Спасти Кремль - Ленковская Елена - Страница 34

• Предыдущая
• 34/36
• Следующая

Мальчик приподнялся. Сквозь белёсую пелену дождя прямо на него бежали люди. Всё было как во сне. Он глядел и глядел, а они бежали и бежали. Среди бегущих была знакомая невысокая фигурка, с прилипшими ко лбу мокрыми русыми кудрями.

Руся смотрел на неё, и не верил своим глазам. Наконец, шатаясь, он поднялся на ноги и закричал во всё горло.

– Луша! Лу-у-ушка-а-а! – орал он, но почему-то не слышал собственного крика.

Мокрая счастливая Луша бросилась ему на шею.Издалека, от Страстного монастыря, поплыл колокольный звон. Вскоре над всей округой радостно звенели колокола, возвещая о том, что Москва свободна.

Возвращение

Колокола всё звенели. Дети стояли, обнявшись. У Руси было такое чувство, будто они с Лушей вот-вот взлетят от радости, и понесутся вместе с колокольным звоном всё выше, выше, выше…

Он зажмурился от счастья и почувствовал, что и впрямь плавно поднимается вверх. Он летел, и это было чудесно. Вдруг движение вверх прекратилось.

Руся резко распахнул глаза, и тут же невольно опустил веки – солнце било ему прямо в лицо сквозь прозрачную шахту лифта.

– Луша! Мы… мы вернулись!

Луша неуверенно отцепилась от Русиной шеи и обернулась, щурясь от яркого утреннего света. Перед ними открывалась панорама их родного города.

– Смотри, наш пруд, Плотинка… Деревья голые! Сколько же времени прошло?

Руся молчал.

Лифт стоял на двенадцатом этаже. Двери с тихим гудением то открывались, то закрывались.

– Чего это он? Мы не застрянем?

Не отвечая, Руся грязным ободранным пальцем нажал на кнопку верхнего этажа. Двери с готовностью закрылись. Лифт тронулся, как ни в чём не бывало.

Ну, вот и всё. Они поднимались домой.

Дома

Руся проснулся среди ночи. Он был наверху, под потолком. У бортика кровати-чердака стоймя торчала заложенная носком книжка.

Повозившись, Руся выпростал из-под мягкого, благоухающего свежестью одеяла руки. На левой была белая гипсовая повязка. Она светилась в полумраке детской, отражая голубовато-зелёный свет ночника.

Руся поморгал, рассеянно оглядевшись. Какое-то время он рассматривал вещицы, стоявшие на полочке, висящей на стене. Круглый глазок ночника, маленькие часики-будильник с полупрозрачным циферблатом, нарисованная рукой малыша картинка, изображающая гоночный автомобиль, оловянные солдатики – трубач с обломанным султаном, слегка помятый французский барабанщик…

Снизу слышалось ровное сопение. По оконному стеклу барабанили капли дождя.

– Хм! Здесь тоже идёт дождь… – сонно улыбнувшись, пробормотал мальчик, и зарылся носом в чистую душистую наволочку.

Наутро Русю разбудил запах маминых оладьев.

В комнате никого не было. Он спустился вниз и как был, в застегнутой на одну пуговицу пижаме, прошлёпал на кухню. Все были в сборе – папа, мама, румяный, измазанный вареньем Федюнька, и, конечно, сияющая Лушка.

– Хорошо, что вы приехали! – первым делом заявил Русе Федюня. – А то никто со мной в солдатиков играть не хотел, пока вы были в своей комардировке .

– Командировке? – спросил Руся, улыбаясь.

– Ну, да. Комар-дировке. – Федюня смешно прижал верхнюю губу к самому носу, и задумался. – А там что, комары, что-ли, кусались?

– А у вас тут кусались? – смеясь, спросила Луша. Она подошла к братишке сзади, ласково обняла его и прижалась щекой к его щеке.

– Нет. – Федюня потёрся об её щёку, словно котёнок. – У нас они давно кончились. Ещё летом.

Руся сел рядом с папой, подперев здоровой рукой подбородок, и так сидел, разглядывая своих домашних. Мама поставила перед Русей тарелку и чайную чашку с блюдцем, и села напротив. Руся глядел на маму, мама на него. Мамины глаза так и лучились счастьем. А папа – тот своей сильной рукой осторожно обнял загипсованного по локоть сына.

– И меня, и меня, – откуда ни возьмись, вылез к ним из-под стола Федюня, известный любитель телячьих нежностей.

Все засмеялись.

– Хорошо дома! – сказал Руся.

Он обмакнул в варенье оладушек и с довольным видом засунул его в рот целиком.Дома, и в самом деле, было так хорошо!

Федина «победа»

Вечером Руся подошёл к папе.

– Есть разговор.

Папа отвернулся от компьютерного монитора и внимательно посмотрел на сына.

– Пап, вот наше-то путешествие… Мы с Лу сопоставили факты и решили, что тут как-то замешаны солдатики…

– Солдатики?? – удивился папа и покачал головой. – Нет, ребята. Не думаю.

– Ну ты же говорил, они магические! Помнишь, в тот день, перед тем как мы… Короче, ты сказал маме, что они – магические. Я потом часто об этом думал.

– В самом деле? – папа рассмеялся. – Нет, друзья, я этого не говорил.

– Говохил, говохил! – возмущённо закартавил Федюня. – Я тоже слышал!

– Я сказал, что олово обладает магическим числом. Я имел в виду, что атомное ядро олова чрезвычайно стабильно, потому что ему присуще магическое число протонов и нейтронов. – Предупреждаю, эти сведения для тех, кто кое-что слыхал о таблице Менделеева! – Папа подмигнул маме и, прищурившись, посмотрел на озадаченных детей. – Так что, магическое число – это научный термин. Им обладают и некоторые другие элементы, свинец, например…

– Никакой магии – сплошная наука. Понятно? – подытожила мама.

– Не очень, – честно призналась Луша.

– Да ладно, мы поняли, солдатики не при чём, – нахмурился Руся. – Хотя, если честно, они нам очень помогли найти друг друга.

– Конечно, ведь они волшебные! – не унимался Федюня. – А ещё ты говохил, что олово КХИЧИТ! – сделав большие глаза, горячо зашептал он папе в ухо.

– Кричит? Хм. Это точно говорил, спорить не буду. Если кусочек чистого олова согнуть, то слышен характерный звук. В науке он называется «крик олова». Громко сказано! Но что поделаешь, учёные – неистребимые романтики.

– Федя, а Федя, перестань! – мама ловко выдернула из рук Федюни оловянную фигурку. – Солдатика сгибать не нужно.

– Этот не будет «кричать», – рассеянно заметил папа, – он не из чистого олова. Это сплав. – А где, кстати, остальные?

– Два с утра были у нас в комнате, – отрапортовал Руся. – Но ты же нам уже разрешил…

Все повернулись к стеллажу. На полке было пусто.

– Фёдор, твоих рук дело?

– Моих, – вздохнув, неохотно признал тот, – я их, пап, с вечеха в мохозилку сунул.

– Что-о? – схватился за голову папа.

– Ну, чтобы холоднее были… – мямлил красный, как помидор, Фёдор. Видно, он всё ещё не избавился от иллюзии, что «холодное оружие должно быть холодным».

Недослушав, папа сорвался с места. Выпрыгнув из домашних тапок, он в одних носках огромными скачками умчался на кухню. Хлопнула дверца холодильника.

– О, нет! – послышался тоскливый крик.

Домашние, недоумевая, потрусили следом.

Из распахнутой настеж дверцы морозильной камеры шёл лёгкий белый парок. Папа стоял на коленях перед выдвинутым поддоном. Он… хохотал как сумасшедший.

Руся заглянул в поддон. На дне лежал кучками несмешной серый порошок.

– А где солдатики? – осторожно поинтересовался мальчик.

Папа перестал, наконец, смеяться.

– Вот! – Он ткнул пальцем в поддон. – Это всё, что от них осталось.

– Ну, и что всё это значит? – Луша пристально вгляделась в серые кучки.

Папа, всхлипывая от смеха, вытер глаза платком.

– Что это значит? А вот что: при температуре ниже примерно минус тринадцати с половиной градусов по Цельсию олово превращается… – папа, как фокусник, взмахнул платком, – в по-ро-шок.

Он вздохнул и добавил:

– Это знают все химики. И не только. Историки тоже знают.

– Историки?!

– Да! Например, известно, что пуговицы на мундирах и шинелях наполеоновских солдат в 1812 году были отлиты из олова. И когда наступили холода, пуговицы просто рассыпались в прах.

Руся присвистнул. Честно говоря, он был рад, что не стал этому свидетелем. Морозы они в своём путешествии в 1812 год, к счастью, не застали.

• Предыдущая
• 34/36
• Следующая