Финита ля комедиа - Мельникова Ирина Александровна - Страница 41

• Предыдущая
• 41/72
• Следующая

– Это точно, – поддакнул, пригорюнившись, Шулевич.

– Тебя матушка Васьки хорошо знает?

– Да чуть ли не за родню считает! – улыбнулся Сашка.

– Ну и чудесно! – потер ладони Тартищев. – Это нам и требуется. Сегодня вечерком прибежишь к ней и отдашь ей узелок с фальшивыми побрякушками. Постарайся выглядеть испуганным, озирайся, заикайся... Словом, сыграй так, чтоб она ни о чем не догадалась. Шепни ей, дескать, Василий велел передать узелок с драгоценностями и запрятать непременно там, где он схоронил бриллианты. За ним следит полиция, поэтому прислал тебя. Отдашь узелок и сразу же уходи. – Тартищев окинул Шулевича строгим взглядом. – Справишься, Александр, с поручением? Не испугаешься?

– Да вроде нечего пугаться? – удивился Сашка. – Исполню все в самом лучшем виде!

Через час посланный по лавкам Корнеев раздобыл десятка два «драгоценностей»: серьги, кольца с цветными «камнями», толстые цепочки и браслеты, сиявшие гораздо ярче настоящего золота, и прочие побрякушки, рассчитанные на незатейливый вкус простого люда. Шулевич завязал их в грязный носовой платок и помчался в слободу. Алексей следовал за ним на некотором удалении, но не выпускал из виду. Парень оказался шустрым и быстрым на ногу. Чувствовалось, что ему очень понравилось доверие Тартищева, и он действительно старался исполнить его поручение самым наилучшим образом.

Пожилая, неряшливо одетая женщина встретила его в воротах. Судя по жестам, встревожилась и некоторое время о чем-то расспрашивала Сашку. И он, приплясывая на месте от нетерпения, принялся что-то пояснять ей в ответ, сильно жестикулируя и то и дело оглядываясь по сторонам. Дважды он весьма недвусмысленно изобразил на пальцах тюремную решетку, отчего матушка Теофилова и вовсе схватилась за голову и, закрыв за Сашкой ворота, бросилась в дом. Еврейчик, заложив руки в карманы обтрепанных штанов, отправился в обратный путь. Теперь он шел не спеша, поглядывая окрест с чувством исполненного долга и насвистывая веселый мотивчик.

Позже Алексей узнал, что Тартищев остался доволен Сашкой, заплатил ему двадцать рублей и пообещал устроить в часовой магазин приказчиком. Но Шулевич, войдя во вкус розыскного дела, упросил его оставить при сыскной полиции. Поначалу служил простым курьером, но впоследствии из него получился вполне толковый агент, который весьма удачно работал по розыску пропавших собак, кошек и украденного из дворов и чердаков белья...

Алексей выбрал себе позицию в кустах за забором, окружающим домишко, и стал ждать. К вечеру похолодало, к тому же он сильно проголодался, и так, не попадая зуб на зуб от холода и больше всего мечтая о горячем обеде, он провел в кустах еще два часа, но женщина так и не появилась на подворье. И он уже стал беспокоиться, не спрятано ли ожерелье где-нибудь в доме. Но стоило опуститься сумеркам, маменька Теофилова появилась на крыльце. Обвела двор настороженным взглядом, затем подошла к воротам, выглянула наружу и постояла некоторое время прислушиваясь. Потом поплелась к дровяному сарайчику, вернулась с лопатой и, так же шаркая ногами, потащилась к колодцу. Поковырялась лопатой у подножия колодезного сруба и вытащила небольшую жестяную коробку, похоже, из-под печенья. Вновь оглянувшись по сторонам, быстро затолкала в нее узелок Шулевича и вернула коробку на прежнее место. Притащила от сарая охапку соломы, затрусила ею землю возле колодца и после этого, оставив лопату в сарайчике, скрылась в доме.

Алексей вернулся на Тобольскую в самый интересный момент. Агенты Черненко и Гвоздев доставили в отделение Теофилова. Мошенник был крайне напуган и при задержании признался, что даже не мог себе представить, что его столь быстро отыщут. По его словам, на этот раз он предпринял небывалые досель меры предосторожности, и надо же, буквально на третий день уже сидел в арестантской, дожидаясь допроса.

Допрос Теофилова решил провести сам Тартищев. Он велел присутствовать на нем Алексею, предварительно сообщив, что Зараев-младший наконец-то вышел из забытья. Иван, который чувствовал себя несравненно легче, и, хотя еще не расстался с повязкой на голове, вызвался взять у актера показания по поводу событий, случившихся в гостинице «Эдем». Корнеев же занимался разработкой ближайшего окружения Курбатова, стремясь узнать, каким образом подобный скромник и недотепа сумел вскружить голову красавице Каневской до такой степени, что она согласилась на интимное свидание в отдельном номере.

Что касается ожерелья, то Тартищев распорядился провести обыск в доме маменьки Теофилова рано утром, на рассвете, чтобы захватить ее врасплох. Вполне вероятно, к этому времени кое-что прояснится не только с Зараевым, но и с Теофиловым...

Теофилов, пережив первый испуг, в кабинет вошел уверенно и поздоровался с вызовом. И Тартищев этот вызов принял. Взгляд его посуровел, а в голосе зазвучали металлические нотки. Он жестом показал Теофилову на стул. Глянув исподлобья, некоторое время помолчал, словно изучая сидящего перед ним человека. Затем сменил позу. Теперь он сидел вполоборота, поэтому взгляд его шел несколько в сторону от преступника, отчего тот принялся нервно ерзать на стуле, инстинктивно пытаясь поймать ускользающий от него взор сыщика. Говорил Федор Михайлович медленно, будто цедил каждый звук сквозь зубы. Теофилов же суетился, теребил пальцами обшлага... И ответы давал торопливые, хотя и не отступал от своей версии случившегося...

– Я тебе, мой милый друг Василий, сразу же сообщу одну неприятную весть, – произнес лениво Тартищев. – Мы знаем, где твоя матушка хоронит ожерелье, которое ты снял с актрисы Каневской. Учти, будешь запираться, маменьке твоей тоже не сдобровать. Ты что ж, желаешь, чтоб она остаток жизни в остроге провела? – Тартищев окинул равнодушным взглядом напрягшегося Теофилова и вновь увел его в сторону. – Мы знаем, что ты ушел из номера, в котором прикончил свои жертвы, в калошах убитого тобой господина Курбатова Константина Сергеевича. Ты, видимо, братец, забыл, что на твоих калошах, которые ты оставил в пятом номере, пометочка есть особая, твои инициалы «Т.В.». Но эти калоши со столь замечательными буковками уже однозначно опознали. Твой приятель Аксенов, в первую очередь, и его ученик Шулевич. А в чулане любезной твоей матушки, вдобавок ко всему, обнаружили еще одни калоши, но с буквой К на заднике. В приемной же поджидает извозчик, к которому ты сел возле гостиницы. Он тебя очень хорошо запомнил еще и потому, что за проезд ты не расплатился. – Тартищев окинул Теофилова насмешливым взглядом. – Чуешь, Василий, к чему я подбираюсь?

Тот нервно заерзал на стуле и опустил голову. Федор Михайлович многозначительно посмотрел на Алексея и продолжал в том же тоне:

– Если и этого мало, сударь мой, то сообщаю, мы нашли портсигар, который ты оставил в этом экипаже, когда добирался на Покровку. Этот портсигар принадлежал убитому, но, кроме следов его пальцев, на нем обнаружили и твои пальчики, Вася! Так что, сколько бы ты ни запирался, твоя песенка спета! – Тартищев оперся ладонями о столешницу и пристально посмотрел на Теофилова. – Одно хочу знать! Душа у тебя мелкого жулика, но не убийцы. Зачем на мокрое дело пошел? Или кто надоумил? Посулил большие деньги? На что ты позарился, Василий? Или раньше срока решил под кресты загреметь? Ведь за подобное убийство одна дорога тебе – в петлю!

– Зря вы так, господин начальник! – Василий отчаянно покраснел, а глаза его заблестели. – Вроде все правильно говорите. За подобное дело петли мало. Только не по мне она плачет. Другой их кто-то укокошил, а меня же очень ловко подвел под монастырь. Судите сами, как Васька Теофилов в силки попал. А все потому, что загордился изрядно, по пьяни в кабаке шибко хвастался, что не родился еще человек, кто бы меня провести сумел. Оказывается, и на старуху бывает проруха. Обставили меня по всем статьям, как сопливого младенца...

– Ну, так рассказывай все по совести, – Тартищев посмотрел на часы и зевнул. – Впрочем, дело твое. Мы и так все знаем. Просто хотелось тебе помочь. Сам знаешь, чистосердечное признание...

• Предыдущая
• 41/72
• Следующая