Гены-убийцы - Мэрфи Уоррен - Страница 16

• Предыдущая
• 16/34
• Следующая

Пам Весткотт жила неподалеку от Бикон-Хилл. Она предупредила Галлахана, что не сможет поделиться с ним своим открытием, пока из него не выветрится алкоголь.

Не даст ли она ему чего-нибудь пожевать? Скажем, картофельных чипсов. Однако у нее в доме ничего съестного не оказалось.

— Чтобы у тебя — и не было картофельных чипсов?

— Они мне больше не нравятся.

— Не могу в это поверить.

— Придется поверить, Галлахан. Я покажу тебе кое-что посущественнее картофельных чипсов.

— Тебе что, неинтересно узнать про хромосомные убийства? Я приготовил для тебя лакомые сведения. Мы отдаем город на растерзание людоеду. Приказ сматывать удочки пришел сегодня, когда в двух противоположных концах города погибли еще двое. Причем почти в одно и то же время. Эта тварь перемещается с невероятной скоростью.

— Ты все увидишь, — сказала Пам.

Когда истекли оговоренные два с половиной часа, она предложила ему какое-то питье. Галлахану захотелось узнать, чем его угощают.

— Витамин, — сказала она.

— Я этого не пью, — сказал он.

Бурый напиток был похож на протухший желатин. Она подала его в старом сосуде для взбивания коктейлей, в каких продают густой соус с мелкими креветками. Этими сосудами, судя по их виду, неоднократно пользовались как стаканами. Она достала его из ящика из нержавеющей стали, укрепленного на стене в кухне.

— Я не стану пить эту дрянь даже под дулом револьвера, — сказал Галлахан.

— На другое я и не надеялась.

— Умница. Эта бурда выглядит подозрительнее, чем цианистый калий.

Пам Весткотт улыбнулась и повалила Галлахана на кровать. Изнасилование, подумал он. Конечно, это невозможно, учитывая его отношение к Пам Весткотт. Женщина не имеет шансов изнасиловать мужчину, не пришедшего в возбуждение. Особенно верно это было в отношении Джима Галлахана, не приходившего в сильное возбуждение с тех самых пор, когда он увидел счет за лечение своего младшего ребенка.

Он оттолкнул ее — несильно, просто чтобы отвязалась. Однако она даже не пошевельнулась. Он поднажал. Мисс Весткотт держала его одной рукой.

Погоди, подумал он, я, конечно, вот-вот разменяю шестой десяток и пребываю далеко не в лучшей форме, но уж репортера из бостонской «Таймс» оттолкнуть могу. Особенно когда она держит меня одной рукой, сжимая во второй стакан.

В следующее мгновение свободная рука репортерши схватила его за нос. У него перехватило дыхание. Женщина справлялась с ним играючи. Он попытался двинуть ее как следует, но не смог пошевелить даже пальцем. Тогда он врезал ей коленом промеж ног. Это была борьба не на жизнь, а на смерть.

Удар попал в цель, но она только застонала и не ослабила хватку.

Джим Галлахан разинул рот, испугавшись, что задохнется, и ему в глотку палилась коричневая гадость. Вкусом она походила на отвратительную тухлятину. Его затошнило, но рот был зажат, и ему пришлось проглотить рвоту.

Его голова тряслась, словно болталась на веревке. Веревка становилась все длиннее, а голова дергалась все отчаяннее.

Он оказался в кромешной темноте. Раздался отцовский голос, умолявший его остаться, потом к нему присоединился голос матери. Через некоторое время он очнулся от нестерпимой рези в глазах. Кто-то светил ему прямо в лицо.

— Выключите свет, — пробормотал он.

Он чувствовал жажду и сильный голод. В желудке было пусто. Рядом с ним сидела мурлычущая Пам Весткотт. Он обнюхал ее. Ее запах вернул ему уверенность. Зато его собственная одежда пахла отвратительно. Это был странный запах, от которого голод делался нестерпимым.

— У тебя найдется перекусить? — спросил он.

— Как насчет мартини?

Галлахан вздрогнул. Потом он потянулся и зевнул. Пам Весткотт лизнула его в лицо.

— У меня есть кое-что, что тебе понравится. Я на минутку, котенок.

Галлахан упруго сел. Да, он испытывал голод. Но при этом чувствовал себя полным жизненных сил, как никогда. До него дошло, что с того дня, когда он поступил на работу в ФБР, он ни на минуту не забывал о Бюро.

Сейчас же с ним происходило небывалое: ему было совершенно наплевать на ФБР и чувствовал он себя при этом изумительно.

Его не волновало, вернется ли он в ФБР. Карабканье по служебной лестнице мигом утратило смысл.

Смысл был в еде. В безопасности. В спаривании, если только он учует соответствующий запах.

Скоро до него донесся восхитительный аромат, и он узнал угощение, еще не видя его: лакомые внутренности ягненка с кровью.

Он сожрал угощение и облизал руки. Насытившись, он заметил улыбку Пам Весткотт. Его ноздри уловили соблазнительный запах, и он понял, что от него требуется.

Впрочем, они занялись этим в спальне, как люди.

В последующие дни он часто вспоминал шутку насчет того, что, побыв негром субботним вечером, белый не захочет снова становиться белым. Что ж, теперь вечер субботы наступал для него каждый вечер и каждое утро. У него были потребности, которые он удовлетворял; потом все повторялось по кругу.

Самая главная разница по сравнению с прошлым была в том, что он перестал волноваться. Иногда он становился злым, иногда пугался, однако не переживал страх в воображении и поэтому был спокоен.

Смерть это смерть. Жизнь это жизнь. Еда это еда. Вернувшись домой после Пам Весткотт, он не пожелал остаться с семьей. Младший сынишка расплакался у него на глазах, однако самым странным было то, что это взволновало его куда меньше, чем если бы в его присутствии обидели животное.

Его не посетили никакие чувства.

Более того, ему было совершенно непонятно, что так огорчает сына. Мать обеспечит ему еду и кров. Зачем же мальчишка цепляется за его рукав?

Джим Галлахан отвесил малышу затрещину, от которой тот пулей отлетел в противоположный угол.

Потом он неслышно покинул дом и отправился на работу. Там он взялся за дело с небывалым рвением. Ему было необходимо найти раненого белого с разодранным животом.

Проверить все больницы, всех до одного врачей! Таков был его приказ подчиненным. Ему нужен этот тип, молодой белый, темноглазый брюнет с толстыми запястьями.

— Сэр, какое преступление он совершил?

— Делайте, что вам велят, — отрезал Галлахан.

Ему было невмоготу находиться вблизи этих людей. Но Пам научила его одному фокусу. Когда становится невтерпеж, надо сожрать гамбургер или бифштекс с кровью, печень или почки. Тогда перестаешь испытывать голод по человечьему мясу. Тревожиться здесь совершенно не о чем, потому что скоро в его распоряжении будет сколько угодно человечины.

Джим Галлахан знал, что так оно и будет. Ведь теперь у него был предводитель, превосходивший могуществом самого Эдгара Гувера.

Ее звали Шийла. Это она хотела получить парня живым.

— Он ранен и, возможно, помещен на днях в больницу, — сказал Галлахан.

Он узнал это от Шийлы Файнберг.

— Не очень-то надежная ниточка, — сказал один из людей Галлахана.

— Бросьте все и найдите мне этого типа, — приказал Галлахан.

— Слушаюсь, сэр. У меня плохо завязан галстук?

— Нет. — Галлахан открыл ящик, где лежала сырая печень. — Все вон!

На улице один его подчиненный спросил у остальных:

— Он действительно зарычал или мне показалось?

Миссис Тьюмалти стала обладательницей сногсшибательной новости. Она не собиралась расставаться с ней прямо в Саут-энде, растрезвонив все через забор ради удовольствия миссис Гроган или миссис Флагерти. Ее путь лежал в Норт-энд.

Если считать Бостон американским плавильным котлом национальностей, то это котел со множеством внутренних перегородок, как Европа с ее границами. В Саут-энде проживают ирландцы, в Норт-энде — итальянцы, в Роксбери — негры. Перемешивание обеспечивается только благодаря судебным решениям о сквозных автобусных маршрутах и происходит вопреки воле жителей.

Миссис Тьюмалти быстро шагала по Норт-энду, морщась от странных запахов еды и косясь на вывески с длинными именами, оканчивающимися на гласные. Воображение подсказывало ей, что за витринами вовсю занимаются сексом. В сумках и внутренних карманах встречных ей чудились кинжалы.

• Предыдущая
• 16/34
• Следующая