Спасти Кремль - Ленковская Елена - Страница 27
- Предыдущая
- 27/36
- Следующая
Сущая абракадабра… Шифр? Нет, на зашифрованное послание это не похоже. Это просто… безалаберность, и ничего больше, досадовал Руслан.
Ну, «фиг точка у» – это наверняка её дружок Фигнер, а остальное… Полный тырпыпс!
Впрочем, обижаться было не на что. Дневник ведь пишут не для посторонних глаз. Щепетильный Руся понимал это. Он вообще взялся читать чужие записи только вследствие чрезвычайных обстоятельств.В целом оказалось, что прав Карл Фридрихович – Луша, оказывается, партизанила вовсю!
Руся забрался на деревянный помост, на котором ещё недавно ночевала его сестра, и улёгся, положив под голову большой мягкий мешок с лоскутками.
– Поджигательница! Нет, ну надо же! – вернулся он к прежним мыслям, и бросил укоризненный взгляд на безголового манекена, чернеющего в глубине мастерской.
Упрёк, вообще-то, был адресован Карлу Фридриховичу, но тот уже давно отправился спать. Если бы портной умел читать мысли, ему удалось бы разобрать примерно следующее: «этот прыткий старикан из того же теста, что и моя неугомонная сестрица, и им обоим неймётся».
Но Карл Фридрихович телепатическими способностями не обладал. Он давно натянул на голову ночной колпак и мирно сопел, слабо улыбаясь чему-то приятному. Во сне Карл Фридрихович Шрёдер вёл вполне размеренный образ жизни, и этому не могли помешать никакие неблагоприятные исторические обстоятельства.
– Я и раньше знал, что моя сестра – пироманка, – вздохнув, признал меж тем Раевский, и скептически сморщил нос. – С детства любит костры разводить и с факелами бегать! Даром, что девчонка.
Руся, отчаянно зевая, укрылся овчинным тулупом.
– Ладно! Завтра что-нибудь придумаем, – пообещал он манекену.
Манекен промолчал. Мальчик приподнял голову, всматриваясь в темноту и словно ожидая ответа. Потом отвернулся к стене и закрыл глаза.
– Ведь часовым не положено говорить, – догадался он, погружаясь в сон.Портновский манекен, меж тем, был на страже. Он стоял на своей единственной деревянной ноге – недвижно и твёрдо, как стойкий оловянный солдатик.
Под ярким солнцем Московии
Стояла вторая половина сентября. В Москве было тепло, солнечно и сухо. Погода стояла настолько хорошая, что местные жители диву давались.
Наполеон с удовольствием ездил верхом. Ни одна прогулка не обходилась без его иронических замечаний по поводу погоды в Москве. «В Москве осень лучше, и даже теплее, чем в Фонтенбло», – не уставал повторять император, выразительно поглядывая на Коленкура, обыкновенно сопровождавшего его в этих поездках.
Коленкур отвечал сдержанным молчанием. Он пережил несколько холодных российских зим, будучи послом в Петербурге, и был не понаслышке знаком с суровым здешним климатом.
– Большим затруднением будет зима, – убеждал Коленкур императора. – Для каждого потребуется тулуп, меховые перчатки, шапка, закрывающая уши, длинные чулки и сапоги, чтобы они не отморозили себе ног. Ничего этого у нас нет. Для лошадей не заготовлены подковы с шипами. Как они потащат артиллерийские орудия? Пока погода ещё хороша, но что будет через две недели или месяц, а может быть, и раньше?
Выслушав всё это, Наполеон спросил его тогда, глядя на Коленкура в упор:
– Значит, вы думаете, что я покину Москву?
– Да, государь.
– Это еще не наверное. Нигде мне не будет лучше, чем в Москве. – И Бонапарт самодовольно вскинул брови.
Наполеон ехал верхом, по обыкновению опустив носки в стременах ниже уровня пяток. К тому же, он сильно сутулился в седле – бывший артиллерист, он так и не научился как следует сидеть на лошади. Впрочем, лошади императора были вышколены на славу.
Наполеон осадил жеребца у самых ворот. Насмешливо улыбаясь, он указал маленькой рукой в белой перчатке на ярко светившее солнце и воскликнул:
– Вот образец ужасной русской зимы, которой господин де Коленкур пугает детей!
Лицо Коленкура осталось непроницаемо спокойным. Эту фразу император произносил каждый божий день – чем не повод для маркиза де Коленкура поупражнять свою выдержку.
Вдруг обер-шталмейстер слегка улыбнулся, и негромко произнёс:
– Кстати, о детях! Вот и он! Эй, Виньон! – крикнул Коленкур, увидев издали маленького лёгкого седока на игреневом коньке.
– Извините, сир, это минутное дело, – обратился он к Наполеону, и развернул свою лошадь к подъезжавшему к воротам всаднику.
– Вы уже вернулись? – спросил обер-шталмейстер мальчишку, ласково улыбаясь. – Ну что, отвезли предписание?
Мальчик пристально, словно впервые, вгляделся в красивое, умное лицо Коленкура и слегка покраснел.
– Да, мсье, – быстро кивнул он, с готовностью, несколько преувеличенной.
– Быстро вы управились. Что чертежи? Они готовы?
Лже-Виньон сокрушённо помотал головой, поскольку никаких чертежей при нём не было, и быть не могло.
– Нет, мсье.
– Досадная задержка. Впрочем, я так и предполагал.
– Это, сир, насчёт той машинки для резки капусты, – объяснил Коленкур, развернувшись к императору. – О ней писал в рапорте полковник Тёлле, командир 21-го пехотного линейного полка.
– Это дивизия Жерара? А что же Даву, ведь это его корпус?
– Да, я узнал об этом от маршала Даву, и решил, что в моём ведомстве такой машинки точно не хватает.
– Ну, хорошо, хорошо. Ваше дело – заботиться о своих починённых, а дело вашего императора – заботиться обо всех вас.
– Разрешите, ваше величество, я отпущу Виньона. До обеда он может быть совершенно свободен, – сказал Коленкур, с улыбкой взглянув на стоявшего поодаль маленького всадника, – а потом, если позволит время, мы закончим нашу учебную шахматную партию.
– Как обер-шталмейстер, вы должны прежде всего учить его верховой езде. А шахматы – игра полководцев. И вообще, не советую отпускать его одного, господин Коленкур. За молодыми людьми в его возрасте нужен глаз да глаз!
Малыш Виньон, он же – Лукерья Раевская, сверкнул глазами.Герцог Винченский, он же – маркиз де Коленкур, сделал Виньону знак рукой. Благоразумно оставив возражения при себе, лже-Виньон пришпорил коня и послушно устремился вслед за сверкающей на солнце кавалькадой.
Вернувшись с прогулки, Коленкур, нахмурясь, записал в своём дневнике: «Мне кажется, сама природа вступила с русскими в заговор, чтобы обмануть императора».
– Какой-то вы сегодня рассеянный, Виньон, – бросил он робко заглянувшему мальчику, оторвавшись от бумаг. – Идите, обедайте. В шахматы сегодня будете играть не со мной, а с его величеством императором Франции. Как пройти к императору? Не знаете? В самом деле, откуда вам знать…
Внимательно выслушав объяснение, Виньон заявил, что хочет сначала убедиться, что его захромавшего коня осмотрел конюх, и отправился обратно в конюшню.
«Лучше бы он рассказал, куда идти обедать», – уныло думала голодная Луша, труся в сторону конюшни и принюхиваясь, не пахнет ли где кухней.
– Как легко они приняли меня за того мальчика… – размышляла она на ходу. – Сомневаться не приходится. Мы не просто одного роста. Мы с ним похожи, как две капли воды.
Луша остановилась, прижала ладони к щекам.– Это Руська! Конечно, он! – Девочка зажмурилась и горестно застонала. – Господи, почему я не спустилась к нему в подвал! Надеюсь, этот Фигнер сдержит своё слово и ничего ему не сделает. Он ведь… Ему ведь ничего не стоит убить человека…
Тем временем разгорячённый ездой император переодевался к обеду. Ожидая, когда слуга снимет с него влажную от пота рубашку, он вспомнил сказки о лютых русских холодах, улыбнулся и пропел на мотив одной из старых песенок: «Легко соврать тому, кто прибыл из далеких стран».
Коленкур всё писал, император уже заканчивал обед, а по залитой ярким солнцем мостовой Московского Кремля шагал, звеня шпорами, русский офицер. Как попал этот человек в Кремль, занятый штабом Великой армии, осталось для истории загадкой. Он шёл уверенно, бодрым пружинящим шагом, слегка враскачку, как ходят кавалеристы. Выражение его странного худого лица было нахальным и вдохновенным.
- Предыдущая
- 27/36
- Следующая
