Мороженщик - Миллер Рекс - Страница 42

• Предыдущая
• 42/48
• Следующая

Сколько раз ему еще суждено мысленно пройти через ужас этого дня? Снова сидеть в машине, наблюдать за отъездом Скамвея, стучать в большую, богато украшенную дверь и прислушиваться к каждому звуку внутри. Проникать в дом, ставить имя на записке самоубийцы, заряжать револьвер. Устанавливать нужный угол, нажимать на курок. Проверять кровь на одежде, прятать баллистическую коробку в полиэтиленовый мешок, зажимать тощие пальцы вокруг рукоятки револьвера. Оставлять следы на записке, на ходу сверяться со своей памяткой. Вспоминать, что надо забыть, а что — помнить. Думать о положении мертвого тела, о возможных свидетелях. Что за идиотские мысли лезут в голову!

Прошло больше трех недель с тех пор, как Диана Талувера стала, по-видимому, новой жертвой убийцы. Каждый день Джек изводил службу окружного прокурора звонками по поводу ареста Скамвея, но каждый раз получал отказ.

— О чем задумался? — В спальню вошла Донна с тюрбаном из полотенца на голове.

— Ерунда, — ответил он. — Я только что думал о транссексуале, которого пристрелили пару недель назад.

Он прикрыл глаза, и через несколько минут даже впал в забытье, но вдруг опять ему пригрезилась открытая на балкон дверь номера в отеле Вегаса и представилось, что звуки его дома — это шум кондиционера, хлопанье дверей и выкрики радио, изводившие его тогда. Ники, мужчина, жил здесь с Артуром Сподой в роли возлюбленной. Пара убийц. Каждый изуродован по-своему. Это он мелькнул на белых высоких каблуках и метнулся к телефону в далеком прошлом.

Потом в его видении возникла служащая из отеля Невады, которая рассказывала ему, как в одно из ее дежурств она занималась включением церковных служащих в желтые списки дирекции. Видимо, священники не должны проводить время в казино.

Спода/Скамвей и его вывернутая любовница чувствовали себя там как дома, сделав его болезнь своим щитом.

Потом Джеку привиделись слова, кровавые слова из «Журнала возмездия» и его собственное описание маньяка из Южного Блайтвилла:

«...в Нью-Мехико его также называли — Джей Баптиста, Баптист. Он был уверен, что получал силу, съедая груди и пенисы жертв, особенно детей; Часть ритуала состояла в извлечении глаз, экскрементов и...»

— О чем ты задумался, Джек? — спрашивала Донна.

«Что ей ответить? Зачем ей знать, что я вспоминаю об израненных и замученных детях, и мне страшно от мысли, что мой отчаянный поступок поставил меня на одну доску с этими маньяками».

— Джинкс, я первый раз вижу в женской сумке такой бардак. Найди мне авторучку, — говорила проститутка с кривыми зубами.

— Ты дашь мне передохнуть наконец хоть пять секунд? — спросила другая, накручивая телефонный диск. — Поищи сама, если так торопишься.

— Футляр для очков, кошелек, блокнот, губная помада, ножик, о Господи! Лак для волос, пудра, дезодоранты, тампоны, косметичка, еще помада. Какое-то мерзкое крысиное гнездо, а не сумка.

Ее подруга между тем дозвонилась.

— Это Джинкс, — улыбнулась она в трубку. — Как дела? — Она выслушала ответ. — Хорошо... Бренди, — бросила она через плечо подруге, — принеси мою сумочку. Поскорее.

Проститутка с кривыми зубами влезла в туфли на шпильке и щелкнула застежкой ридикюля. Джинкс шарила в своей сумочке.

— Ты нашла мою ручку? А, вот она. Наконец-то. Записываю. Ну, мы пошли, — сказала она собеседнику на другом конце провода и положила трубку. Затем снова открыла свою сумочку. — Мятные таблетки, кошелек с мелочью, шарф от дождя, лосьон для рук, ключи. Аспирин, косметические салфетки. Ты мне все тут перемешала, не найдешь ничего.

Блестящий, с иголочки, автомобиль курсировал по улицам Маунт-Олайв, района, пользующегося дурной славой. Здесь можно было найти все, что угодно, любые товары, которые не предлагают в обычных продуктовых и промтоварных магазинах. Тут торговали наркотиками, ворованными вещами, продуктами с истекшим сроком годности, крадеными лазерными дисками, китайским фарфором. Были бы деньги, и можно купить или, по крайней мере, заказать любой товар. А также проститутку на ночь на свой вкус.

Джинкс и Бренди вышли на улицу, сплетничая, хихикая и заигрывая с заезжей деревенщиной, в то время как машина медленно проезжала мимо бара.

Одна ему приглянулась. Он еще больше замедлил ход, быстро развернулся и проехал еще раз. Остановился. Опустил стекло и выглянул, чтобы они увидели его красивое лицо.

— Эй, милашка, — позвал он.

Подошли обе.

— Привет. Хочешь развлечься? — спросили кривые зубы.

Он не удостоил ее взглядом и обратился к напарнице.

— Привет, блондиночка. Сколько?

— Хочешь, чтоб я составила тебе компанию? — спросила она, с подозрением заглядывая в окно.

Он улыбнулся мерзкой продажной твари и сказал:

— Да, беби, так сколько?

— А сколько бы ты дал?

— Я подумаю, — ответил он, быстро отодвигаясь внутрь машины и меняя намерение: кривозубая подружка слишком пристально разглядывала его. Хотя в парике и при слабом свете он был неузнаваем, но все же слишком много людей знали его лицо.

— Вот спасибо, — сказала та, которую звали Джинкс, одергивая короткую юбчонку и нагло охотясь за ним, пока он отъезжал. Но поняв, что он передумал окончательно, крикнула вслед: — Паршивый дешевый педераст!

Ему приглянулась еще одна, без компании. Она шла довольно быстро и была молода, но с ней оказалось непросто заговорить. Очень коротко, на ходу, она ответила:

— Да, но здесь, на месте.

Кто были эти ночные бабочки? Домашние хозяйки, надувающие по выходным своих уехавших муженьков, девочки из колледжа. Одна ночь в любом варианте. Называешь цену и получаешь все, даже мальчика или двух.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — на губах улыбка, одновременно близкая и далекая.

— Послушай. Я сейчас один и... ты понимаешь?

— Ты меня приглашаешь?

Он с облегчением вздохнул:

— Конечно. Сколько?

— Смотря чем тебе нравится заниматься.

— Вообще-то я предпочитаю разглядывать свою коллекцию эстампов. Но сейчас, пожалуй, лучше оказаться в постели и сплясать горизонтальную мамбу. Пообниматься, побрыкаться, трахнуться.

Девушка рассмеялась и открыла дверцу, разглядывая его в слабом свете автомобильной лампочки.

Он тепло улыбнулся:

— Садись.

Она села, но дверцу оставила открытой.

— Шестьдесят в рот тебя устроит? — Он вытащил деньги, но она покачала головой:

— За это сто. Я столько стою.

Он согласился:

— Я не сомневаюсь, — и выложил деньги.

Когда она заговорила, он посмотрел на ее зубы, и она напомнила ему ту, с кривыми клыками, минуту назад. Неужели у всех шлюх отвратительные зубы?

— Как тебя зовут, дорогой? Меня Таня.

Таня была молода, длиннонога, с развитым бюстом. Стройная и очень привлекательная. Ее портили только зубы.

— Таня. Какое красивое имя, — сказал он. — А меня Эр-Джи.

— Привет, Эр-Джи.

Привет, безмозглая, наглая сучка. Он наконец понял, что подспудно болело в нем, когда он разговаривал с этими шлюхами, этими потаскухами с кривыми зубами, этими вонючими подстилками. Ники нет и никогда больше не будет.

«Я заплачу им за то, что они сделали с тобой, детка», — подумал он и сказал:

— Твое лицо напоминает мне кого-то.

— Правда? Многие говорили мне, что я похожа на одну из телеведущих, Донну Миллз.

— Да. Ты выглядишь точно, как Донна Миллз. — «Ты больше похожа на генерала Миллза, глупая шлюха», — подумал он.

— В паре кварталов отсюда есть отличное местечко, — сказала Таня. У нее был маленький слабый подбородок, который, несколько увеличиваясь при улыбке, делал ее почти хорошенькой, но только до тех пор, пока не обнажались зубы. «Иногда женский рот становится привлекательнее из-за небольшого дефекта, более открытым, проницаемым и доступным. Более уязвимым», — подумал он в соответствии со своей логикой убийцы.

— Нет, — отклонил он ее предложение, — я живу в шести кварталах отсюда. Можем поехать ко мне. Мы примем душ или ванну, как захочешь. Станем чистыми и красивыми.

• Предыдущая
• 42/48
• Следующая