. И потому, что окно прикрывали эти занавески, палата показалась Потапову мрачной, душной, и ему захотелось расстегнуть воротничок.

Бинтовая повязка на голове у Лады не белела. Потапову почему-то думалось, что такая повязка обязательно будет, поскольку Ладу оглушили, ударив по голове.

— Здравствуйте, Лада Борисовна, — сказал Потапов. — Здравствуйте, моя милая.

Лада повернула голову, открыла глаза. Улыбнулась, сделала попытку приподняться, но Потапов поспешно сказал:

— Лежите, лежите. Ради бога, лежите.

— Здравствуйте, Игнатий Федотович. Спасибо, что пришли.

— Ну, ну… — засмущался Потапов, достал из кармана плитку шоколада. — Врачи сказали, вам это можно.

— Я сладкоежка, — согласилась Лада.

Потапов присел на край койки.

— Рассказывайте, — попросила Лада.

Покосившись на дверь, которую прикрыл главврач, оставшийся в коридоре, Потапов шепотом сказал:

— Вам нельзя много говорить. И даже много слушать. Если только самым кратким образом. В двух словах. Потом сами дело прочитаете… Засекли мы их с помощью вертолета.

— Кого конкретно? — нетерпеливо спросила Лада.

— Гольцева, Друзенко и Скворцова. Засекли в тот момент, когда они сбросили с обрыва «Москвич». Друзенко приподнял его за правый борт снизу и опрокинул. Точно так он опрокинул машину Сорокалета.

— А за что?

— Гольцев и Друзенко были братья по матери. Мы их по делу ведем, как Друзенко-старший и Друзенко-младший. Отцом Друзенко-старшего был Пеликанов по прозвищу Кардинал, убитый в начале тридцатых годов во время перестрелки с сотрудниками Донугро. Вдова Кардинала вышла замуж, и новый муж по фамилии Друзенко усыновил ее сына.

— Значит, Гольцев и Друзенко — сводные братья.

— Выходит так. Где Друзенко-старший достал документы на имя Гольцева Леонида Марковича, нам пока установить не удалось. Может, убил человека. Может, украл. Может, купил… Во всяком случае, Скворцов, давший откровенные показания, этого не знает…

— Почему убили Сорокалета?

— По непроверенным данным, Сорокалет и был тем таксистом, который 12 июня 1966 года привез Молова и Друзенко-старшего к сберегательной кассе на улице Солнечной… Призыв в армию спас его от внимания правосудия. В армии он повзрослел, поумнел. И решил жить честно. Когда же сестра вышла замуж за Гольцева, поселилась в Ахмедовой Щели, то, вероятно, Сорокалет поверил, что Гольцев тоже решил завязать со своим преступным прошлым. Только так можно объяснить его поведение. Но он ошибался… В совхоз деньги привозят из городского банка. Кассир жила в городе. И потому деньги привозили на такси. Чаще всего это делал Сорокалет. Кассирша знала его сестру, знала его и потому заказывала именно его машину.

Гольцев хотел инсценировать ограбление. Сценарий прост. На двадцать третьем километре Приморского шоссе у Сорокалета якобы глохнет мотор. Он открывает капот, выходит из машины. В этот момент появляются налетчики в масках, угрожая пистолетом, забирают деньги. И скрываются…

— Без кровопролития? — уточнила Лада.

— Да. Первоначальный вариант был именно такой, по словам Скворцова.

— А Гольцев и Друзенко что говорят?

— Изворачиваются. Потом прочитаете дело… Гольцев несколько раз вел с Сорокалетом намекающие разговоры. Но окончательно раскрыл перед ним план в ту злополучную среду четвертого апреля. Сорокалет наотрез отказался участвовать в преступления. И ультимативно потребовал, чтобы Гольцев немедля убрался из Ахмедовой Щели, пригрозив в противном случае сообщить обо всем органам милиции. Тогда Гольцев дал указание убрать Сорокалета. Друзенко на своем трейлере встретил Сорокалета на двадцать третьем километре, выйдя на встречную полосу. Вот почему Сорокалет оказался у бордюра левой полосы. Вместе с Друзенко был Скворцов. Пока Скворцов и Сорокалет разговаривали…

— О чем? — спросила Лада.

— Скворцов от имени Гольцева просил дать ему две недели, чтобы уволиться и уехать, не привлекая внимания. Скворцов уверяет, что ничего не знал о намерениях Друзенко. Словом, пока они разговаривали, Друзенко, благодаря своей необыкновенной силе, приподнял правый борт «Жигулей» и затем опрокинул машину в ущелье. Что касается Георгия Ашотяна, то его несчастье заключалось в том, что это был единственный человек, с кем Сорокалет общался после разговора с Гольцевым. Мало того, он был еще и другом Сорокалета. Гольцев опасался, что Сорокалет мог сообщить Ашотяну об их разговоре… Друзенко убил его, ударив бревном, инсценировав наезд…

— Где же они прятали «Москвич»?

— Нигде. В гараже хозяина, Веселого… Виктора Федоровича. Просто в тот день, когда Крюков осматривал гараж, машина находилась во дворе любовницы Друзенко. Есть там одна не очень путевая вдова… А потом они перегнали ее в гараж. И все. Мы же искали машину где угодно, только не в гараже хозяина… Но я утомил вас, Лада Борисовна. Отдыхайте. Выздоравливайте. Подробности узнаете на работе.

В середине мая позвонили из краевой прокуратуры: «Следователем Ивановой заинтересовалась Москва, отдел кадров. Верный симптом скорого перевода…»

Дни грянули солнечные, длинные. Море зеленело свежее, как зелень на городском рынке возле железнодорожного вокзала. Там же на рынке продавалась первая черешня.

Город был разукрашен афишами, извещающими о предстоящем матче на первенство края по футболу между командами «Водник» и «Машзавод». В ресторане «Нептун» по вечерам пел хор цыган.

Над городом и морем летали чайки. Лада никогда не думала, что их может быть так много.

— Да, — сказал Крюков. — В мае здесь всегда птичий базар.

Он был грустен. Казался Ладе похудевшим и осунувшимся.

Они стояли в дальнем конце пристани, выступающей в море вытянутым серым прямоугольником. Справа был пришвартован черно-желтый буксир «Борей», слева — черно-желтый буксир «Орион». С десяток рыболовов, свесив ноги, сидели на самом краю бетона, их бамбуковые удилища настороженно и уныло свисали над водой.

— Я полюбила этот город, — призналась Лада.

— А меня? — тихо и безнадежно спросил Крюков.

Лада остро почувствовала безнадежность вопроса. И не жалость, а радость, спустившаяся к ней так хорошо и внезапно, подсказала ответ:

— И тебя тоже.

Он вздрогнул, как от удара. Покраснел, будто школьник. Тогда, чтобы остудить его, заставить прийти в себя, Лада с улыбкой добавила:

— Наверное.

Но смысловой оттенок, заложенный в последнем слове, не дошел до сознания Крюкова.

— Как же нам быть? Что же нам делать? — отрешенно, словно разговаривая сам с собой, спрашивал он. — Ведь тебе надо ехать в Москву.

— А зачем? — беззаботно пожала плечами она.

— Тебя же переводят! — удивился ее непониманию Крюков.

— Ну и что?

— Ты же на службе.

— Вот об этом я как-то не подумала, — с прежней беззаботностью призналась она. Потом вдруг глаза ее стали серьезными и лицо тоже. Она спросила: — Слушай, а у тебя нет знакомого врача?

• Предыдущая
• 46/103
• Следующая