Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения - Россман Вадим - Страница 33
- Предыдущая
- 33/79
- Следующая
Российский географ Сергей Рогачев в информативной аналитической статье, посвященной Нейпьидо, видит более глубокий смысл в новом расположении и принципе перемещения бирманской столицы, рассматривая официальные астрологические версии лишь как ширму для смешливых журналистов. По его мнению, изучение карты и логики этого переноса указывает по крайней мере на несколько более здравых экономико-географических причин переезда именно в это место помимо официальной «астрологической» и журналистской «бункерно-блиндажной» версии.
Главный стержень расселения в стране – долина Иравади, сильно переуплотненная и испытывающая негативные проявления перенаселенности. Сооружаемый новый полюс роста Нейпьидо – не в долине Иравади, а в бассейне небольшой реки Ситаун, примерно на полдороге между меридианом Иравади (на западе) и меридианом Салуина (на востоке). Горная, «зажатая» долина Салуина заселена и освоена гораздо меньше, чем широкая аллювиальная равнина, по которой протекает Иравади. Смещение столицы дальше от Иравади и ближе к Салуину может рассматриваться как своеобразный географический сигнал и как экономический стимул к освоению восточных, присалуинских районов страны (Рогачев, 2008).
Две другие причины также связаны с созданием баланса, баланса между городами и малыми народами, а также с центральностью месторасположения Нейпьидо между Севером и Югом и между территориями расселения основных этнических групп страны.
Территория Мьянмы далека от идеального круга или прямоугольника с легко определяемым центром, – пишет Рогачев. – И если мы постараемся найти центр тяжести этой сложной фигуры, то увидим, как положение Нейпьидо приближается к геометрическому идеалу. Точка приближена к двум главным сгусткам населения (в низовьях и в среднем течении Иравади) и как бы балансирует между ними (Рогачев, 2008).
Центральность новой бирманской столицы также связана с ее расположением по отношению к внутренней урбанистической сети.
Нейпьидо – на полпути между прибрежной столицей Янгоном и «столицей Севера» Мандалаем. И что очень важно – практически в центре треугольника с вершинами в трех главных городских агломерациях: Янгон – Мандалай – Моулмейн. Это напрашивающаяся точка равновесия между тремя главными мьянманскими социально-экономическими «массами». Этническая карта дает еще один штрих к картине географического положения новой столицы – у стыка границ ареалов расселения трех главных народов: абсолютно преобладающих бирманцев (с запада), каренов (с юго-востока) и шанов (с северо-востока). Положение на общей периферии (на периферии трех этнических ареалов) таит в себе потенциальные возможности превращения в общий связующий центр (Рогачев, 2008).
Таким образом, Бирма в своем выборе столичного города следует общей логике этнической сбалансированности столицы подобно многим другим азиатским и африканским постколониальным странам, несмотря на казалось бы досовременную аргументацию переноса, связанную с астрологическими предписаниями. Но это рациональное по существу расположение скрыто за маской иррациональных военно-стратегических и оккультных причин.
В анализе новой столицы также следует учитывать доколониальную историю Бирмы, где смены столиц осуществлялись очень часто. Подробный и информативный анализ всех этих переносов бирманских столиц и их мотивов не так давно осуществил молодой тайский историк Причаруш (Preecharushh, 2009).
Официальными причинами строительства новой административной столицы Малайзии, города Путраджайя, стала новая стратегия экономического развития страны, регулярные затопления города и перегруженность Куала-Лумпура. Проект Путраджайи стал любимым проектом харизматического премьер-министра страны Махатхира Мохамада.
Путраджайя расположилась приблизительно в 25 км от старой столицы. Официальное решение по этому вопросу было принято в июне 1993 года, а переезд состоялся уже в 1997 году. В 1999 году город открылся для корпораций и бизнесов. Следует, впрочем, отметить, что официальной столицей страны до сегодняшнего дня остается Куала-Лумпур, несмотря на то что президент и все правительство находятся в Путраджайе.
Менее официальные причины создания новой столицы во многом связаны с колониальной и этнической историей страны. Как и в других государствах Юго-Восточной Азии, Куала-Лумпур стал столицей государства в качестве важного колониального порта британской империи. Он был основан только в 1857 году и стал центром британской администрации в 1880 году, сменив в этом качестве королевскую столицу Клан г, находящуюся в штате Селангор.
В колониальной Малайзии было сильно развито этническое разделение труда. Сами малайцы были по преимуществу аграрным народом, занимаясь военной службой и сельским хозяйством. Коммерция же сосредоточилась в руках этнических китайцев. Китайцы были посредниками в торговле между малайцами и британцами, располагая важными международными связями. Практически все важнейшие города Малайзии – Куала-Лумпур, Малакка и Джорджтаун – были по преимуществу китайскими урбанистическими центрами. Так, например, в 1891 году 80 % населения Куала-Лумпура составляли этнические китайцы (King, 2007: 118).
Пространственная структура городов отражала вышеописанное этническое разделение труда: в центре поселений– дома чиновников британской администрации и купцов, дальше – китайские торговые кварталы и на окраинах города – поселения этнических малайцев. В политической жизни страны было заметно противостояние китайских городов и малайской периферии, которое драматически усилилось после Второй мировой войны и завоевания независимости в 1957 году. Националистические лидеры Малайзии опасались, что экономическое доминирование китайцев может отразиться и на политической сфере.
В этих условиях в центре внимания постколониальных националистических лидеров стала политика «экономического национализма», частью которой было изменение классовой структуры малайского общества в соответствии с его этническим составом, создание малайских капиталистов и малайского среднего класса. В контексте этого плана происходила продажа крупных государственных монополий и предоставление крупных контрактов по строительству инфраструктуры этническим малайцам. Эту политику активно проводил сам Махатхир Мохамад, который стал премьер-министром страны в 1981 году. План строительства Путраджайи был в известном смысле продиктован принципами новой национальной политики и программой создания собственного урбанистического класса и национализации бизнеса.
Архитектурный и градостроительный план новой столицы как раз и отражал новые веяния и ориентации малайской политической элиты. Специалисты обращали внимание на то, что в архитектуре Путраджайи господствуют не эндогенные формы и стили, а в значительной степени ближневосточные, индийские и среднеазиатские компоненты. Воображаемые культурные истоки замещают при этом реальную малайскую историю и этногенез. Панисламистские архитектурные стили указывают, с точки зрения этих экспертов, на новые элементы «самоколонизации» (King, 2007: 136).
В архитектурном пространстве города воплощается также своеобразная политическая программа. Так, на вершине церемониального пространства находится не парламент, а офис премьер-министра страны. Все государственные здания построены с такими компонентами исламской архитектуры, которые больше ассоциируются с мечетями, чем с офисными зданиями, что подчеркивает религиозную идентичность малайского социума и государства. Но одновременно в новой столице подчеркиваются и глобальные амбиции нации. В Путраджайе господствует симметрия и формальные элементы. Здесь есть семь мостов, построенных в эклектичном стиле, которые соединяют берега искусственно созданного озера.
В значительной мере здесь была реализована и программа по строительству этнически малайского города, своего рода инкубатор малайского городского класса, так как абсолютное большинство гражданских служащих в стране составляют малайцы. Кинг называет это явление своего рода контрколонизацией или даже контрурбанизацией, направленной против доминирующих в городах китайцев (Ibid., 136).
- Предыдущая
- 33/79
- Следующая
