Сказки Амаду Кумба - Диоп Бираго - Страница 12

• Предыдущая
• 12/41
• Следующая

— Надо подняться к нему на небо и попросить хорошенько, — может, он и смилостивится.

— Но как до него добраться?

Лёк позвал М’Ботт-жабу, которая скакала неподалеку, и мамашу М’Бонатт-черепаху, высунувшую на шум копчик своего носа. Он опрокинул М’Бонатт на скользкую жабью спину и велел самому младшему из слонов стать мамаше-черепахе на брюхо. На спину самого молодого он поставил слона постарше, а на того, — еще старше, и так всех остальных. Когда старый вожак слонов оказался на самом верху, почти дотянувшись до неба, Лёк легонько толкнул черепаху и — бац! — слоны повалились, запутавшись друг за друга бивнями, лапами и хоботами. Они начали было собирать поломанные бивни, но тут вмешался Лёк.

— Не теряйте времени. — сказал он им, — вы подберете все это потом. Наш добрый бог разрешает вам напиться, поторопитесь!

Слоны долго пили и поливали один другого, а вернувшись, недосчитались двух самых красивых бивней.

— Не ищи, — посоветовал Лёк их хозяину, — господь бог забрал твои бивни в награду за оказанную вам милость.

К середине для Лёк разыскал бородатого лешего Кусса, отдыхавшего в тени тамаринда подле своей дубинки, которая в два раза выше его самого. Тут же стоял Кёль, волшебный калебас изобилия, который наполняется всем, чего у него ни попросишь.

— Ох, дядюшка Кусс, — сказал Лёк, — ну зачем ты отрастил такие длинные волосы и бороду? Как это к тебе не идет!

— Но я не умею сам стричься и у меня нет ножа, — оправдывался бородатый Кусс-леший.

— О, у меня есть прекрасный нож. Если хочешь, дядюшка, я тебя остригу.

Окончив свое дело, Лёк сказал:

— Я брошу все это по дороге, а ты отдыхай, на солнце такая жара.

И Лёк ускакал, запрятав волосы и бороду Кусса-лешего в свой мешок.

Гаинде-лев прохаживался вдоль реки. Он не спускал гневного, жадного взгляда с резвившихся на другом берегу ланей и антилоп. Они будто нарочно дразнили Гаинде, прыгая, катаясь по земле, пощипывая траву. Тут, откуда ни возьмись, появился Лёк и спросил:

— Почему бы тебе, дядюшка, не схватить и не наказать по заслугам кого-нибудь из этих наглецов?

— Да мне вовсе не хочется мочить шкуру.

— Сними ее, а я останусь тут и постерегу. Ты вернешься за нею после охоты.

Лев вылез из шкуры и поплыл к другому берегу. Лёк спрятал шкуру, полил водой место, где она лежала, и прочертил отсюда своим задом мокрый широкий след к реке, а потом закричал что было сил:

— Дядя, дядя Лев! Сюда, сюда! Вода унесла твою шкуру! — С этими словами он прыгнул в реку. Когда лев вернулся, Лёк сказал:

— Я нырнул, но ничего не нашел. Надо подождать, пока спадет вода.

И поскорее ускакал прочь.

Не прошло и трех лун, а Лёк уже явился к царю с обещанным выкупом.

— И как только ему это удалось? — удивлялась вся свита царя.

— Как ты сумел все это добыть? — спросил царь.

— Созови всех, и узнаешь, — ответил заяц.

Леший Кусс не пошел к царю — он посмотрелся в воду и решил, что очень уж он безобразен без бороды и особенно без волос на черепе, который напомнил ему облезлый зад Голо-обезьяны. Но звери бруссы ему говорили, что еще больше сердиты на Лёка Ниэй-слон, Сег-пантера и Гаинде-лев. Все они явились на зов царя и рассказали, как одурачил и обобрал их заяц.

— Ох уж этот Лёк! Ну, погоди же, Лёк! — повторяли они на все лады.

— Да, — заявила Голо-обезьяна, которая никогда не изнемогала от избытка мужества, — не хотела бы я быть сейчас в его шкуре, хотя моя и облезла немножко сзади.

— Лучше ему теперь и не соваться в бруссу, — промолвил один из стариков.

Но когда обиженные еще только собирались его разыскать, Лёк был уже далеко — он скрылся не попрощавшись.

На заброшенной тропинке заяц отыскал наполовину облезшую, дырявую, кишевшую червями шкуру лани и недолго думая вырядился в нее. Сильно хромая и низко опустив голову, он шел по бруссе и повстречался с Буки-гиеной.

— Бедная лань, что с тобой? — жалостливо спросила Буки.

— Увы! — ответила мнимая лань, — я только что повздорила у ручья с Лёком-зайцем. Он протянул ко мне левую лапу и сказал: «Я пущу в ход только левую лапу, потому что не хочу твоей смерти. Но надо тебя наказать». И вот что со мной стало!

Буки рассказала о беде лани Голо-обезьяне, а обезьяна разнесла эту историю по всей бруссе.

Поэтому Лёк до сих пор цел и невредим, его даже побаиваются.

Фен-Ложь росла и уже знала много полезных вещей. Но о многом она еще не ведала — к примеру, о том, что мужчина, а тем более женщина на бога ничуть не похожи. Поэтому она возмущалась и чувствовала себя обездоленной всякий раз, как люди говорили: «Бог Правду любит!» — а это приходилось слышать очень часто. Конечно, некоторые поговаривали, будто ложь бывает очень похожа на правду, но огромное большинство людей в один голос утверждали, что Правда и Ложь — это ночь и день. Вот почему, отправляясь в дальнюю дорогу вместе с Дёг-Правдой, Фен-Ложь сказала своей попутчице:

— Бог тебя любит, и люди, наверное, тоже, поэтому везде, где мы будем останавливаться, говори с ними ты. Если меня где-нибудь узнают, нас плохо примут.

Они пустились в путь ранним утром и шли долго, долго. К середине дня они добрались до одной деревни и зашли в первый дом. Поздоровались, попросили дать им напиться. Хозяйка подала им сомнительной чистоты калебас с тепловатой водой, от которой могло стошнить и страуса. А накормить гостей здесь, видимо, вовсе не собирались, хотя у входа в хижину кипел котелок, полный риса. Путницы растянулись в тени баобаба посреди двора, надеясь на бога, а вернее, на счастливый случай да на возвращение хозяина. Тот вернулся в сумерках и велел жене подать ужни, пригласив к столу и пришелиц.

— У меня ничего нет, — сказала женщина, хотя она не могла съесть одна целый котелок риса.

Муж сильно разгневался. Ему было обидно не за себя, хотя он здорово проголодался, проработав целый день в поле, под жарким солнцем, — а за своих нежданных гостей, которых он не мог принять как подобает настоящему хозяину и вынужден был отпустить с пустыми желудками.

— Разве так поступает хорошая жена? Разве так поступает добрая женщина и примерная хозяйка? — сказал он.

Осмотрительная Фен-Ложь, как и было решено, не промолвила ни слова, но Дёг-Правда не могла молчать. Она чистосердечно сказала, что женщина, достойная называться хозяйкой дома, должна быть гостеприимнее. Кроме того, обед у нес должен быть всегда готов к приходу мужа.

Тут хозяйка взбеленилась и велела мужу вышвырнуть за дверь этих нахальных прохожих, чтобы не лезли к ней с советами и не вмешивались не в свое дело. Она пригрозила, что подымет на ноги всю деревню и сейчас же соберет пожитки и вернется к отцу с матерью! Бедный муж не мыслил себе жизни без жены (хотя бы и такой нерадивой) и без ежедневного обеда, — и не хотел лишиться покоя из-за каких-то двух прохожих, которых он впервые видит и, наверное, никогда больше не встретит. Пришлось ему сказать путницам, чтоб они шли своей дорогой. Верно, эти невежи позабыли, что жизнь хоть и не кус-кус, а тоже без масла никуда не годится! Зачем они вздумали выкладывать все начистоту?

Делать нечего, Фен и Дёг отправились дальше. Шли, шли и наконец пришли к другой деревне. У околицы ребятишки делили упитанного быка, которого они только что закололи. Войдя в дом вождя деревни, Фен и Дёг увидели, как эти дети отдают ему голову и ноги животного со словами: «Вот, получай свою долю».

Но ведь с незапамятных времен во всех деревнях, где живут люди, вождь при дележе сам указывает каждому его долю, а себе выбирает кусок получше!

— Как по-вашему, кто всему голова в этой деревне? — спросил вождь у путниц.

Осторожная Фен-Ложь и рта не раскрыла, а Дёг-Правде, как они и условились, волей-неволей пришлось отвечать.

— Судя по всему, — сказала она, — здесь верховодят дети.

— Ах невежи вы этакие! — рассердился старик. — Уходите прочь из деревни сию же минуту, иначе вам несдобровать!

• Предыдущая
• 12/41
• Следующая