Падение «Вавилона» - Молчанов Андрей Алексеевич - Страница 61

• Предыдущая
• 61/88
• Следующая

— Ах вот как! — парировал я. — А если бы там лежала Библия, я мог бы рассчитывать на сан священнослужителя?

— Толья, мне не до смеха…

— Милая, — сказал я, проходя в гостиную, где уже томился в горячих тарелочках семейный ужин, — ты совершенно упускаешь из виду народную американскую традицию… Без оружия мы чувствуем себя беззащитными.

— Но здесь не Америка! Здесь тихая, благочинная Германия.

— Правильно, — согласился я, усаживаясь за стол. — Здесь, в этом доме. — Выразительно ткнул пальцем в пол. — А где я жил раньше? В России!

— В какой еще России?

— А что такое Карлсхорст, по твоему? Россия. Ее маленький криминальный кусочек. И без пистолета там очень неуютно себя чувствуешь, дорогая.

— Какой же ты смелый!.. — Она с уважением поцеловала меня в щеку.

— Да, такой вот… — молвил я, рассеянно погладив ее по головке.

Морозным декабрьским полднем мы с Сеней, одетые в ватные армейские бушлаты, выполняя очередное распоряжение Алика, загоняли в грузовой отсек военного самолетика восемь «мерседесов» престижных моделей.

Машинки, судя по всему, числились в угоне, но славная немецкая полиция уже навряд ли бы когда вернула их владельцам: беспрепятственно минув многие границы, «мерседесы» через считанные часы должны были катить, осыпая берлинскую пыль на асфальт, по московским улицам…

Я пребывал в дурном расположении духа, вспоминая свой последний разговор с Монголом. Тот, как и обещал, выправил мне немецкое водительское удостоверение, а также паспорт, но в руки его не давал, откровенно опасаясь моего «соскока». В случае каких— либо недоразумений с властями мне надлежало звонить ему — хозяину фирмы, якобы пригласившему меня с бизнес-визитом в Германию и несущему за мою лояльность некоторую ответственность.

Хитроумный Монгол не заблужался в отношении моих тайных намерений: заполучи я документы, он меня только бы и видел…

Набравшись смелости, я отправился в американское посольство, где изложил консулу свою историю: дескать, родился и вырос в США, затем уехал не по своей воле в Россию, а ныне нахожусь в бегах, имея намерение претендовать на американское гражданство.

О своем контакте с представителями ЦРУ я, естественно, умолчал.

— И долго уже бегаете? — спросил консул.

— Около трех месяцев.

— А чего раньше ко мне не пришли?

— Думал… — ответил я. — Все же ответственный шаг…

— Ах, вот как?.. Ну-с, пишите заявление.

Заявление я написал. За ответом мне велели зайти через десять дней, которые потянулись бесконечно и муторно, наполненные тревогами и крохотной надеждой на чудо.

Мне до тошноты опротивело как мое мафиозное окружение со всеми его блатными «понятиями», так и разудалая бандитская жизнь, чьи итоговые ценности заключались в ресторанных кутежах, оргиях с проститутками, приобретении модного тряпья и «мерседесов», подобных тем, что мы сейчас умещали в чреве воздушного автомобиленосителя.

Поскольку в итоговых ценностях подобного рода я не нуждался, то находил совершенно излишним для себя бродить по скользким стезям, ведущим к их обретению.

Отрадой была любимая Ингред, усердно обучавшая меня немецкому языку, дом, и, конечно же, спортклуб, посещаемый мной отныне каждодневно, согласно жесткому графику тренировок, мной же для себя установленному.

Уже прошла первоначальная утренняя ломота мышц, налитых свинцовой болью, оглушенность от падений на татами, выровнялось дыхание, и пять раундов на ринге я отпрыгивал играючи, сколь— нибудь серьезных соперников себе не находя.

Владелец клуба убеждал выступить меня на зимнем чемпионате города, обещая протекцию и последующую высокооплачиваемую работу.

Все было хорошо, за исключением главного — отсутствия документов и моего тухлого статуса дезертира-нелегала.

…Я забил последнюю стопорящую колодку под колесо «мерседеса».

— Боюсь, ребята, одну машину придется выгрузить, — сказал летчик. — Центровка не соответствует…

— Хочешь геморрой нажить? — спросил его Сеня. — Мы тачек подкатили столько, сколько и договаривались. А уж какой там у тебя еще груз, браток, твое личное горе… Я чего? Я готов… Выгрузить? Давай. Но потом сам расхлебывать будешь.

— Ладно, — покривился пилот, махнув рукой. — Долетим потихоньку.

Сеня достал из кармана бушлата телефон и позвонил в Москву, сообщив, что, дескать, ожидаемый груз отбывает, встречайте.

Мы стояли на летном поле, глядя, как самолет выруливает на взлетную полосу.

Шел мелкий снежок, сыпавшийся из низкого облачного неба. Аэродром был пустынен и как-то заброшенно, обреченно сер…

Самолет оторвался от сырого бетона, взлетел, устремляясь носом в туманную вышину, но тут его как-то странно качнуло, повело вниз, затем летчик выровнял машину, однако в следующий момент левое крыло круто опустилось к земле, а дальше произошло то, что впоследствии благодаря данному событию я иногда наблюдал в своих снах, носивших некий апокалиптический оттенок…

Крыло самолета косой срезало полукилометровую полосу сосновых верхушек черневшего вдалеке леса, затем белая туша воздушного судна канула с глухим звуком в его дебрях, оставив нам на обозрение лишь едва различимый в буро-зеленой заснеженной поросли хвост, увенчанный красным флажком.

У Сени оцепенели скулы. Поправив механическим движением шерстяную кепочку, он произнес вдумчиво:

— Чего-то там с центровкой… действительно.

Откуда-то сыро и утробно до нас долетел ленивый заржавленный вопль неизвестно где таящейся сирены.

— Линяем! — встрепенулся Сеня. — Теряем время… Заметут!

Мы скоренько нырнули в машину, шустро покатив к КПП.

Я позвонил Монголу, сообщив о накладочке. Выдержав паузу, явственно отдающую крайним неудовольствием, шеф предписал заниматься дальнейшими делами, сообщив, что с последствиями случившегося разберется сам.

Мы тронулись на Кантштрассе к обувному магазинчику, одновременно являвшемуся паспортным столом и базой распределения фальшивых долларов и марок. Задача была простой: забрать у Моисея, сапожника-фальшивомонетчика, сто тысяч липовых марок, развезя их по трем адресам дистрибьютеров.

Я, несколько угнетенный стоявшей перед глазами сценой недавней авиакатастрофы, сидел за рулем, выбивая ступней на педали газа нервную дробь и боязливо высматривая в потоке машин полицейскую колымагу, грозившую мне штрафом за остановку под знаком, категорически данное действие воспрещающим.

Жизнь гангстера, доложу вам, — цепь мелких и крупных стрессов, постепенно приучивающих к опустошенной невозмутимости, без которой нельзя. Иначе цепь задушит.

Наконец, придерживая рукой умещенный за пазуху пакет с деньгами, из лавчонки выскользнул Сеня, сказав:

— Гоним! Разносчики ждут.

Я тронулся с места, слегка задев бампером впереди стоящую машину с госномером, в которой никто не сидел и, не сочтя данное касание заслуживающим какого-либо внимания, покатил по трассе, однако, проехав три перекрестка, обнаружил на хвосте полицейскую машину, усердно сигналившую мне фарами. Затем донесся лающий глас из мощного динамика, призывающий меня прекратить движение.

Сеня, вертясь ужом на заднем сиденье, срочно укладывал под него пакет с фальшивыми дензнаками — во избежание вероятного личного досмотра, ибо полиция частенько производила обыски иностранцев, особенно русского происхождения. Замечу, объективные к тому причины у блюстителей порядка имелись, чего греха таить!

Я принял вправо, затормозив у обочины, прекрасно сознавая, в чем дело: кто-то из немцев заметил, как я задел бампером припаркованную машину, и незамедлительно отзвонил в полицию. Подобный рефлекс у германцев органичен, как дыхание.

Я отдал подошедшему полицейскому документы.

Мельком взглянув на них, тот молвил:

— Где страховка?

— Вот так номер! Я судорожно принялся рыться в карманах, но страховки нигде не обнаружил.

Осмотр салона также не принес никаких результатов.

— Вы можете проверить по компьютеру… — начал я, но сей жалкий лепет оборвала неприязненная команда:

• Предыдущая
• 61/88
• Следующая