По следам преступлений - Суконцев Александр Алексеевич - Страница 26

— Там просто перепутаны даты, — спокойно пояснил он, — техникум я окончил позже, заочно. И в это же время работал.

— Аттестат об окончании педагогического техникума, справки о работе и трудовую книжку вы купили. — Тимофеев выложил справки. — После освобождения работали только несколько месяцев, а затем ушли на пенсию. В райсобес представили фиктивные документы о трудовом стаже. Инвалидность ваша липовая. Смотрите, и Евгений Васильевич подвинул Ахмедзянову справки.

— Ну, это еще надо доказать.

— Вот показания врача из ВТЭК, вот справка из отдела кадров. Скажите, Ахмеджанов, для чего в подвале хранились большие запасы краски, медикаментов, продуктов и других вещей?

— К этому я не имею никакого отношения, все принадлежит отцу. Он сам получал краску из Москвы, расфасовывал в пакеты и сам продавал. Я в это дело не вмешивался. О медикаментах и других вещах ничего не знаю. Я и в подвал не ходил никогда.

Тимофееву было ясно, что Ахмеджанов не хочет признаваться в том, что спекулировал вместе с отцом. Но Евгений Васильевич — и не спешил.

Он вынул из стола последнюю анонимку, снятую с газетной витрины, и, показав Ахмеджанову, в упор спросил:

— Когда написали?

Ахмеджанов не ожидал такого резкого перехода и растерянно промолвил:

— В конце октября.

И только потом, опомнясь, пояснил:

— Это дело рук одной женщины. Я отказался с ней сожительствовать. Она пришла ко мне, принесла водки, напоила. Я был пьян и плохо помню, что делал. Под ее диктовку и написал, а она взяла с собой. На другой день она стала требовать деньги, но я не дал. Она мне пригрозила, что за это письмо мне попадет. Это был явный шантаж, вымогательство. Только и всего.

Тогда Тимофеев показал два других письма.

— А эти тоже под диктовку писали?

Ахмеджанов явно смешался. Он только и мог сказать:

— Я не писал… Ничего не знаю.

Тимофеев не пытался пока уличать его; доказательств вполне достаточно, и ему не уйти от ответственности. Пусть помучается, пусть на досуге взвесит все, обдумает, как себя вести. Ему есть что сказать. Хотя бы об отцовских тайниках, в существовании которых Тимофеев не сомневался. Ахмеджанов хотел что-то сказать, даже открыл рот, но Тимофеев, словно не замечая этого, коротко бросил:

— Идите!

Ахмеджанов думал два дня. А потом сам попросился на допрос.

— Это все отец, — сказал он. — Я ни при чем. Еще в 1930 году отец в роще, возле поселка Борисково, закопал серебряные изделия, монеты и акции бельгийской компании.

— Можете показать место?

— Да.

Тимофеев тотчас же выехал на место с опергруппой. Ахмеджанов долго отыскивал три дерева, перекопали много земли, но все безрезультатно. Евгений Васильевич старался понять: изменилась местность настолько, что Ахмеджанов не узнал ее, или он крутит? За тридцать лет действительно многое здесь могло измениться. Как бы то ни было, вернулись они ни с чем.

Вечером того же дня Минин доложил Тимофееву, что опись всего имущества, обнаруженного в подвале, произведена. Все вывезено и сдано на хранение. А в довершение показал ему одну золотую монету царской чеканки.

— Нашли в подвале, под ящиком.

Золотая монета и показания Ахмеджанова о спрятанных ценностях — это что, случайное совпадение обстоятельств или хитрый трюк Ахмеджанова? Может быть, он просто хочет отвлечь внимание от подвала и увести следствие к бесплодным поискам, отвести подозрение от дома отца? Значит, надо снова и снова искать в доме. Но Тимофеев понимал, что такой обыск вести наугад нельзя, нужно отыскать какую-то отправную точку и с нее начинать планомерный осмотр всего дома, сарая, двора. Не исключена возможность, что придется прибегнуть и к раскопкам.

Посоветовавшись со следователями, Тимофеев принял решение: детальный осмотр начать с подвала. Ведь именно там найдена золотая монета. Это было поручено Минину.

Старик проявлял беспокойство, зло косился на следователей. Он явно не ждал второго обыска.

— Где жена? — спросил Минин.

Старик весь подобрался, сжал кулаки.

— Что властям от меня надо? Соседи — все завистники… Все отобрали. Отбирайте дом… Сажайте в тюрьму… Сына уже посадили…

— Мы действуем по закону, разъяснил ему следователь. И, посмотрев на Ахмеджанова, который все еще что-то бормотал, сказал в упор: — У вас имеются ценности, золото. Органы следствия предлагают сдать их добровольно. Они нажиты на спекуляции.

— Нет у меня ничего! — Старик вдруг сорвался на крик, — уходите из моего дома…

— Кричать бесполезно, — спокойно сказал следователь, — начнем обыск…

Минин и его помощники тщательно осмотрели комнату за комнатой, простучали стены, перебрали все вещи. Старик, все так же завернувшись в заплатанный, грязный зипун, неотступно ходил за ними, следил за каждым их движением. Личный обыск Ахмеджанова ничего не дал. Безуспешен осмотр кухни.

Оставив в доме участкового уполномоченного, следователь спустился в подвал. Пустое помещение казалось теперь огромным. Затхлый воздух, перемешанный с запахами лекарств, не выветрился. Метр за метром начали вскапывать в две лопаты твердый земляной пол. Ничего. В другом месте, в третьем…

Минин отчаялся.

— Сколько земли без толку перекопали… Будь ты неладна, эта монета! Только тень на плетень навела! — Он плюнул и со злостью вонзил лопату, и тут же послышался еле уловимый скрежет. Он копнул еще и еще, и лопата ударилась о что-то твердое.

— Есть, — сказал Минин, и все повернулись к нему.

Быстро откопали кирпичный колодец, засыпанный

разным мусором, и извлекли плоскую бутыль и глиняный кувшин. Высыпали на стеллаж серебряные монеты царской чеканки.

— Полпуда будет, если не больше. А золота нет…

— А вы хотели полпуда золота найти? — засмеялся понятой. — Золото не серебро…

— Осмотрим лестницу.

Лестница, втиснутая между двумя глухими каменными стенами, прочно подпирала деревянный потолок. Все было сделано добротно, навечно. И только под самым потолком в стене не было одного кирпича. Минин осторожно просунул руку в проем и почувствовал что-то холодное и гладкое. Он осторожно раскачал и вынул другой кирпич. Теперь ясно прощупывались бутылки.

Понятые стояли у входа в подвал и следили, как осторожно и медленно Минин отделял от стены один кирпич, второй… Стояла тишина. Все были сосредоточены. Минин извлек одну плоскую бутылку.

— Золото! — сказал он. — Золотые монеты. А вы говорите! — улыбнулся он. — Еще одна бутылка. Небольшой холщовый мешок.

Старик сидел на кровати и безучастно смотрел на серебро, лежавшее на столе. И, только услышав, как в подвале заговорили о золоте, встрепенулся, мгновенно встал и пошел на кухню, но, сделав несколько шагов, вернулся и снова сел на кровать. Злым взглядом он встретил вошедших.

Минин высыпал на стол звонкие монеты:

— Ваше золото?

— Нет.

— И золото и серебро найдены в вашем доме. Чьи они?

— Не было у меня золота и серебра, — вызывающе отвечал старик. — Нашли — значит, ваше. — И он продолжал сидеть, делая вид, что происшедшее его не касается.

Оформив протокол обыска, Минин снова обратился к старику:

— Я спрашиваю вас еще раз: серебро, двести восемьдесят золотых монет, восемнадцать золотых колец и медальоны чьи? Не мог же спрятать ценности в вашем доме посторонний человек!

— Не знаю. Может, сын знает.

Тимофеев, выслушав доклад Минина, решил продолжать обыск. Раз эти пауки валят друг на друга, значит они оба что-то знают. Значит, ценности там есть. Торговля велась обширная. Да, видимо, от былых времен осталось немало.

Весь вопрос в том, куда спрятана выручка. Ясно одно — надо искать.

Судя по поведению Ахмеджанова, было видно, что он ничего не скажет. Искать самим.

Тем более что и сын твердил то же самое:

— Ничего не знаю. Может, отец знает.

— Но, может, вы все-таки припомните?

— Не знаю. Как-то отец не разрешил переменить одну доску крыльца. Возможно, там что-то…

Тимофеев и Минин решили проверить. На первый взгляд ничего подозрительного в крыльце не было. Но Минин увидел среди других светлые шляпки гвоздей. Головой он кивнул Тимофееву: «Посмотрите». Вскрыли доску, взялись за лопаты. Твердая, замерзшая земля поддавалась плохо. Трудно было даже сказать, кто первым наткнулся на что-то твердое. Несколько лопат земли вынуто, и перед взором предстал обычный кухонный чугун, прикрытый сковородкой. Бережно, точно старый вражеский снаряд, вынули его из земли и внесли в дом.