Проклятие вождя - Мэрфи Уоррен - Страница 16

• Предыдущая
• 16/30
• Следующая

Римо заметил, что Уиллингэм держит нож как-то необычно: ногтем большого пальца он крепко прижимал рукоятку ножа к подушечкам остальных пальцев. Ни на Востоке, ни в Западной Европе такого захвата не было. Так не держали ни нож в Париже, ни стилет в Неаполе. Даже при всем разнообразии приемов владения рапирой на американском Западе, большой палец никогда не использовался там в подобном качестве. Хотя именно так и надо держать нож, что бы нанести хороший удар.

Римо увидел, кик нож начал свое движение вверх от дряблого уиллингэмовского живота; едва заметный рывок сказал ему, что в ударе участвует и спина. Уиллингэм хорошенько замахнулся и вдруг на мгновение остановился, словно собираясь с силами, что было вполне логично, если учесть, какая сила требуется, чтобы каменный нож пробил грудину.

— Итак, — произнес Уиллингэм, тело которого напряглось, как готовая распрямиться пружина, — кто тебя послал?

— Белоснежка и семь гномов. Или лучше — гномиков?

— Мы сейчас покалечим Валери.

— Неужели вы поступите так со своим референтом?

— Ради моего Уктута я готов на все!

— Почему вы называете его Уктут? Что означает это слово?

— Это не настоящее имя камня — так его называют обычные люди. Мы начинаем пытать Валери.

— Хорошо. Только начните, пожалуйста, со рта.

Каменный нож вздрогнул и начал медленно опускаться. Удар был точен, вот только жертва оказалась непослушной. Впервые с тех пор, как люди племени актатль начали служить великому камню, нож угодил в сам камень.

Римо рванул ноги на себя, увлекая за собой одетых в перья мужчин, а затем, нацелив каблуки им в грудь, с силой выпрямил колени. Из глоток фонтаном хлынула кровь, извергая наружу кусочки легких. Те, кто держали ему руки, вдруг перелетели через него, и Римо встал на ноги. Тогда-то нож племени актатль и совершил святотатство, ударив Уктут, камень, которому служил.

Тем временем Римо большими пальцами обеих рук ударил по мягким вискам жрецов, державших Валери. Те умерли мгновенно, не успев даже пошевелиться, — теперь они тупо смотрели перед собой, погружаясь в вечность; их мозг отключился прямо в процессе мышления — они не успели додумать даже свою последнюю мысль.

Те же, которые только что держали за руки Римо, все еще пребывали в полубессознательном состоянии, ползая по полу и пытаясь подняться на ноги. Римо сломал одному из них позвоночник, и тот, внезапно прекратив ползать, распластался на полу. Ноги перестали его слушаться, а скоро отказал и мозг.

Второго Римо уложил сильным щелчком в лоб. Сам щелчок не убивал — он был рассчитан на то, чтобы образовавшиеся в результате осколки черепа врезались в передние доли мозга. Так можно было убить человека, не запачкав рук.

Римо вытер ладони о накидки из золотистых перьев и вдруг заметил, что узелки, связывающие перья, весьма необычны. Он никогда прежде не встречал таких, хотя сам кое-что смыслил в узлах.

Валери тем временем пыталась выплюнуть перья изо рта. Потом закашлялась, начала отряхиваться, затем вновь принялась выплевывать перья.

— Ублюдки чертовы, — тихо выругалась она.

Римо подошел к Уиллингэму. Тот стоял, облокотившись о камень, словно с ним случился сердечный приступ. Щекой он прижимался к изображенной на рисунке птице, накидка из перьев была плотно запахнута на груди.

— Эй, — позвал его Римо. — Вот теперь мы можем поговорить.

— Я своей собственной рукой осквернил Уктут, — простонал Уиллингэм.

— Давайте начнем сначала, — сказал Римо. — Значит, этот камень и есть Уктут, так?

— В этом камне вся жизнь моего отца и многих поколений до него. Этот камень и есть мой народ. Мой народ разнолик, в нем — представители разных народов и рас, потому что вы не позволили нам сохранить наш исконный цвет кожи, наши волосы, наши глаза. Но наши души те же, и заключены они в необъятной силе нашего прекрасного бога, который бессмертен и вечно оберегает наш народ, усердно служащий ему.

— Вы говорите об этом куске скалы?

— Я говорю о нем, а он — это мы.

— Хорошо. Итак, этот камень священен, а вы — народ племени актатль, который ему поклоняется.

— Поклоняется? Вы говорите об этом так, словно речь идет о зажигании свечи или о плотском воздержании. Невозможно понять, что такое вера, пока не принесешь в жертву ей всю свою жизнь!

— Хорошо-хорошо. Но пойдем дальше. Итак, мы знаем, что вы убили конгрессмена и миссис Делфин. Мне только непонятно, почему вы мне раньше не попадались.

— Просто вы не знали о нашем существовании.

— Вот вы постоянно говорите о другом цвете кожи, о разных обличьях. Что вы имеете в виду?

— Вы не позволили нам сохранить наш цвет кожи. Если бы у меня была бронзовая кожа и высокие скулы, как когда-то у племени актатль, разве бы я стал директором этого музея? Разве Де Сан и Де Панола смогли бы достичь высоких генеральских званий в армиях Франции и Испании?

— Они что, тоже актатль?

— Да. — Уиллингэм посмотрел мимо Римо на тела, лежавшие на полу, и голос его зазвучал глухо, словно эхо: — Они тоже пришли со мной.

— Боюсь, теперь они утратили былые регалии, — заметил Римо, глядя на неподвижные тела, безжизненные, как недоеденная фасоль.

— Разве могли бы мы открыто поклоняться нашему драгоценному и внушающему трепет камню в вашем обществе? У вас людям не разрешено поклоняться камням.

— Полагаю, в таком случае, что вы никогда не были в Ватикане, или у Стены плача, или в Мекке.

— Все это лишь символы. Поклоняются не собственно им. А мы почитаем этот камень как бога, и в вашем обществе нам ни за что бы не позволили любить его и служить ему так, как принято у нас.

— А много вас, представителей племени актатль?

— Достаточно, — ответил Уиллингэм. — Нас всегда было достаточное количество. Но мы совершили ошибку.

— Да?

— Не выяснили, кто вы такой.

— Я наемный убийца из дружественного вам сообщества.

— Они найдут и уничтожат вас. Руки-ноги вам пообрывают. Сотрут вас с лица земли. Потому что мы, народ племени актатль, прошли через все испытания; мы сильны, многочисленны и хорошо законспирированы.

— И к тому же нежные, как одуванчики, — произнес Римо.

Вдруг он заметил, как между нижними зубами Уиллингэма показалась кровь, угрожая перелиться через губу.

— Мы выживем, — сказал Уиллингэм, — как жили на протяжении пятисот лет. — С этими словами он улыбнулся, изо рта его потоком хлынула кровь, и одеяние из желтых перьев соскользнула у него с плеч. Под сердцем у него торчала рукоятка каменного ножа. Однако Уиллингэм, так умело вырывавший сердца у других, на этот раз промахнулся и теперь истекал кровью.

— Боюсь, у меня для вас плохие новости, — сказал Римо. — Я принадлежу к дому, которому более тысячи лет. Когда вы, племя актатль, еще пользовались каменным топором, Дом Синанджу уже существовал. Еще не построили Рим, а Дом Синанджу уже стоял. Дом Синанджу был еще до того, как евреи начали свои странствия по пустыне.

— Вы что, тоже рядились в одежды других, чтобы выжить? — прошептал Уиллингэм.

— Нет, — ответил Римо.

— А-а-а, — крикнул тогда Уиллингэм. — Мы обречены!

— Надеюсь. А теперь отвечайте, где ваш штаб?

И тогда Уиллингэм улыбнулся предсмертной улыбкой.

— Нет, мы не обречены. Спасибо, что вы мне дали это понять. — Уиллингэм умер. Он лежал в луже крови и перьев, словно гусь, подстреленный с близкого расстояния из двух стволов.

— А ведь вы готовы были разрешить им изуродовать меня, — заметила Валери, выплевывая последний перья.

— Только ваш ротик.

— Все мужчины — мерзавцы! — воскликнула Валери.

— Тсс, — произнес Римо. — Нам надо отсюда выбраться.

— Вы правы, черт вас возьми! Я сейчас вызову полицию.

— Боюсь, что нет. — И Римо надавил ей на какую-то точку с левой стороны шеи. Она попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь какой-то клекот.

Римо увел ее из зала. Снаружи под висящей на стене картиной он обнаружил выключатель, приводящий в ход металлические жалюзи. Щелчок, удар — они встали на место, после чего он закрыл дверь, ведущую в зал. А на двери повесил табличку, которую снял с ближайшего туалета. «Закрыто на ремонт».

• Предыдущая
• 16/30
• Следующая