Очаги сопротивления - Сандерс Уильям - Страница 11

• Предыдущая
• 11/53
• Следующая

Стало слышно, что вертолеты возвращаются. Звук у них был сердитый.

Воздушная атака заняла в целом весь остаток дня.

Часы Гриффина и чувство времени Ховика гавкнулись от шока минута в минуту. Первым делом свирепые пулеметные очереди с боевых машин хлестнули по околкам покрупнее, воспламенив их трассирующими пулями, вслед за чем огонь пал на всякий пучок растительности, размерами достаточный, чтобы укрыть змейку. Стояла сушь, потому в считанные минуты половина горы оказалась затянута густой пеленой черного дыма. «Просчет», — с отрешенностью невменяемого отметил Ховик: дым от горящей поросли в сочетании с бликующим нимбом вертолетных лопастей застят вид, вынуждая стрелков палить вслепую. Трудно было дышать, но возле самой земли имелось достаточно кислорода, чтобы не задохнуться, даром что от дыма оба надрывно, неудержимо кашляли. Хотя за шумом, по крайней мере, никто теперь не следит; горлань себе на здоровье хоть гимн морской пехоты все равно никто не услышит.

Не сумев выкурить беглецов пулеметным огнем, вертолеты начали дырявить склон ракетами, сотрясая землю и вызывая оползни, отсекая куски камня и высверливая в грунте здоровенные воронки. При близких попаданиях у обоих беглецов от сотрясения начинала сочиться кровь из носа и ушей. В краткий миг прояснения в голове у Ховика мелькнуло: во что творят, и это всего-навсего вслепую и по целой горе; а если б знали, где мы — о, Боже, Боже, Боже ты мой!

Пытаясь после вспомнить, как что было, Ховик так и не мог упорядочить мысли. В память въелись лишь жара, шок, оглушительный грохот и земля во рту; Дэвид Грин рядом с зажмуренными глазами — уши зажаты ладонями, сам не двигается, лишь крупно вздрагивает всем телом с каждым взрывом и безмолвно напрягается всякий раз, когда рев двигателей говорит о новом заходе.

В конечном итоге спас их единственно размер горы. Перед самым закатом вертолеты истощили свой боезапас. Не осталось уже почти ничего: бомбы и ракеты израсходованы, пулеметные ленты тоже; экипажи щелкали уже по пламенеющим склонам из мелкого оружия — Ховик заметил, как один пилот стреляет через открытое окошко из револьвера. Наконец вертолеты взмыли вверх и вытянувшись цепочкой, устремились к отдаленному шоссе, бликуя нимбами лопастей в багряных лучах заката. Наверно, и горючее уже на исходе. С темнотой уже не вернутся; в этих местах воздушные потоки и днем-то небезопасны.

— Они ушли, — тупо заметил после длительного молчания Дэвид Грин.

— Ага. Я-то боялся, они кого-нибудь высадят, прочесать еще разок весь этот тарарам и, наверно, остаться с телами, но им, видно, это не пришло в голову. — Ховик выхаркнул комок пыли, перемешанный со слизью и кровью. — Ну что, давай выдвигаться, пока они еще какую-нибудь херню не учудили. Теперь если привезут собак, то они нынче от дыма хрен чего унюхают, поэтому пришлют скорее всего людей, хотя бы чтоб добыть из-под всего этого трупы. Им бы вместо того, чтобы выпендриваться с воздушным обстрелом, подтянуть сюда по-быстрому розыскников на грузовиках. Но все равно, егеря могут уже вот-вот подоспеть. Ни за что нельзя угадать, что они предпримут при таком раскладе.

— Интересно, возникал ли у них вообще когда-нибудь такой расклад.

— Очевидно нет, потому и предугадать ничего нельзя. Поставь таких вот людей в ситуацию, не описанную в уставе, от них все что угодно можно ожидать. — Ховик поднялся. — В любом случае, за следующие несколько часов нам надо максимально отсюда удалиться. В общем, всю ночь надо будет переть, как танкам; днем-то предстоит где-нибудь хорониться, пока не выберемся из пустыни.

Грин, кивнув, взгромоздился на ноги — медленно, с болезненной гримасой.

— Говори-ка громче! Я тебя еле слышу. — Он вдруг рассмеялся сухим, надтреснутым смехом. — Придется тебе говорить громче, у меня бомба в ухе… Ладно! Веди, Ховик!

Осторожно пробираясь сквозь дым и сгущающийся сумрак, двое беглецов тронулись вверх по склону. На вершине они остановились и оглянулись назад, но ничего уже не различалось, помимо тускнеющих разрозненных отсветов пожарища. Минуту спустя они двинулись вниз; сзади над пустыней всходила яркая луна.

Старик, что под номером 318, ошивался у здания столовой, якобы роясь в поисках съестного, но на самом деле это лишь для виду. Просто он, как обычно, чтобы не сойти с ума, упражнял рассудок мысленными играми. Он уже прошелся с конца на начало через таблицу Менделеева, попробовал (без особого успеха) сочинить новую — скабрезную — концовку к песенке «В Термопилах жил старик», а сейчас самозабвенно разыгрывал в уме шахматную партию сам с собой, бессовестно мухлюя за обоих игроков; от этого занятия старика отвлекли двое охранников.

Они повели его к штабу. Объяснений никаких, в чем, в принципе, не было ничего необычного; а вот у дверей стояли двое охранников, — это уже новость. Что было еще более странным, штаб внутри казался пустым — и канцелярия, гудящая обычно, как улей, и даже в кабинете коменданта не горел свет.

Охранники провели 318-го коридором за тяжелой металлической дверью, на которой по трафарету было выведено: «УЗЕЛ СВЯЗИ, ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН». Внизу — помельче — фломастером расшифровывалось дополнительно: «Заключенным не входить под страхом смерти».

— Давай, заходи! — велел один из охранников. В ответ на колебания 318-го второй добавил:

— Нет, правда, надо зайти. Приказ.

Приоткрыв тяжелую стальную дверь, старик шагнул в ярко освещенную, на удивление маленькую комнатку без окон.

Основное место здесь, похоже, занимали металлические шкафчики с различной электронной аппаратурой. Воздух был странно прохладным, и до слуха доносилось тихое гудение. До 318-го неожиданно дошло, что ведь в комнате, оказывается, включен кондиционер — роскошь для Блэктэйл Спрингс неслыханная: даже в кабинете у коменданта воздух месил лишь небольшой вентилятор. Старик попытался вспомнить, давно ли он в последний раз бывал в комнате с кондиционером. Больше десяти лет назад, это точно.

В центре комнаты находились два больших серых стола, на каждом — монитор и клавиатура компьютерного терминала. Оба экрана сейчас были включены. За ближайшим столом, лицом к двери, сидел невысокий лысый человечек, который, завидев 318-го, заулыбался так, словно увидел старого друга, по которому успел соскучиться.

Внезапно до старика дошла суть происходящего. К этому моменту он готовился с давних пор.

— Входите, 318-й, — приветливо позвал коротышка. — Прошу вас, садитесь. — Жестом он указал на крутящийся металлический табурет возле стола. — Понятно, сидеть на таком не сахар, ну да вы уж, думаю, привычны теперь к лишениям.

За спиной у 318-го громко захлопнулась дверь. Охранники входить не стали.

— Да, — кивнул коротышка, — мы будем одни. Это предусмотрено.

318-й опустился на табурет. Тело словно онемело. Любопытно, подумал он, после стольких лет ожидания вся эта сцена кажется нереальной.

— Моя фамилия Гловер, — назвался коротышка.

Лет примерно за пятьдесят, прикинул 318-й. Лицо гладкое такое, мягкое, но жирным не назовешь. Голова лысая, как яйцо. Тяжелая оправа странным образом искажала глаза, когда коротышка двигал головой. Серый костюм сидел на нем безукоризненно. Интересно, что за птица? Высший эшелон Управления, как минимум, может, и того выше. Совещания за длинным полированным столом, иной раз и прямой звонок от нашего высокочтимого Президента. Выкормыш ФБР? Нет, слишком много в этих глазах воображения, чтоб принадлежать к этой породе упитанных андроидов. Может, из ЦРУ? Есть эдакая аура палача-интеллектуала. Поди, и топором пришлось поорудовать в дни переворота, хотя кровушки на этих наманикюренных ногтях видно не будет — такой человек отдает приказы, а если что не так, он сразу в сторонке.

318-му вспомнилась одна «коронка» Фредди Берда: «Господин, костюмчик новый — где ты был, когда пахло хреново?»

Вслух он спросил:

— Так что же, мистер Гловер, занесло вас в наши пенаты?

• Предыдущая
• 11/53
• Следующая