Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Бакстер Стивен М. - Страница 86

Но Холмс не уступал, продолжая отстаивать свою точку зрения.

И они все говорили и говорили друг с другом, Герберт Джордж Уэллс и Шерлок Холмс, в сгущающемся тумане табачного дыма и пивных паров, пока моя бедная голова не пошла кругом от тех идей, которыми они жонглировали.

* * *

На следующее утро мы снова отправились в дом Бримикума. Холмс хотел видеть Тарквина.

Бримикум-младший вошел в гостиную, устроился поудобнее и непринужденно положил ногу на ногу.

Лицо Холмса было непроницаемо. Он мельком взглянул на Тарквина и сказал, обращаясь ко всем присутствующим:

– Это дело напомнило мне об одной азбучной истине, о которой мы, увы, частенько забываем: как мало в действительности люди понимают окружающий их мир. Вы, Ватсон, продемонстрировали это, когда не смогли верно предсказать, как именно упадут соверен и фартинг, хотя фокус с монетами – всего лишь пример того, что вы наблюдаете по сто раз на дню. И только истинный гений – Галилей – сумел первым провести понятный и убедительный эксперимент в этой области. – Закончив вступительную речь, Холмс вновь посмотрел на Тарквина: – Вы не гений, мистер Бримикум, а инженер Брайсон и подавно. Но тем не менее вы изучали работу брата; ваши познания в теории и ваше понимание поведения объектов внутри инерционного корректора значительно шире, чем у бедного Брайсона.

Тарквин уставился на Холмса, пальцы у него слегка дрожали.

Холмс скрестил руки за головой.

– В конце концов, корабль рухнул всего с каких-то десяти футов. Даже наш Ватсон пережил бы такое падение – возможно, с синяками и сломанными костями. Но ведь Ральфа убило не падение, не так ли? Тарквин, какова масса аппарата?

– Около десяти тонн.

– Это примерно в сто раз больше массы Ральфа. А значит – в специфических условиях инерционного корректора, – корабль летел к полу в сто раз быстрее, чем Ральф.

И тут меня озарило, я сразу все понял. В отличие от моей доброй кабины лифта из примера Уэллса металлическая капсула, двигаясь относительно Ральфа с ускорением, упала бы, как бы “захватив” его. Воображение, совсем некстати, вело меня дальше. Я увидел, как потолок кабины с размаху впечатывается в изумленное лицо Ральфа, за долю секунды до того, как металлическая махина обрушивается на его тело, и оно лопается, будто воздушный шарик…

Тарквин закрыл глаза ладонями.

– Картина того, что случилось с моим братом, до сих пор не выходит у меня из головы. Почему вы мне это рассказываете?

Прежде чем ответить, Холмс повернулся к Уэллсу:

– Мистер Уэллс, давайте проверим вашу наблюдательность. Какой единственный аспект этого дела поражает больше всего?

Уэллс нахмурился.

– Когда мы впервые были в инерционном корректоре с Тарквином, я помню, как заглянул в капсулу и осмотрел пол и кресло пилота, чтобы увидеть следы, свидетельствующие о смерти Ральфа.

– Однако, – заметил Холмс, – доказательства кончины Ральфа – дикие, гротескные – были на потолке, а не на полу.

– Да. Тарквин обратил на это мое внимание, указав на потолок. Но позже, как я припоминаю, уже вы, мистер Холмс, были вынуждены объяснить инженеру Брайсону, куда надо смотреть, и, когда он поднял голову, его лицо исказил ужас. – Уэллс с видом победителя взглянул на Холмса. – Вот наконец симметрия и нарушена. Тарквин знал, куда смотреть, а Брайсон – нет. О чем это нам говорит?

– Пытаясь найти следы гибели Ральфа на кресле пилота и на полу, мы проявили непонимание того, что с ним случилось, – ответил Холмс. – Нужно было, чтобы нам показали это – и Брайсону тоже! Если бы Брайсон хотел убить Ральфа, он выбрал бы какой-нибудь другой способ. Только человек, изучивший свойства гравитационного поля, изменяемого инерционным корректором, мог знать, какперерезанный трос убьет Ральфа.

Тарквин сидел очень тихо, с закрытыми глазами.

– Кто-то вроде меня, вы хотите сказать?

– Это признание, Тарквин? – спросил Холмс.

Тарквин поднял голову и задумчиво посмотрел на Холмса:

– У вас нет никаких доказательств. К тому же Брайсон мог бы меня остановить до того, как я перережу трос. Как вам такой контраргумент? То, что этого не случилось, доказывает его вину!

– Но Брайсона там не было, – ровным голосом сказал Холмс. – Вы все очень ловко подстроили.

Тарквин засмеялся:

– Он завтракал с моей невесткой! Как я мог это подстроить?

– Все дело в яйце к завтраку для Брайсона, которое необычно долго готовилось, – ответил Холмс.

– Опять это яйцо, Холмс! – вскричал Уэллс.

– В то утро, – продолжил Холмс, – и только в то утро, вы, мистер Бримикум, принесли свежие яйца из курятника. Я проверял у экономки. Здесь обычно для завтрака используют яйца суточные или даже более давние. Как вы, Тарквин, несомненно, узнали еще в детстве, поскольку любили кур, свежее яйцо готовится намного дольше, чем суточное, не говоря уже о прочих. В свежем яйце содержится значительное количество прозрачного вещества альбумина, уплотняющего яичный белок. Это не дает яйцу растечься при готовке. Спустя несколько дней альбуминовые слои перерождаются, такое более водянистое яйцо легко растекается по сковородке и готовится быстрее.

Уэллс ахнул.

– Честное слово, Холмс! Неужели ваш разум безграничен?

– О-о-о… – протянул Бримикум. – Но это…

– Мистер Бримикум, – твердо сказал Холмс, отчеканивая каждое слово, – вы не обычный преступник. Но когда я приглашу сюда полицию, они найдут все доказательства, которые только могут потребоваться любому земному суду. Вы сомневаетесь в этом?

Тарквин Бримикум немного подумал, а потом ответил:

– Наверное, нет. – Он ухмыльнулся Холмсу, как не унывающий при проигрыше игрок. – Возможно, я пытался быть слишком умным, думал, что в собственном доме не стану подозреваемым, тем более в убийстве родного брата. Но когда Берти сообщил о вашем приезде, я решил подстраховаться и свалить вину на Брайсона. Я знал о его интересе к Джейн, знал, что у него есть мотив, за который вы ухватитесь…

– И поэтому вы пытались сделать козлом отпущения невиновного человека, – резко прервал его Холмс. Я видел, как он начинает закипать от гнева.

– Итак, дело раскрыто, – констатировал Уэллс. – Скажите мне одну вещь, Тарквин. Если это не ради денег, то зачем?

Тарквин выглядел удивленным:

– Разве вы не понимаете, Берти? Первый человек, побывавший в космосе, обретет всемирную славу на все времена. Я хотел стать этим человеком, хотел полететь на корабле Ральфа в космос, может, даже к другим мирам.

– Но, – возразил Уэллс, – Ральф утверждал, что уже летал до Луны и обратно.

Тарквин отрицательно покачал головой:

– Ему никто не верил. Я мог бы стать первым. Но мой брат никогда бы этого не допустил.

– И вы, – с горечью сказал Уэллс, – уничтожили своего брата – и его работу, – только чтобы не отдать ему первенство.

Оттенок гордости прозвучал в голосе Тарквина, когда он ответил:

– По крайней мере, я попытался изменить свою жизнь, воспользовавшись великолепным шансом, который предоставила мне судьба, Берти Уэллс. Можете ли вы похвастать тем же?

* * *

По завершении всех формальностей, касающихся ареста Тарквина Бримикума и предъявления ему обвинения, мы втроем без всяких сожалений отправились на поезде в Лондон. Путешествие было довольно утомительным. Уэллс, еще недавно наслаждавшийся охотой на преступника, теперь, когда расследование закончилось, выглядел немного огорченным.

– Боже мой, – сокрушенно сказал он. – Все механизмы так сильно попорчены, а Ральф почти не вел записей, да еще его брат – независимо от того, убийца он или нет, – такой тупица. Все это настоящая трагедия. Боюсь, работу Ральфа невозможно будет восстановить.

Холмс задумчиво посмотрел на Уэллса:

– Нет, настоящая трагедия – это трагедия ученого, который пожертвовал своей человеческой природой – любовью жены, семьей – ради знания.