Гены-убийцы - Мэрфи Уоррен - Страница 17
- Предыдущая
- 17/34
- Следующая
У нее на глазах люди отчаянно жестикулировали. По глубокому убеждению миссис Тьюмалти, итальяшек можно было отличить от евреев только по именам. Да это и не нужно.
С точки зрения миссис Тьюмалти, страну заполонили неамериканцы. К ним она относила и протестантов-янки, в которых тоже усматривала мало истинно американского.
Имелись у нее жалобы и на католическую церковь, где было слишком много итальяшек. Священники-итальянцы всегда казались ей ненастоящими. По разумению миссис Тьюмалти, терпимость и взаимопонимание заключались в том, чтобы удостоить беседой людей, чьи родители приехали из Корка или Майо, не лучших среди графств Ирландии, даже если это давалось ей через силу.
Ведь родители этих людей — ей это доподлинно известно — держали на кухне кур!
Когда всех сковал ужас перед людоедами, когда пошли разговоры об изменениях в человеческом организме из-за хромосом или еще чего-то, миссис Тьюмалти сразу смекнула, что телевидение водит всех за нос.
Иностранцы всегда так поступают! Разве не об этом она всегда твердила?
Иностранцы с крючковатыми носами. Смуглые иностранцы. Даже светловолосые шведы — самые отъявленные дегенераты, каких только носит земля.
Однако непобедимый соблазн выманил миссис Тьюмалти из окружения достойных соседей по Саут-энду и заставил ступить на враждебную территорию.
Прошел слух, что кое-какая информация может принести немалые денежки.
Слухи — вот единственное, что свободно перемещалось среди разных народностей, населяющих Бостон. Слухи о том, что сообщившему о месте, где спрятан украденный сейф, назначена награда. Слухи, будто счастливчик, купивший розовый «линкольн-континентал» последней модели, огребет пять тысяч долларов. Слухи, будто за информацию о скрывающемся убийце местного ростовщика обещано пятьсот долларов. Слухи служили в Бостоне тем барабаном-тамтамом, который сплачивал разрозненные племена, населившие город.
В тот день по Бостону пронесся слух, что обещана уйма денег за раненного мужчину, тяжело раненного, почти как жертва человека-людоеда, доктора Шийлы Файнберг — еще одной иностранки.
Насчет этого раненого миссис Тьюмалти было известно все. Накануне тщедушный старикан-китаец притащил в ее дом молодого окровавленного мужчину. Сделал он это как-то странно: глядя на китаезу, трудно было себе представить, чтобы у него хватило силенок приподнять с земли крупную картофелину, однако раненого он нес на плече, как младенца, небрежно поддерживая рукой. Раненый стонал. На старом китайце была смешная одежда.
Он сказал миссис Тьюмалти, что увидел на ее двери объявление о сдаче квартиры.
Миссис Тьюмалги сказала, что ей не нужны неприятности, но старый китаец с несколькими седыми волосками вместо бороды все равно добился своего.
Конечно, он хорошо заплатил, причем вперед, однако вскоре он занялся своими сильно пахнущими травами.
Тут-то и коренилось самое странное. Раненый был при смерти, когда его приволок к ней этот иностранец. Вечером он не мог произнести внятно и двух слов. К утру у него открылись глаза. Его рана заживала гораздо быстрее, чем у нормального человека.
Миссис Тьюмалти осведомилась, не занимаются ли в ее доме черной магией. Однако слишком настаивать не решилась: жильцы с последнего этажа хорошо ей заплатили.
Правда, вонь оттуда шла нестерпимая. Она увеличила цену, сославшись на необходимость впоследствии чистить занавески и прочее, чтобы вывести запах. Не проходило дня, чтобы она не пыталась заглянуть в квартиру, но старому китайцу неизменно удавалось загородить ей обзор. Впрочем, она заметила там пузырящиеся горшки. Она знала, что в квартире происходит нечто странное, потому что видела, что представляла собой шея раненого в первый день. Когда китаец нес его по ступенькам, как спящего ребенка, это была не шея, а сплошное кровавое месиво. Спустя два дня ей удалось снова увидеть его шею — теперь на ней виднелся разве что старый ожог. Миссис Тьюмалти знала, что так быстро раны не заживают.
Она упорно подслушивала у дверей. Сперва ей просто хотелось узнать, что там происходит, потому что вокруг только и говорят, что об извращениях и безумном сексе. Китаец чаще всего пользовался какой-то своей абракадаброй, но иногда переходил на обычный, цивилизованный английский язык. Она подслушала, как он говорил раненому, что его сердце должно делать одно, селезенка другое, печень третье, как будто человек в состоянии подчинить организм своей воле.
Была фраза, которую он повторял все время: «Боль никогда не убивает. Она — признак жизни».
Очень странно! Раненый отвечал, и китаец опять переходил на свой китайский.
Может статься, ее раненый и есть тот самый человек, за которого, судя по слухам, сулят такой большой выкуп?
Именно этот вопрос задала Беатрис Мэри-Эллен Тьюмалти иностранцу с черными иностранными усиками. Для встречи с ним она и явилась в этот проклятый итальянский квартал. Во время разговора она изо всех сил прижимала к животу сумочку.
Кто знает, на какие сексуальные безумства способны эти мужчины, когда их собственные женщины после двадцати становятся жирными и усатыми? Самой миссис Тьюмалти было уже пятьдесят три, и для нее не составляло секрета, что и она с возрастом не похудела, но в свое время она была красоткой, и следы былого сохранились до сих пор.
— Миссис Тьюмалти, — сказал человек, ради которого она забралась в Норт-энд, — вы сослужили самой себе добрую службу. Думаю, это тот самый человек, из-за которого город потерял покой. Мы надеемся, что вы не станете распространяться об этом другим.
Он извлек из кармана толстую пачку двадцатидолларовых банкнот. «Святые угодники!» — подумала миссис Тьюмалти. Усатый отделил от пачки первую купюру. У миссис Тьюмалти разгорелись глаза. Две, три, четыре, пять...
Купюры были такие новенькие, свеженькие, так ладно ложились одна на другую! Рука снова принялась отсчитывать купюры. Шесть, семь, восемь, девять, десять. Неужели он никогда не остановится?
У миссис Тьюмалти помутилось в глазах от восторга. Когда на столе перед ней выросла стопка из двадцати хрустящих купюр, она испустила радостный вопль.
— А теперь окажите нам небольшую услугу, — сказал усатый.
— Все, что угодно! — пообещала миссис Тьюмалти, пребывавшая в расслабленном состоянии теперь, когда свежие хрустящие купюры перекочевали в ее сумочку.
— Прошу вас, наведайтесь вот по этому адресу. Там вы повстречаетесь с Джеймсом Галлаханом из Федерального бюро расследований. Вам ничего не угрожает. Просто расскажите ему то же самое, что рассказали мне.
— Непременно, — ответила она, в порыве благодарности вскочила со стула и поцеловала усатому руку, поскольку ей было известно, что у итальянцев так принято. Словно он кардинал или еще почище.
Она догадывалась, что для своего народа этот человек все равно, что кардинал. Лидер общины, уважаемый гражданин, которому она выказывает должное почтение.
Охрана прервала акт поклонения руке. Уходя, миссис Тьюмалти поклялась благодетелю в вечной преданности.
Так судьба свела ее с Сальваторе Бензини, по прозвищу «Бензин». Прозвищем он был обязан не только фамилии, но и тому обстоятельству, что любил устранять несправедливость и разрешать споры с помощью бензина. Он выливал его и поджигал. Иногда он поступал так с постройками, иногда — с людьми, отказывающимися от сотрудничества.
Впрочем, таким он был в молодости. Теперь ему редко приходилось подносить к кому-либо спичку или плескать бензином в салон машины. Теперь он стал разумным, уважаемым человеком.
Он позвонил в местное отделение ФБР, Джеймсу Галлахану. Он отлично знал, что телефон прослушивается. Ему доносили, что прослушивается любая контора ФБР. Кроме того, осторожность подсказывала ему, что эти люди записывают голоса звонящих.
— Так, — начал Сал Бензини разговор. — Мы нашли того, кто тебе нужен. Может, теперь немного ослабишь хватку?
— Ты уверен, что это он?
— У тебя скоро будет посетительница. Не знаю, у скольких человек в Бостоне разорвали за последнюю неделю животы и глотки, но этому парню здорово досталось, Галлахан. Так что теперь уйди с нашей дороги, о'кей?
- Предыдущая
- 17/34
- Следующая
